Проблема нравственного выбора характерна для всего творчества В. Быкова. Скорее всего, что как фронтовик, он мог наблюдать подобные ситуации, именно поэтому так тонко передает он мысли и действия человека, оказавшегося “на распутье”.
Поэтому людей, не поддавшихся обстоятельствам, имеющих нравственный стержень, он ставит на пьедестал. Например, в повести “Сотников”.
Отряд окружен немцами. Партизаны голодают и мерзнут на болоте. Без пищи они обречены. Рыбаку и Сотникову приказано добыть еды.
Глубокой ночью они уходят на
Рыбак советует больному товарищу вернуться в отряд. Тот отказывается: “все эти дни он был голоден и ему хотелось погреться в домашнем тепле”. Тогда Рыбак предлагает ему вафельное полотенце, чтобы обмотать простуженное горло, и становится теплее. Мы невольно начинаем проникаться симпатией к бывшему старшине Рыбаку.
Нам трудно представить, что, спустя несколько глав, Рыбак будет уже другим человеком.
Писатель, будто нейрохирург, постепенно и осторожно раскрывает нам своих героев. Наверное, своеобразным апогеем повествования становится сцена в доме старосты, когда уважение к хватке Рыбака, да и к его житейской морали – максимальное. А сам Сотников предстает далеко не добрым человеком:
– Что, отпускаешь? – сипло спросил Сотников, когда они вдвоем остались посреди двора.
-А, черт с ним.
Сотников полагал, что Рыбак, после того как отберет овцу старосты, расстреляет его, как пособника фашистов. Он не мог сочувствовать человеку, который согласился на службу у немцев. Однако Рыбак “не любил причинять людям зло – обижать невзначай или с умыслом”.
Еще один эпизод с женщиной, которая колет дрова у своей избы. Сотников, ссутулясь, уныло ожидал под стеной. А Рыбак закинул за спину карабин и, взявшись за топорище, нарубил ей дров.
Однако нравственные испытания все более усложняются. Сотникова ранят в перестрелке с полицаями. Сначала Рыбак обрадовался, что оторвался от преследователей.
Их задержал Сотников своим карабином. И все же Рыбак “вдруг отчетливо понял, что уходить нельзя. Как можно столько силы тратить на эту проклятую овцу, если там оставался товарищ?”.
И он, стараясь не рассуждать больше, быстрым шагом двинулся по своему следу назад. Для него это был трудный выбор.
Сотникова же страшило другое: “стать для других обузой” или попасть в руки полицаев. Он уже выбирает смерть. Василь Быков подробно описывает, как Сотников стягивает со здоровой ноги “смерзшийся бурок”, чтобы в случае чего “только впереть в подбородок ствол винтовки и пальцем ноги нажать на спуск”. Сотников – из тех, кто не уклоняется и не сворачивает, и хотя последний выбор ему еще только предстоит, он уже живет с ним в душе. Рыбак же жаждет жизни и постоянно ведет борьбу за нее.
Ради жизни он готов на все. Нам импонирует и героическая позиция Сотникова, и страстное желание Рыбака наслаждаться “свободой, простором, ветром в поле”. Здесь герои как бы на равных перед читателем.
Но постепенно отношение к героям начинает меняться. Мысли Рыбака о том, что “страх за свою жизнь – первый шаг на пути к растерянности”, оказались пророческими. Рыбак принес раненого Сотникова в сельскую избу, и здесь бывший старшина в ожидании хозяйки испытывает нравственное раздвоение: “В нем росла злость, хотя злиться вроде и не было на кого.
За время службы в армии в нем появилось пренебрежительное чувство к слабым, болезненным”. Но мы по-прежнему еще верим поступкам Рыбака, а не его мыслям. Хотя постепенно его отчаянное желание выручить Сотникова вытесняется мыслью о том, что смерть его была бы кстати – развязала бы руки, убрала свидетеля с его глупыми принципами.
Сотников же приходит к пониманию, что “надо собрать в себе последние силы, чтобы с достоинством встретить смерть: “Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко дается она человеку, чтобы беззаботно относиться к ее концу”. Это понимание приходит к нему после их ареста полицаями, во время ожидания приговора. Наверное, автор в какой-то степени хотел провести параллель между Сотниковым и Христом. Если один восходил на Голгофу, чтобы быть распятым, то другой поднимался на виселицу.
И последние мысли бывшего комбата перекликаются с заповедью Христа: “Не бойтесь тех, кто способен убить.
Ведь они могут убить только тело, а души погубить они не могут”. Это желание В. Быкова опереться на библейские заповеди проскальзывает и в середине повести, когда герои находились в хате старосты и Рыбак видит черную обложку библии.
В конце концов, слишком принципиален и непонятен становится Сотников для Рыбака. И он, уже став полицаем и получив в качестве награды за измену Родине свою жизнь , мысленно торопит смерть товарища. Дабы ничто больше не напоминало, что есть в мире незыблемые нравственные законы. За мгновение до гибели Сотникова Рыбак просит у него прощение:
– Прости, брат!
– Пошел к черту, – коротко бросил Сотников.
И даже в этой фразе – намек на ад, в котором будет мучиться душа предателя.
Конечно, идеальность всегда требовательна, но в нравственных идеалах заключен вечный свет, как бы они ни были труднодостижимы. Поведение Сотникова подтверждает, что нравственный порядок в мире неизменен.
И все же, в качестве послесловия, хотелось бы добавить, что слишком “книжным”, как мне кажется, получается образ Сотникова. Потому и хочется воскликнуть: “Не верю!”. По сути, идеальный Сотников волей-неволей виноват в гибели многодетной матери Демчихи, “библейского” старосты.
Да и “заблудшей” овцы Рыбака.
Не выполнен и приказ командира. В лесу умирают от голода партизаны.
Задумываясь над превратностями творческой судьбы самого автора, невольно приходишь к выводу, что самому В. Быкову ближе по духу именно Рыбак. Переживания его и поступки выписаны более правдоподобно, будто автор исследовал потаенные уголки именно своей души. И напротив, мысли Сотникова, изложенные писателем, звучат как пропагандистский штамп: “Да, физические способности человека ограничены в своих возможностях, но кто определит возможности его духа?
Кто измерит степень отваги в бою, бесстрашие и твердость перед лицом врага…”.
Василь Быков покинул свою многострадальную родину, Белоруссию, и эмигрировал в Германию, потом в Финляндию.
По-человечески понятно: это материально удобнее и выгоднее. Но как быть с его желанием слыть “совестью нации”, с призывом “не служить у немцев”? Эту двойную мораль вовремя почувствовал писатель Солженицын и вернулся из Америки в Россию.
Говорят, что в любом произведении особенно запоминается последняя фраза. Так и В. Быков в финале повести выводит своего героя из уборной с оправдательными мыслями: “…такова судьба…заплутавшегося на войне человека”.
(2 votes, average: 4.50 out of 5)Нравственная проблематика современной прозы