Осип Эмильевич Мандельштам родился в Варшаве в мелкобуржуазной семье. Детство и юность провел в Петербурге и Павловске. Окончил Тенишевское училище. В 1907 году он едет за границу – в Париж, Рим, Берлин, слушает университетские лекции в Сорбонне и Гейдельбергском университете.
Как поэт дебютировал в журнале “Аполлон” в 1909 году, а еще через три года вышла первая книга его стихов под названием “Камень”, возвестившая миру о рождении еще одного талантливого русского поэта.
Мандельштам – поэт философского склада, с обостренным
В стихотворениях Мандельштама звучит торжественное, чуть архаичное, полновесное слово. Это поэт большой изобразительной точности; его стих краткий, отчетливый и ясный, изысканный по ритмам; он очень выразителей и красив по звучанию. Насыщенный литературно-историческими ассоциациями, строгий по архитектонике, он требует пристального и внимательного чтения.
Настроение “Камня” – меланхолическое. Рефреном большинства стихотворений стало слово “печаль” – “куда печаль забилась, лицемерка”. Однажды оговорившись: “Я от жизни смертельно устал, ничего от нее не приемлю”, – Мандельштам затем твердо заявит о принятии мира со всеми его превратностями: “Я вижу месяц бездыханный и небо мертвенней холста; Твой мир болезненный и странный, я принимаю, пустота!” И в “Камне”, и в сборнике “Tristia” большое место занимает тема Рима, его дворцов, площадей.
В “Tristia” есть цикл любовных стихотворений. Часть из них посвящена Марине Цветаевой, с которой, по свидетельству некоторых современников, у поэта был “бурный роман”.
Любовная лирика светла и целомудренна, лишена трагической тяжести. Влюбленность – почти постоянное чувство Мандельштама, но трактуется оно широко: как влюбленность в жизнь. Любовь для поэта – все равно что поэзия. В 1920 году, перед тем как окончательно соединить свою жизнь с Надеждой Яковлевной, Мандельштам испытал глубокое чувство к актрисе Александрийского театра. Ей посвящено несколько стихотворений.
Несколько стихотворений поэт посвятил А. Ахматовой. Надежда Яковлевна, жена и друг поэта, пишет: “Стихи к Ахматовой… нельзя причислить к любовным. Это стихи высокой дружбы и несчастья. В них ощущение общего жребия и катастрофы”.
О любви Осипа Мандельштама к красавице Ольге Ваксель, о вызванных этим семейных раздорах подробно рассказала в своих воспоминаниях Надежда Яковлевна. Что поделаешь, Мандельштам действительно довольно часто влюблялся, принося огорчения своей Наденьке, а русская поэзия обогащалась прекраснейшими стихами на вечную тему любви. Мандельштам влюблялся, пожалуй, до последних лет жизни, восхищаясь жизнью и красотой.
Мандельштам одним из первых стал писать стихи на гражданские темы. Революция была для него огромным событием, и слово “народ” не случайно фигурирует в его стихах.
В 1933 году Мандельштам написал антисталинские стихи и прочел их в основном своим знакомым – поэтам, писателям, которые, услышав их, приходили в ужас и говорили: “Я этого не слышал, ты мне этого не читал…”
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
В ночь с 13 на 14 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Ему всерьез угрожал расстрел. Но за него вступились друзья и жена. Это сыграло свою роль; его выслали в Воронеж.
После окончания трехгодичной ссылки Мандельштамы вернулись в Москву.
2 мая 1938 года Мандельштам вновь был арестован и осужден на пять лег исправительно-трудовых лагерей по обвинению в контрреволюционной деятельности. Затем Таганка, Бутырка, следование по этапу во Владивосток. Оттуда – единственное письмо, отправленное в октябре 1938 года.
На земле нет могилы Осипа Мандельштама. Есть лишь где-то котлован, куда в беспорядке сброшены тела замученных людей; среди них, по-видимому, лежит и Поэт – так его звали в лагере.
