За XIX в. прочно закрепилось наименование -“золотой век” русской литературы. Означает ли это, что “золотой век” уже позади, что мы его уже опередили и поэтому можем относиться к великому художественному наследию прошлого чуть-чуть снисходительно? Конечно нет!
Там, в XIX в., осталось невероятное богатство, которое нам долго еще предстоит изучать, потому что и сегодня мы еще не постигли в должной мере важнейших уроков классической литературы.
Как известно, русская литература XIX в. отличалась смелой постановкой вечных вопросов человеческого
Для истории общественного сознания России XIX в. характерным было явление, получившее название “литературоцентризм”. Это означало, что именно литература оказалась в центре многих идейных споров, стала выразительницей идеологии, системы взглядов разных общественных и политических движений, определяла направление периодических изданий, выдвигала новые идеалы, формировала ценностные ориентиры, утверждала эстетические и этические нормы и т. д.
Хорошо это или плохо? Всегда ли должна литература выполнять задачи, которые в принципе ей не свойственны? Мы можем сколько угодно спорить по этому поводу, даже упрекать русскую литературу за то, что она оказалась излишне проповеднической, учительской.
Иногда говорят, что благородное желание стать трибуном, проповедником, пророком может привести к навязчивому опекунству, к игнорированию другого мнения, а в конечном счете – нетерпимому отношению к любому инакомыслию. В подобного рода соображениях есть свой резон, но необходимо учитывать, что в исторических условиях русской жизни XIX в., когда практически невозможна была открытая политическая деятельность, только литература оставалась едва ли не единственной “отдушиной”. Вот почему А. И. Герцен, оказавшись в эмиграции, так объяснял особую роль и предназначение русской литературы: “У народа, лишенного общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он может услышать крик своего возмущения и своей совести”.
Об этом же писал и Н. Г. Чернышевский: “Литература у нас пока сосредоточивает почти всю умственную жизнь народа, и потому прямо на ней лежит долг заниматься и такими интересами, которые в других странах перешли уже, так сказать, в специальное заведование других направлений умственной деятельности”.
Обратите внимание на слово пока. Следовательно, даже Чернышевский, горячо отстаивавший мысль о том, что литература есть учебник жизни, признавал, что вовсе не обязательно в ней, в литературе, всегда будет сосредоточена почти вся умственная жизнь народа. Изменится время, изменится и функция литературы. Но пока, в конкретных условиях русской действительности XIX в., писатели с чувством громадной ответственности выполняли ту роль, которая выпала на их долю.
Мы должны быть глубоко благодарны им за то, что в тяжелейших условиях, подвергаясь всевозможным преследованиям, они содействовали пробуждению в людях духовности и великодушия, принципиальности и активного неприятия зла, честности и совестливости, милосердия и порядочности. И, учитывая это, нужно признать, что у Н. А. Некрасова были все основания утверждать в письме ко Льву Толстому в 1856 г.: “В нашем отечестве роль писателя есть прежде всего роль учителя”.
Разумеется, крупный писатель всегда глубоко своеобразен и неповторим, поэтому обобщенные характеристики оказываются зачастую в чем-то приблизительными и неточными. Каждый подлинный художник всегда создает свой мир, руководствуется своими эстетическими убеждениями. Понятно, что мир Льва Толстого решительно не похож на мир Достоевского, что Салтыков-Щедрин воспринимал явления действительности и художественно преобразовывал их совершенно иначе, чем, например, Гончаров.
И все же есть нечто общее, что объединяет лучших писателей XIX в. Это прежде всего ответственность перед своим талантом и перед читателем, чрезвычайно высокое представление о роли литературы и о ее предназначении, смелое художественное новаторство, великие эстетические открытия – все то, что помогло им вписать ярчайшие страницы в историю мирового искусства.
Да, русские писатели во многом отличались друг от друга, нередко не соглашались друг с другом, спорили, полемизировали. Н. Г. Чернышевский в своем романе “Что делать?” отталкивался от тургеневских “Отцов и детей”, а Ф. М. Достоевский в “Преступлении и наказании” и Л. Н. Толстой в “Войне и мире” горячо спорили с Чернышевским. Но ни один из них никогда бы не стал возвеличивать, поэтизировать пошлость, низость, подлость, своекорыстие, эгоизм…
Можно сказать, что у писателей существовала положительная система нравственных и эстетических ценностей. Это и предопределило то внимание, которое, начиная с 60-х гг. прошлого века, стало уделяться русской литературе во всем мире. Известно, что благотворное воздействие русской литературы вообще и русского романа в частности испытали на себе самые разные писатели: братья Т. и Г. Манн, Р. Роллан, Д. Голсуорси, Т. Драйзер, а позже – Э. Хемингуэй, У. Фолкнер, Гарсиа Маркес и многие другие выдающиеся представители гуманистической литературы Запада и Востока; всех перечислить, конечно, невозможно.
Естественно, что особое значение русская литература имела для развития литератур славянских, прежде всего наиболее близкой ей украинской литературы.
Очень благотворными были постоянные взаимосвязи двух литератур – русской и украинской. Речь идет о взаимообогащении, взаимовлиянии, обмене духовными ценностями.
Ивана Франко в свое время очень проницательно заметил, что русские писатели, отстаивавшие высокие идеалы свободы и независимости, ни в коей степени не повинны в злодеяниях царского правительства. Франко называл русских классиков “великими светочами в духовном царстве”.
Светочем в старину называли большую свечу, факел. Мы сейчас так говорим о том, кто провозглашает великие идеи просвещения и свободы, кто освещает путь в будущее всему человечеству. Именно такой была русская классическая литература XIX в.
“Золотой век” русской литературы