Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль.
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.
А. С. Пушкин
Василию Андреевичу Жуковскому по праву принадлежит первое место в допушкинский период развития русской литературы. Среди современников-поэтов он выделился силой и красотой своего художественного дарования, новаторскими начинаниями, масштабом творчества и литературной авторитетностью. На заре XIX века Жуковский покорил читающую Россию “пленительной
Задумчивая и нежная лирическая речь полилась, словно музыкальная мелодия, завораживая своими ритмами, звуками, светлой и тонкой грустью, исходящей из самых глубин человеческой души. Он был поэтом “для немногих”, для тех, кто способен был оценить парение его мыслей и насладиться красотой поэтических строк. Он говорил о тайных узах, скрепляющих землю с небом, людей друг с другом, о своих страданиях, о превратностях судьбы.
В его балладах обитали фантастические существа, черти и ведьмы, призраки, которые угрожали людям и вмешивались в их жизнь, – осе это выглядело необычно по сравнению с предшествующей поэзией.
Обобщая свои размышления об искусстве, Жуковский создал
Романтическую теорию. Он был убежден, что цель искусства –
творчество. Корыстные и тщеславные побуждения не должны руководить писателем. Поэзия должна пробуждать в душе сладостное ощущение красоты. А красота в его понимании – это идеальная истина, которая воспроизводит мир чувств и души человеческой.
Главную ценность наследия романтизма составляет идея единства истины, добра и красоты.
Элегиям и элегическим стихотворениям – принадлежит ведущее место в его творчестве по содержательной наполненности, глубине самовыражения и влиянию этого жанра на другие.
Элегии Жуковского – большие лирические произведения, центром которых оказывается элегическая личность. В его прославленных элегиях “Сельское кладбище”, “Вечер”, в стихотворении элегического тона “Певец” в центре – образ юноши, который “Едва расцвел – и жизнь уж разлюбил” , потому что юное существо оказалось не принятым жизнью: “Здесь пепел безвременно сокрыли…” ; “Придет сюда Альпин в час вечера мечтать над тихой юноши могилой!” ; “И рано встретил он конец, заснул желанным сном могилы…” . Особенность, свойственная романтической поэзии Жуковского, заключается в том, что он разрушил грани между жизнью и смертью своего героя, его бытием и небытием. Юноша-поэт вначале передает впечатления, вызванные сельским кладбищем, а затем как бы видит себя умершим.
Герой живет и не живет одновременно. Его внимание привлекли не прославленные герои отечества, а простые сельские жители . Их судьбы учат его всегда следовать голосу совести и чести, не раболепствовать перед сильными мира сего, не быть жестоким и равнодушным к тем, кто страдает, ценить в жизни отзывчивость, способность сострадать, готовность прийти на помощь нуждающемуся в ней.
Главный интерес Жуковского как романтика вызывают особые переживания, эмоциональные и интеллектуальные: воспоминания, мечты, надежды, сны, а также самое невыразимое, но существующее в душе – мир предчувствий. Ему знакомы все тончайшие оттенки ощущений и эмоций, его чуткое ухо улавливает едва слышные звуки, а глаз подмечает все до мелочей: последний луч зари, блестящую струю в реке, трепет ивы, колыхание тростника, зыбкость лунного блеска. Чувство природы в элегиях Жуковского особенно проникновенно, богато оттенками и философски содержательно. Он различает утреннее и весеннее ” вечернее и многие другие чувства.
Особенного мастерства он достиг в поэтическом изображении вечер , когда природа погружается в “задумчивость”, в “таинственное молчание”, в “дремоту”, а человек, слившись с ней, с умиротворенным сердцем погружается в себя.
Вечернее затишье позволяет чувствительной душе постигать не замеченное за дневными заботами.
Человеческие переживания, которые ввел Жуковский в мир поэзии, полны предчувствий, безотчетного “стремления к бесконечному”, по словам В. Г. Белинского, который особенно ценил это, так как “без стремления к бесконечному нет жизни, нет развития, нет прогресса”.
Элегическое творчество Жуковского создало особый эстетический мир. Его главный отличительный признак – меланхолия, которая состоит из оттенков противоположной эмоциональной тональности и в которой нет ни завершенности, ни определенности. “Меланхолия – это ни горесть, ни радость, а оттенок веселья на сердце печального, оттенок уныния на душе счастливца. Это чувство Жуковский связывал с античностью. “Все сокровища были на земле, все заключалось в земных радостях и все с ними исчезло”, – так воспроизводил Жуковский сознание человека античного времени.
Меланхолия, рожденная таким сознанием, – грустное чувство, вызванное пониманием изменчивости жизни, неверности житейских благ, “предчувствием утраты невозвратимой и неизбежной”.
Но эстетический мир Жуковского богат и другими эстетическими переживаниями. В элегиях – чувство красоты, ведь в воспроизведении ее поэт видел цель искусства. Жуковский различал два типа красоты: “блестящую красоту” солнечного яркого дня, пышного заката – внешнюю красоту – и красоту внутреннюю, без блеска и роскоши красок, но еще более проникновенную. Поэзия его полна романтическим переживанием красоты.
Прекрасному он подбирает синонимы: “очарование”, “обаяние”, “обворожение”, “невыразимое”, “минувших дней очарованье”, “прошли вы, дни очарованья”, “очарованный поток”, “очарованная тишина”.
Романтическое мироощущение поэта и выражается в его элегиях, в этом очаровании. Состоянием очарования, которое вызывают и природа, и собственные воспоминания, мечты, безотчетные стремления, элегическая личность отделена от повседневности. Белинский ценил элегический настрой поэзии Жуковского, чувство неудовлетворенности, порыв к неведомому, лучшему.
В юношеской меланхолической тоске критик видел залог прогресса.
Жуковский воспринял мир, тесно слив его с личным душевным опытом, раздвинув границы словесного искусства, совершив переворот огромного масштаба и значения, определивший последующее направление русской литературы. В. Г. Белинский, подводя итог творчеству поэта, говорил: “Незрим подвиг Жуковского и велико значение его в русской литературе! Его романтическая муза была для дикой степи русской поэзии элевзинскою божнею Цецерою: она дала русской поэзии душу и сердце… Это еще не пушкинские стихи; но после них уже надо было ожидать не других каких-нибудь, а пушкинских…”
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Русской поэзии душа человеческая