В. С. Высоцкий
В поэзии Владимира Высоцкого (1938-1980) сознание лирического героя обнимает собой огромный социальный мир, разорванный кричащими конфликтами, и вбирает их все, в самых невозможных, гротескных, взрывоопасных комбинациях, внутрь себя. У Высоцкого много “ролевых” стихотворений, но дистанция между персонажем и автором здесь очень коротка. Для него персонаж – это форма самовыражения. Конечно, легко “заметить разность” между автором и субъектом таких стихотворений, как “Товарищи ученые”, “Диалог у телевизора”,
Многоголосие лирики Высоцкого воплощает особую концепцию свободы. Свобода автора в поэзии Высоцкого – это свобода не принадлежать к какой-то одной правде, позиции, вере, а соединять, сопрягать их все, в кричащих подчас контрастах внутри себя. Показательно, что Высоцкий, явно полемизируя с русской поэтической традицией, мечтает не о посмертном памятнике, а о его разрушении: “Саван сдернули – как я обужен! – Нате, смерьте! Неужели такой я вам нужен После смерти?” (“Памятник”).
О “гибельном восторге” говорится в стихотворении “Кони привередливые” – одном из самых знаменитых поэтических манифестов Высоцкого. Образ певца, мчащегося в санях “вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю”, недаром стал своеобразной эмблемой поэзии Высоцкого. Этот образ весь сплетен из гротескных оксюморонов: герой стихотворения подгоняет плетью коней и в то же время умоляет их: “Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!”, он вопрошает: “Хоть немного еще постою на краю?” и в то же время точно знает наперед: “И дожить не успеть, мне допеть не успеть”. Этот образ явно опирается на романтическую традицию: его ближайший литературный родственник – пушкинский Вальсингам, посреди чумы упивающийся “бездной на краю”. Но главное, в “Конях привередливых” выразилась характерная для Высоцкого романтическая стратегия: жизнь необходимо спрессовать в одно трагическое, предельное по напряжению мгновение, чтобы пережить подлинную свободу, “гибельную”, потому что другой не бывает. Это выбор, который лирический герой Высоцкого предпочитает приговору к “медленной жизни”: “Мы не умрем мучительною жизнью – Мы лучше верной смертью оживем!” Гротескная “логика обратности”, при которой “все происходит наоборот” по отношению к поставленной человеком сознательной цели, оборачивается и на лирического героя Высоцкого.
Высоцкий так и не смог примирить романтический максимализм своего лирического героя (“Я не люблю”) с его же всеядностью, открытостью для “чужого” слова и “чужой” правды. Именно это гротескное сочетание воли к цельности с принципиальным отказом от цельности превращает всю поэзию Высоцкого в своего рода “открытый текст”, выходящий за пределы породившей его социальной эпохи.
В. С. Высоцкий