Анна Ахматова вписала яркую страницу в историю мировой поэзии. Ее творчество богато и разнообразно. Многие ученые обращались к анализу ее лирики, исследовали проблемно-тематическое содержание и поэтику ахматовских произведений. Творчество А. Ахматовой, как и многих других поэтов “серебряного века”, отличается повышенным интересом к религиозной тематике. Этот интерес обусловлен своеобразием мироощущения, особым состоянием души поэта.
Наиболее полное сюжетное развитие образы вечной книги получили в маленьком цикле Ахматовой “Библейские
Ахматова очень бережно относилась к библейским текстам, стараясь максимально точно следовать первоисточнику. В то же время ее произведения вовсе не являлись простым поэтическим пересказом ветхозаветных легенд. Она стремилась не только сохранить и передать мироощущение древнего человека, но и приблизить легендарные истории к современному читателю, подчеркнув психологизм изображаемой ситуации. Сравнивая ахматовский текст с Библией, мы обнаруживаем, что поэтесса заимствует драматические завязки сюжетов, но наполняет их деталями, совершенно отсутствующими в Библии.
К примеру, в стихотворении “Рахиль” говорится о “сердечной грусти” Иакова, что выражается в отождествлении его сердца с “открытой раной”, между тем как в книге Бытия употребляется более нейтральное выражение: “Иаков полюбил Рахиль”.
В ахматовском стихотворении, как и в Библии, отсутствуют подробные сюжетные описания событий. Реальный мир не только становится в стихотворениях Ахматовой фоном, на котором развертываются события, но и способствует углублению характеристики героев. Пейзаж создается при помощи отдельных пунктирно намеченных деталей, призванных воссоздать цельный образ мира: пустынная долина, в которой встречаются впервые герои, зной, ветер, несущий “горячую пыль”. Окружающие предметы как бы растворяются в пейзаже и становятся его неотъемлемой частью. Предметная обстановка в момент первой встречи Иакова с Рахилью предстает перед нами как физическое воплощение незримых препятствий на пути влюбленных.
В Библии об этом упомянуто вскользь: “Подошел Иаков, отвалил камень от устья колодезя и напоил овец…”, а о том, каких усилий ему это стоило, библейский источник умалчивает. У Ахматовой же “источник был камнем завален огромным”. Поэтесса вводит еще несколько дополнительных, конкретизирующих слов, обращая наше внимание на то, что Иаков отвалил камень “своею рукой”.
Отсутствие живительной влаги в самый момент встречи подчеркнуто словами: “Стада подымали горячую пыль”. “Горячую”, то есть раскаленную от зноя, покрывшую слоем грязи и людей, и овец. Как явное противопоставление звучит эпитет “чистая”, определяющий качество воды. Еще чище становится она к концу стихотворения, когда “источник долины” назван “прозрачным”, то есть кристально чистым, каким он предстает в грезах Иакова о том “сладостном часе”, когда перед “бездомным странником” рухнут все преграды на пути к любимой.
Такое построение пейзажного образа дает основание увидеть в деталях пейзажа второй, метафорический план: реальная жажда людей и животных, находящихся в раскаленной знойной пустыне, осмысляется одновременно и как жажда любви, а “чистый источник” колодезной воды воспринимается в качестве источника неиссякаемой любви Иакова к Рахили. К рассматриваемой драматической коллизии Ахматова подходит, прежде всего, с точки зрения психологии. Поэтому реалии окружающего мира имеют непосредственное отношение к раскрываемым ею образам.
О главной героине ахматовского стихотворения сказано лишь то, что она носила “пушистые косы”. О первом впечатлении, произведенном ею на Иакова, в Библии говорится сдержанно, не очень сильно: “И возвысил голос свой, и заплакал”. Ахматова же не упоминает о внешних эмоциональных проявлениях чувства, охватившего героя. Поэтесса обращает внимание на состояние его души во время и после встречи: “Не стало в груди его сердце грустить”. Однако наиболее величественно, хотя и опосредованно, красота Рахиль воспевается в следующих строках: Рахиль!
Для того, кто во власти твоей, Семь лет – словно семь ослепительных дней. Ахматова намеренно усиливает это сравнение нехарактерно ярким и звучным для библейского текста эпитетом “ослепительные”. Тем самым в стихотворении создается некий обобщенный образ величественной, ослепительной красоты, которая достойна любых жертв, принесенных на ее алтарь.
Она лишает человека воли и способна довести его до безумия. Вот почему Иаков назвал Рахиль своей “черной голубкой”.
Стихотворение “Лотова жена” на первый взгляд лишено подробной развернутой психологической характеристики героини. Тоска по оставленному дому – пожалуй, единственное душевное состояние, раскрываемое в этом небольшом произведении. Но поступок героини оказывается вполне справедливым и логичным именно благодаря той дополнительной сюжетной информации, которую получает читатель в ахматовском стихотворении.
