Обличительная мораль и жизнеутверждающая традиция басен Ивана Крылова

Знаменательной вехой в развитии русской литературы первой трети XIX явилось басенное творчество И. А. Крылова, одного из крупнейших и самобытнейших писателей своего времени. Его творчество таит в себе такое огромное богатство, к которому следует постоянно обращаться и из которого можно бесконечно черпать, “особенно в эпохи нравственных оскудений и художественного упадка”.

“Свой” жанр Крылов искал долго и трудно. Но именно в баснях раскрылся во всей полноте сатирический талант Крылова. За сорок лет им было написано более двухсот

Басни Крылова – способ народного мышления, мудрость народа, его житейская философия. Слово в баснях Крылова – средство выражения народной смекалки, национальной самобытности русского мужика.

Только в баснях Крылова мы встречаемся с подлинно народными, реалистическими традициями басенного творчества: у Крылова персонажи являются типическими, обобщающими образами, в них ярко отражены человеческие пороки.

Белинский писал: “Самые олицетворения в басне должны быть живыми, поэтическими образами”. У Крылова всякое животное имеет свой индивидуальный характер – и проказница-мартышка, участвует ли она в квартете, ворочает ли чурбан или примеривает очки, и лисица, везде хитрая, уклончивая, бессовестная и больше похожая на человека, чем на лисицу с пушком на рыльце; и косолапый мишка – добродушно-честный, неповоротливо-сильный; лев – грозно-могучий, величественно-страшный.

Столкновение этих животных у Крылова всегда образует маленькую драму, где каждое лицо существует само по себе, а все вместе образуют одно общее целое. Это еще с большею характерностью, более типически и художественно совершается в тех баснях, где героями выступают толстый откупщик, который не знает, куда ему деваться от скуки со своими деньгами, и бедный, но довольный своей участью сапожник; повар – любитель морали; недоученный философ, оставшийся без огурцов от излишней учености; мужики-политики и другие персонажи. Тут уже настоящая комедия!

“Звериный маскарад” еще более усиливает сатирический комизм басни, придавая ей гротескную остроту. Животные, наделенные свойствами людей, лишь подчеркивают нелепость и комизм ситуаций. “Простодушное” восприятие их проделок делает еще более смешными поведение и речи басенных персонажей.

Баснописцем выведены сказочные звери, но, несмотря на это, настолько естественны их разговоры, настолько реальны и правдоподобны все отношения между персонажами, лишь слегка завуалированные условностью басенного сюжета. Более того, именно этот элемент сказочной фантастики придает особую остроту сатире, превращая повседневное, обычное в гиперболический гротеск.

Обратимся к одному из маленьких шедевров Крылова – его басне “Квартет. Поводом к ее созданию явилось желание Крылова осмеять образование Государственного совета с его четырьмя департаментами, возглавляемыми Завадовским, Лопухиным, Аракчеевым и Мордвиновым.

Басня приобрела широкое сатирическое значение, высмеивая любую бюрократическую затею. Смешна комичная самоуверенность Мартышки, убежденной, что она в состоянии создать квартет из зверей, никогда никакого отношения к музыке не имевших. Все они очень серьезно взялись за дело, вовсе не представляя себе, что для игры на музыкальном инструменте мало одного желания, нужно еще и умение. Мартышка же уверена, что вся беда в том, что исполнители не так сидят:

Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка. – Погодите!

Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.

Ты с басом, Мишенька, садись против альта;

Я, прима, сяду против вторы;

Тогда пойдет уж музыка не та:

У нас запляшут лес и горы!

В басне “Две собаки” разыгрывается сценка-диалог между дворовым псом Барбосом, честно несущим, несмотря на лишения, свою сторожевую службу, и изнеженным барским любимцем Жужу. В честном труженике Барбосе и избалованном подхалиме Жужу легко узнаются людские типы. В диалоге звучат два голоса – простой, откровенный Барбоса и хвастливый, изнеженный Жужу, развязно и самодовольно повествующего о своих успехах:

Ну что, Жужутка, как живешь

С тех пор как господа тебя в хоромы взяли?

Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали.

Какую службу ты несешь?

Жужу, разоткровенничавшись, отвечает:

“Чем служишь! Вот прекрасно! – С насмешкой отвечал Жужу. – На задних лапках я хожу”.

Здесь предельно выразительно показан подхалим, лодырь и бездельник, который благодаря своему угодничеству перед сильными мира сего попадает “в случай”, тогда как честный труженик обречен на голод и холод. Поэтому вывод, который дается от имени автора:

Как счастье многие находят

Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят! –

Почти излишен. Характеры говорят сами за себя.

Открытием Крылова в басенном жанре и было это создание характеров. В этом отношении он также шел от драматургии, комедии. “На театре должно нравоучение извлекаться из действия”, – подчеркивал Крылов в одной из своих рецензий. Этот же принцип он применил и по отношению к басне.

