“Ой ты, нала батюшка, тихий Дон!” – так в своих песнях обращаются к великой реке донские казаки. Хотя от Днепра и Терека до Яика и Амура раскидало казачество хутора за свою многовековую историю , для всякого русского человека с судьбой и укладом казаков неразделимо связана именно эта река. Удивительно ли, что, взявшись за роман о донском казачестве, М. Шолохов первоначально дал ему имя “Донщина”, однако с расширением замысла изменил и название своей главной книги:
“Тихий Дон”. На первый взгляд простое, это название вобрало
Так уж сложилось исторически, что изначально казаки были только независимыми, свободолюбивыми воинами, которые селились по окраинам русских земель, защищались от набегов кочевников, промышляли набегами на чужие пределы; по сути дела, они на Руси несли пограничную службу. Земли же попадались все богатые, а боевыми трофеями и даже разбоями не всегда разживешься: ненадежное это дело да и опасное. Короче, преодолевая устоявшиеся обычаи и даже запреты, стали казаки в свободное от военных действий время сеять хлеб.
Так что у всякого казака было сразу как бы две ипостаси: казак-воин проходил военные сборы, добывал славу в походах; казак-земледелец сеял, пахал, растил детей.
Донское казачество не было в этом исключением. Земля на Дону, особенно нижнем, жирная, богатая; говорят, воткни в нее палку – прорастет. Да и нет в ней особого дефицита: бескрайни донские степи. “Степь-матушка, Дон-батюшка” – так называли их казаки, кормильцем величали тихий Дон.
И впрямь: оплодотворят щедрые воды Дона степь, и родит она богатый урожай на радость казакам и в прибыток их хозяйствам. Потому и располагаются казачьи хутора по берегам могучей реки: тут тебе и столь необходимая всякому земледельцу вода, и рыба водится в изобилии, да и водный путь гладок да широк.
На донском берегу расположился и хутор Татарский станицы Вешенской: “Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше – перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона” – так начинается роман М. Шолохова. Размеренная жизнь земледельца чем-то напоминает течение реки: течет вода – идет время, немудреные события казачьей жизни сменяют одно другое: пахота, посев, покос, жатва. Но как неизменны речные берега, так неизменна в основе своей и жизнь на лоне природы: за зимой приходит весна, за жатвой – пахота.
Природное время циклично, течет по кругу; оно опровергает известный афоризм древнего мудреца: мол, нельзя в одну реку войти дважды. Проходит вода, но сама река пребывает вечно. Где бы ни странствовал донской казак, по возвращении первым его встретит Дон-батюшка, по прежнему полноводный и тихий:
“Бывало, отслужат казаки в Атаманском полку сроки, – снаряжают их к отправке по домам. Грузят сундуки, именье свое, коней. Эшелон идет, и вот под Воронежем, где первый раз приходится переезжать через Дон, машинист, какой ведет поезд, дает тихий ход, – самый что ни на есть тихий… он уже знает, в чем дело.
Только что поезд выберется на мост, – батюшки мои!.. что тут начинается! Казаки прямо бесятся: “Дон! Дон наш!
Тихий Дон! Отец родимый, кормилец! Ур-р-ра-а-а-а!” – из окны кидают, с моста прямо в воду, через железный переплет, фуражки, шинелях старые, шаровары, наволоки, рубахи, разную мелочь.
Дарят Дону, возвертаясь со службы. Бывалоча глянешь, – а по воде голубые атаманские фуражки, как лебедя али цветки, плывут… Издавна такой обычай повелся”.
Циклично природное время; циклична и сама жизнь казака-землепашца, жизнь в целом: вроде бы всего раз рождается, раз умирает человек – да не раз, с рождением ребенка начинается новый круг его существования. Человек смертен лишь сам по себе – в роду, в своих детях он продолжает себя, обретает бессмертие. Поэтому так много места уделяет Шолохов истории казачьих родов: Мелеховых, Коршуновых, Листницких, поэтому так важно для писателя, крепок ли род героя, не лягут ли грехи отцов на плечи детей, как всю жизнь поломало Аксинье двойное преступление, совершенное ее родными.
Не зная значения для казака семьи, рода, трудно объяснить слова автора: “Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному – Турки”. Вроде бы, кроме Пантелея Прокофьевича и Григория, ну может, еще Дуняши, и нет пока “турок” в Татарском, да не ошибка это Шолохова: о том, что вопреки всему не пресекся род Мелеховых, говорит писатель, и последние строки романа разъясняют эту загадочную фразу.