В самых горьких стихах Мандельштама не ослабевает восхищение перед жизнью, в самых трагических, таких как “Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…”, звучит этот восторг, воплощенный в поразительных по новизне и силе словосочетаниях: “Лишь бы только любили меня эти мерзкие плахи, Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду…” И чем труднее обстоятельства, тем ощутимей языковая крепость, тем пронзительней и удивительней подробности. Тогда-то и появились такие дивные детали, как “океанических нитка жемчугов и таитянок кроткие корзины”. Кажется, за стихами Мандельштама просвечивают то Моне, то Гоген, то Сарьян…
Не ограничена еще моя пора,
И я сопровождал восторг вселенский,
Как в полголоса я органная игра
Сопровождает голос женский…
Это сказано 12 февраля 1937 года. Счастье возникало в момент создания стихотворения, может быть, в самой тяжелой ситуации, и чудо его возникновения поражает больше всего.
Не разнять меня с жизнью –
Ей снится
Убивать и сейчас же ласкать…
Кажется, человек, идущий по воде, внушил бы нам меньший трепет. Непонятно, каких чудес нам еще нужно, если ежегодно в мае на пустыре зацветает сирень, если на почве бедности, неизвестности или прирожденного забвения, войн и эпидемий написана музыка Баха и Моцарта, если из “каторжной норы” до нас дошли слова декабриста Лунина о том, что в этом мире несчастны только глупцы и животные, если у нас под рукой лежат воронежские стихи Мандельштама. Переживание стихов как счастья – это и есть счастье. Еще нелепей жалобы на то, что его нет в жизни, что оно возможно лишь в поэзии. “Нет счастья в жизни” – это вообще не человеческая, а уголовная формулировка.
На противоборстве счастья и беды, любви к жизни и страха перед ней держится вся поэзия и в особенности – Мандельштама, выдержавшая самое тяжелое испытание в истории русской поэзии.
“Жизнямочкой и умиранкой” назвал он бабочку. Так же он мог сказать и о своей душе. “Зрячих пальцев стыд и выпуклая радостность узнавания” водили его пером. Даже для изображения смерти Мандельштам привлекает самые живые и ощутимые подробности:
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра…
В чем выражается любовь к изображаемому предмету? В ласковом, самозабвенном внимании к нему. “Вода на булавках и воздух нежнее лягушиной кожи воздушных шаров”. Такое пристальное внимание, готовое поменяться местом с изображаемой вещью, влезть в ее “шкуру”, почувствовать за нее, и ведет и согревает эту поэзию, дает возможность ощутить подноготную мира и нашего сознания.
“Мы стоя спим в густой ночи под теплой шапкою овечьей…”, “Тихонько гладить шерсть и ворошить солому, как яблоня зимой, в рогоже голодать”, “Кларнетом утренним зазябливает ухо”, “Как будто я провис на собственных ресницах…”
Разумеется, эта способность “впиваться в жизнь” замечательно сочетается у Мандельштама с высоким интеллектуализмом, но он не имеет ничего общего с абстракциями, рассудочностью, он погружен в жизнь, природу, историю, культуру, сцеплен с миром и мгновенно откликается на его зов.
Поэзия внушает счастье и мужество, она наш союзник в борьбе с “духом уныния”.
Народу нужен стих таинственно-родной,
Чтоб от него он вечно просыпался.
И ль нянокурою каштановой волной –
Его звучаньем умывался.
Никто не может и сегодня с окончательной точностью назвать дату его смерти и место захоронения. Большинство свидетельств подтверждает “официальную” дату кончины поэта – 27 декабря 1938 года, но некоторое очевидцы “продлевают” его дни на несколько месяцев, а подчас и лет…
Еще в 1915 году в статье “Пушкин и Скрябин” Мандельштам писал о том, что смерть художника есть его последний и закономерный творческий акт. В “Стихах о неизвестном солдате” он провидчески сказал:
… Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором…
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья – с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:
Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году – и столетья
Окружают меня огнем.
Смерть Мандельштама – “с гурьбой и гуртом”, со своим народом – к бессмертию его поэзии добавила бессмертие судьбы. Мандельштам-поэт стал мифом, а его творческая биография – одним из центральных историко-культурных символов XX века, воплощением искусства, противостоящего тирании, умерщвленного физически, но победившего духовно, вопреки всему воскресающего в чудом сохранившихся стихах, романах, картинах, симфониях.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)О. Мандельштам и его лирика