В Библии жену Лота заставляет оглянуться скорее любопытство, у Ахматовой – тоска по родным местам, неспособность оторвать взгляд от вместилища столь дорогих сердцу воспоминаний. Не от божественной кары гибнет героиня, хоть и сказано ей было: “Спасай душу свою, не оглядывайся назад”. Причина ее смерти носит в определенной степени физический характер.
Она вызвана “смертной болью” в сердце, лишившей ее глаза возможности смотреть на погибель “родного Содома”. Ее глаза застыли, ибо они, как и душа героини, “скованы” в прямом и переносном смысле этой болью. Ее “быстрые ноги к земле приросли”. Героиня Ахматовой “приросла” к земле в буквальном смысле: не только ее глаза, но и все тело ее застыло, “сделалось… прозрачною солью”.
Соль обычно в нашем понимании ассоциируется со слезами, порожденными страданием. “Прозрачная соль” – это словно множество маленьких, прозрачных, застывших, хотя и непролитых, слезинок. В стихотворении “Лотова жена” важнейшую роль выполняет пейзаж. Ахматова создает яркую картину покидаемого героиней города: “красные башни”, “площадь”, на которой когда-то царило оживление, звучали песни.
Особенно конкретизировано описание дома героини. Он виден ей отовсюду, к нему всегда обращены ее взгляд и сердце. С домом связано все: здесь коротала она время, “пела” и “пряла”, здесь случилось самое важное событие в ее жизни – рождение детей “милому мужу”. Но окна дома теперь “пустые”, героини там нет. Любимый дом покинут своими обитателями.
Городской пейзаж играет не только роль фона, на котором развиваются события, но и становится как бы еще одним персонажем стихотворения. К Содому обращен последний взгляд Лотовой жены. Город не отпускает душу героини вослед уходящему мужу и становится причиной ее гибели.
Ахматова трактует ветхозаветное предание по-своему, с позиции современности. Религиозные начала утрачивают в ее стихотворении первостепенную значимость, и на первый план выдвигаются нравственно-психологические основания событий. Оригинальность осмысления библейской легенды обусловила и специфический финал произведения, где единственный раз на протяжения всего цикла дается резюме и открыто выражается авторская позиция:
Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
В контексте всего стихотворения характер Лотовой жены предстает цельным и последовательным. Поступок ее, в отличие от библейской трактовки, воспринимается не как проступок, заслуживающий столь сурового наказания, а скорее как достоинство, подтвердившее ее способность к сильным человеческим чувствам, как проявление постоянства и верности. В завершающем цикл стихотворении “Мелхола” художественный конфликт также строится на психологической основе.
В центре стихотворения находится наверняка имевшая место, но не раскрытая в Библии борьба разума и сердца. Героиня рассматривает свою любовь к Давиду как “бесстыдство” и “униженье”. Такая оценка обусловлена прежде всего социальным неравенством: дочь царя полюбила простого пастуха.
Это неравенство и становится причиной досады и негодования Мелхолы, о чем свидетельствует и уничтожающая характеристика, данная ею Давиду: “Бродяга! Разбойник! Пастух!”. Борьба любви с уязвленным самолюбием – так можно было бы определить художественный конфликт этого произведения.
Мелхола чувствует, что влечение плоти помрачает ее “дух”, лишает ее воли. Она понимает, что ее внимания должен был удостоиться кто-то из “придворных вельмож”, и горько вопрошает: “Зачем же никто… увы, на него не похож?”. Если стихотворение “Рахиль” проникнуто пафосом красоты главной героини, то в “Мелхоле” воспевается красота героя:
Душистее лилий ладони его. А голос, как стон лебединый.
Экономными поэтическими средствами создаются в “Мелхоле” психологически достоверные, запоминающиеся образы. Особенно это характерно для портрета героини. Поэтесса обращает наше внимание не на черты ее лица, а на то, как внутреннее состояние Мелхолы отражается на ее внешности.
Портретная деталь здесь одна – “зеленые глаза”. Однако Ахматову интересует не необычность их цвета, а переполняющее их взгляд “исступление”. Все три стихотворения библейского цикла учитывали художественный опыт вечной книги: лаконизм, суровую сдержанность чувств, значимость поэтической детали. Небольшие по объему, ахматовские творения как бы распираемы изнутри своим внутренним содержанием.
Драматическая напряженность и глубокий психологизм превращают многогранные образы в источник живых аналогий и воссоздают в нашем воображении живописную, красочную картину.
Поэтическое мастерство Ахматовой в цикле “Библейские стихи”