Для сравнения обратимся к басне на тот же сюжет П. А. Вяземского. Если у Крылова показана комическая сценка, персонажи которой раскрываются в диалоге, то у Вяземского басня выглядит эпиграммой, намечающей лишь общую ситуацию, В басне Вяземского “Две собаки”, возможно, послужившей зерном и для басни Крылова, диалог сведен к минимуму, отсутствуют те бытовые подробности, то самораскрытие персонажей через их речь, которые столь важны для басни Крылова:

“За что ты в спальне спишь, а зябну я в сенях?” – У Мопса жирного спросил кобель курчавый. “За что? – тот отвечал, – вся тайна в двух словах: Ты в дом для службы взят, а я взят для забавы”.

Драматизм басни Крылова, ее “сценичность” особенно наглядны в басне “Демьяновауха”, часто представляемой “в лицах”. Басня прямо начинается с диалога, с “действия”, в котором раскрываются характеры персонажей, настолько жизненные, что перед читателем не возникает никакого вопроса о “морали”, о дидактическом поучении:

-Соседушка, мой свет!

Пожалуйста, покушай.

Соседушка, я сыт по горло.

Нужды нет,

Еще тарелочку; послушай: Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!

Мы словно нечаянно ворвались в чужой спор. Сват Демьян угощает с необыкновенной широтой и радушием соседа Фоку “на славу” сваренной ухой. Эта сцена выхвачена из жизни: и не в меру гостеприимный и настойчивый Демьян, и послушный Фока, опасающийся обидеть хозяина и через силу съедающий “три тарелки”.

Как тонко и психологически точно нарисованы характеры персонажей: безвольного Фоки и настойчивого, напористого Демьяна. В начале басни Демьян выглядит просто радушным хозяином, хлебосолом, широкой натурой, любящей показать свою щедрость. Но уже после третьей тарелки, когда в ответ на жалобное замечание Фоки: “Я три тарелки съел” – Демьян ласково замечает: “И, полно, что за счеты: лишь стало бы охоты…” – он становится деспотом и мучителем. Фока не может отказать хозяину, он пересиливает себя, боясь показаться невежливым и неблагодарным, хотя уха стала для него настоящим мучением:

А с Фоки уже давно катился градом пот.

Однако же еще тарелку он берет…

Этот забавный поединок между Демьяном и Фокой кончается бегством последнего, так и не выдержавшего хлебосольства Демьяна.

Обличая ханжество, лицемерие, Крылов не становится в позу “ритора”, подобно его Повару в басне “Кот и Повар”. Он прибегает к иронии, издевке, больно хлещет ханжу за его елейную, показную благонамеренность. Так в ядовитейшей басне “Музыканты” Крылов не обличает, не осуждает, а лишь рисует картину такой благонамеренной идиллии, которая на поверку оказывается надувательством. Ведь трезвость и “прекрасное поведенье” певцов еще не означает, что они музыкально одарены.

Умиление хозяина перед своими непьющими, но бездарными певцами показано с уничтожающей иронией, благодаря этому басня не стареет и актуальна и сейчас. Заключительное замечание:

А я скажу: по мне, уж лучше пей, Да дело разумей… –

Четко расширяет, обобщает смысл басни.

Мораль здравого смысла, житейской истины, подтвержденной практикой, сохранила свое значение и поныне.

Такие басни, как “Мельник”, “Тришкин кафтан”, “Свинья под дубом”, “Два Мужика” высмеивают нерадивость, легкомыслие, пьянство, неблагодарность и тому подобные пороки и слабости людей.

Одной из больших удач Крылова следует признать характеры в баснях о людях, где писатель не связан традиционными звериными масками. Такая басня, как “Кот и Повар”, безотносительно к ее историческому смыслу, связанному с событиями, непосредственно предшествовавшими Отечественной войне 1812 года, создает типический образ любителя празднословия, “моралиста”, который свое красноречие черпает в вине. Сколько ярких красок и оттенков рассыпано в басне: Повар здесь и “грамотей”, и “набожных правил”, хотя тут же иронически добавлено, что он “в этот день” “по куме тризну правил”, почему и забежал с поварни в кабак. Вместе с тем Повар не только пьяница и любитель поучительных увещеваний, но и напыщенный и ограниченный фразер, не замечающий бесплодности своих речей.

Так выпукло и ярко предстает перед читателями этот характер.

Басенный мир Крылова представляет собой широкое социальное полотно. Его персонажи не просто типические характеры, а представители различных социальных “сфер” и сословий: придворной знати в баснях “Вельможа”, “Вельможа и Философ”, финансовой верхушки в баснях “Откупщик и Сапожник”, “Мешок”, “Богач и Поэт”; судейских в баснях “Щука”, “Крестьянин и Овца”; крестьянства в баснях “Два Мужика”, “Хозяин и Работник”.