Циклична жизнь казака-землепашца, да не скажешь того про казака-воина. Историческое время вламывается в его хутор, срывает его с родных мест и ведет на войну. Не отсидеться казаку на печи, потому что с малых лет приучен он к седлу и шашке, вспоен рассказами о боевых доблестях донцев, за оскорбление почтет отвод от воинской службы, тем более тогда, когда враг топчет родимую землю.
И вот уже мерится жизнь казака не сменой времен года, а учениями да походами, сражениями да подвигами: линейно историческое время, нет в нем повторений, не важно ему, зима ли, весна на дворе. Иным значением теперь наполняется заглавие романа: не река Дон, а земля Донщины, издавна заселенная казаками, имеется в виду, и от веку нет покоя этой земле. “Тихий Дон” тогда – оксюморон, взаимопротиворечивое сочетание слов. О том и старинные казачьи песни сложены, песни, взятые Шолоховым эпиграфом к роману:
Не сохами-то славная землюшка наша распахана… Распахана наша землюшка лошадиными копытами, А засеяна славная землюшка казацкими головами, крашен-то наш тихий Дон молодыми вдовами, Цветет наш батюшка тихий Дон сиротами, Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами. Не тихий буйный Дон в романе Шолохова: идет братоубийственная война, льется кровь, один за другим гибнут казачьи роды.
Как и в старинной песне, бьются казаки за родную землю, щедро поливают собственной и чужой кровью, да что на той крови вырастет? Не тем вспахивают казаки степь, не тем ее засевают; страшные урожаи соберут потом матери да вдовы. Не щадит свирепый XX век донских земель: ворвался в каждую станицу, каждый курень, и вот уже, возвращаясь домой, не находят казаки свой дом прежним: семь человек родных недосчитался Григорий к моменту своего последнего возвращения в Татарский, навсегда пресекся род Листницких, дотла сожжены курени и “белого” Коршунова, и “красного” Кошевого. Лишь внешне спокоен “тихий Дон”, никогда не знавший покоя, но в XX век – красный от пролитой крови, соленый от вдовьих и материнских слез:
Речь возговорит славный тихий Дон:
“Уж как то мне все мутну не быть, Распустил я своих ясных соколов, Ясных соколов – донских казаков. Размываются без них мои крутые бережки, Высыпаются без них косы желтым песком”.
Но как ввек не иссякнуть щедрому потоку тихого Дона, так не пресечься и донскому казачеству: многие сложили в бескрайних придонских степях головы, многие покалечены и телесно, и духовно войной, но не убита в казаках воля к жизни. И вот женится, не дождавшись конца войны, Кошевой: хоть и не самый путевый он из казаков, да жена ему досталась отменная, крепкой мелеховской породы. Вот возвращается ранним мартом домой Григорий, возвращается и понимает, что удержало его на этой земле:
“Что ж, вот и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына…
Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром”.
Замкнулся великий круг великого романа, возвратился главный герой туда, откуда начал он свой трагический путь, вернулся ранней весной, когда тает первый лед и природа уже готова вновь расцвести, словно бы в первый раз. Носила Григория история по своим полям, ломала судьба, пытаясь вырвать с корнями из этой земли, навсегда лишить казака родины, да Мелехов не Митька Коршунов: не сломать его, не оборвать ниточек, связывающих его с Доном, с его бескрайними степями. Возвращаются понемногу с войны сыны великой реки, возвращаются, чтобы жить на этой земле. А там, где лед отошел от берега, видно, как тихий Дон катит свои живые воды в вечность свидетелем или участником описываемых событий, входит в образную систему произведения как ее составная часть, выступает как индивидуальный человеческий характер, как мыслящая личность со своими стремлениями, своим отношением к людям, своей особой судьбой . “Образ автора” может быть относительно далеким от “образа рассказчика” или же “образ рассказчика” может быть тесно связан с “образом автора”, родствен ему .
В работе над типом сочинения-характеристики поступающий должен выделить прежде всего нравственную позицию автора в его оценке героев. Эту свою позицию писатель защищает, стремясь сделать читателя активным сторонником своих идеалов. Именно авторское присутствие всегда ощущается вдумчивым читателем, что позволяет ему верно оценить содержание произведения , действующих лиц.
(2 votes, average: 3.50 out of 5)Смысл названия романа