Классика на то и классика, чтобы ее бесконечно пересматривать и интерпретировать – иначе новые постановки пьес, знакомых до каждого слова, почти теряют смысл. Современный зритель давно
Привык к превращениям трагедии в фарс и наоборот. Постановка Фоменко – тот редчайший случай, когда кардинальная переаранжировка оправданна и целиком, и в частностях; больше того: его прочтение хоть и неожиданно, и ни в коей мере не предусмотрено автором, но исходит из с охотой и готовностью перестраивающегося в гротескную трагикомедию. Фарсовая “Свадьба*
Смешные, безобидно-убогие персонажи Чехова в его спектакле стали устрашающими монстрами, чье главное общее свойство – пуленепробиваемая тупость, окрашенная в разные тона. Жених туп томительно-занудливо, он бесконечно повторяет, что “женитьба – шаг серьезный”, и без устали перечитывает-пересчитывает по записной книжке. Невеста – идиотически смеющаяся кукла Барби в длинной фате, ее папаша – агрессивный дебил; телеграфист Ять, в адрес которого произносится бессмертная фраза “Они хочут свою образованность показать”, и жаждущая “поэзии” акушерка Змеюкина – кретины с претензией на интеллигентность и эмансипированность.
Заметим, что этой нежной парочке режиссер дал немного “чужого” текста: молодой человек в экстазе декларирует Северянина, а барышне промеж своих собственных экзальтированных вскриков вставляет вдруг “я чайка!”; чуть расширен и текст кондитера Дым-Бы, который к знаменитому “в Греции все есть” добавляет: “люди, львы, орлы и куропатки”. Дополнения вроде бы почти капустниче-ские, но эффект их совершенно противоположный: непритязательная “свадьба” неожиданно оказывается своеобразным мифом “чеховской интеллигенции”.
Конечно, столь значительный результат не мог быть вызван настолько незначительными текстовыми включениями. Дело в театральном и, шире, культурном контексте, где это миф давно и решительно “опущен”, так что достаточно лишь легкого толчка, чтобы он от някрошюсовских, к примеру, захолустных казарм или за-харовской коммунальной склоки скатился к той свалке скудоумного человеческого мусора, которую демонстрирует Фоменко. Впрочем, режиссер вообще далеко ушел от Чехова, пусть даже “опущенного”: его спектакль – о мире, окончательно рухнувшем в бездну.
О мире, где любовь, радость, красота обратились в гнусную пародию на самих себя. И только страдание осталось настоящим страданием.
Несмотря на задуманную сниженность образа, режиссер “позволяет” испытывать вполне человеческую боль, а зрителям – сочувствовать им. Первый раз это парадоксальное чувство возникает, когда объединившаяся в агрессии свадьба стремится исторгнуть Ятя, и он, мгновенно растеряв свои амбиции, став маленьким и жалким, горестно говорит: “Извольте, я уйду”, и долго-долго тащится к двери и долго, судорожно в нее проталкивается – но эта скорбная нота быстро растворяется в следующем безобразном скандале. Во второй раз – в сцене ухода оскорбленного “генерала” – она звучит продолжительней и сильнее, и кажется даже, что невес-
Та, помогающая старику добраться до двери, прониклась к нему состраданием и стала, таким образом, похожа на человека. Но лишь только он скрывается, как Дашенька поворачивает к публике идиотически радостное личико и произносит свою основную реплику, задававшую тон всему ее сценическому поведению: “Я так счастлива”.
Остается только понять, почему все-таки Фоменко нагрузил столь безобидную пьесу такой почти эсхатологической жутью. С вещами многослойными, по-настоящему глубокими Фоменко в последние годы дела имел мало, предпочитая просто хорошие пьесы вроде “Без вины виноватых” или “Великолепного рогоносца” – все выходило замечательно.
Итак, веселая “Свадьба” обернулась страшным гротескным реквием; впрочем, иногда и на этом спектакле случается посмеяться.
(2 votes, average: 4.50 out of 5)РЕЦЕНЗИЯ НА СПЕКТАКЛЬ ПО РАССКАЗУ А. П. ЧЕХОВА “СВАДЬБА” . ДИПЛОМНЫЙ СПЕКТАКЛЬ АКТЕРСКО-РЕЖИССЕРСКОГО КУРСА РАТИ