Крыловские басни – жанр сюжетный, в котором развитие действия и его повороты играют первостепенную роль. В сюжете заключено действие, движение басни, взаимоотношения ее персонажей. Через сюжет одновременно осуществляется и выражение ее морали, ее внутреннего смысла, ее “души”.

Начинаясь с ввода в самое действие – с диалога персонажей или монолога, – сюжет развивается так, что в самом конце басни происходит резкое его изменение, своего рода “катастрофа”, или, как принято у ряда авторов, “пуант”, острота, “шпилька”. Нагнетание действия здесь неожиданно прерывается короткой фразой, остроумной репликой, становящейся “ударным” местом басни, переосмысляющим все предыдущее развитие сюжета.

Такой “пуант” может завершать басню, может находиться несколько раньше, чем ее окончание, но чаще всего является последними заключительными стихами. Он освещает новым светом все содержание басни, подлинный смысл событий и действий, о которых говорилось ранее.

Вместе с тем “пуант” не отменяет моралистической концовки от автора, хотя во многих случаях окончательное мнение автора совпадает с ним, и тогда особая мораль отсутствует. В басне “Зеркало и Обезьяна” басенный “пуант” – совет Медведя кривляющейся перед зеркалом Обезьяне, которая осуждает за это своих подруг, – не только раскрывает смысл басни, но и отменяет моралистическую концовку:

Чем кумушек считать трудиться,

Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?

Чаще всего подобный “пуант” завершает развитие басенного сюжета, знаменует “катастрофу”, крушение ложного представления о действительности самих персонажей. В отдельных случаях это реплика одного из персонажей басни, за которой скрывается сам автор. Так, в басне “Квартет” вслед за подробным описанием неудачной затеи Мартышки и споров участников квартета прилетевший Соловей разрешает их споры приговором:

Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье

И уши ваших понежней, –

Им отвечает Соловей, –

А вы, друзья, как ни садитесь,

Все в музыканты не годитесь.

Или реплика Осла в басне “Слон в случае”:

А я так отгадал –

Без длинных бы ушей он в милость не попал.

При всей своей глупости Осел, сам обладатель длинных ушей, попал в цель: ведь других достоинств у Слона действительно не было.

Однако в принципе эти ” пуанты ” не заменяют морали автора, которая чаще всего отделена от сюжета басни и дается в качестве самостоятельного дополнения. В басне “Осел и Мужик” рассказывается об Осле, которого Мужик нанял гонять с огорода ворон и воробьев. Осел при всех своих хороших намерениях, гоняя птиц, истоптал весь огород. Басня имеет свой “пуант”:

Увидя тут, что труд его пропал,

Крестьянин на спине ослиной

Убыток выместил дубиной.

Однако баснописец этим не ограничился и добавил от себя “мораль”:

А я скажу, не с тем, чтоб за Осла вступаться:

Он, точно, виноват,

Но, кажется, не прав и тот,

Кто поручил Ослу стеречь свой огород.

В басне “Муравей, речь идет о Муравье “силы непомерной”, который ею прославился в своем муравейнике. Но честолюбивый Муравей, забивший свою голову речами земляков о его силе, возгордясь, решил “в город показаться”, “чтоб силой там повеличаться”. Однако, попав в город на телеге с сеном, Муравей, сколько ни старался обратить на себя внимание, остался незамеченным:

Возможно ль, что меня никто не примечает,

Как ни тянусь я целый час;

А, кажется, у нас

Меня весь муравейник знает.

В сущности, уже из этих слов ясна мораль басни, но Крылов добавляет особую моралистическую концовку.

В баснях Крылова наличествует в самом сюжете момент перелома событий – “пуант”, “катастрофа”, которая в корне меняет положение дел, заставляет читателя переоценить заново все, что говорилось до этого. Этот “пуант” в отдельных случаях может совпадать с моралистическим заключением басни, но чаще всего независим от него. Он не содержит обобщения, его цель – завершить развитие сюжета неожиданным поворотом событий.

В основе сюжетного строения и – шире – в структуре басни заложена антитеза, противопоставление. Через “реальный”, сюжетный строй просвечивает аллегорический – моралистический или сатирический – план. Персонажи басен, будь то звериные маски или люди, действуют по-своему, в сфере своих забот и интересов.

Басни великого русского баснописца Крылова сопровождают читателя на протяжении всей его сознательной жизни и с интересом воспринимаются в любом возрасте.

Крылов живет среди нас, “как живой с живыми говоря”. Образы и крылатые строки его басен детских лет запечатлелись Б нашем сознании. Они вошли в наш разговорный язык, стали пословицами: “Хоть видит око, да зуб неймет”, “Беда, коль пироги начнет печи сапожник”, “Кукушка хвалит Петуха за то, что хвалит он Кукушку”…

Мы отдаем дань И. А. Крылову не только как гениальному писателю, утвердившему и прославившему любимый народом жанр, мы ценим его крыловскую, жизнеутверждающую традицию, воспринятую нашей русской литературой, нашим театром и даже изобразительным искусством.