ОБЛИЧЕНИЕ ТУПОЙ И САМОДОВОЛЬНОЙ АДМИНИСТРАЦИИ В “ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА” М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

ОБЛИЧЕНИЕ ТУПОЙ И САМОДОВОЛЬНОЙ АДМИНИСТРАЦИИ В

“ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА” М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Изображая жизнь, находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а отнюдь не веселонравия… Я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей.

М. Е. Салтыков-Щедрин

Общественно-политическая ситуация в стране в 60-70-е годы XIX столетия характеризовалась нестабильностью и протестом народных масс против существующего строя. Самодержавие было главным врагом народа и, конечно,

не могло не вызывать возмущения передовых людей того времени, к каким и относились многие русские писатели. Одним из таких писателей, открыто ненавидевшим самодержавие, как жестокий и бесчеловечный строй, был М. Е. Салтыков-Щедрин. Всю свою творческую жизнь Салтыков-Щедрин обрушивал яростные, гневные удары на представителей административно-политической системы того времени, на бюрократию и крепостничество. Избрав своим оружием меткую сатиру и все доступные приемы обличения, писатель создавал яркие произведения, в которых высмеивал, критиковал, разоблачал все пороки общества, указывая не только на несправедливость, жестокость и ограниченность властей, но и на непростительную, позорную рабскую психологию обывателей. Наиболее яркой и откровенной политической сатирой стало произведение Салтыкова-Щедрина “История одного города”, созданное в 1869-1870 годах.

В этом произведении предметом гневного сарказма и язвительной иронии впервые стала верховная власть государства. Салтыков видел, что страна наполнена злом, требующим немедленного искоренения. Под этим злом он понимал изжившее себя самодержавие, бюрократическое засилье и крепостничество, остатки которого тормозили развитие России по пути прогресса. Однако открыто выступать с обличением власти писатель не мог. Поэтому он прибегнул к сложной художественной маскировке, облек свою сатиру в форму исторической хроники XVIII века. Хотя любому, кто внимательно прочитал его “Историю одного города”, становилось ясно, что автор имел в виду не прошлое, не историю, а настоящее. Свой решительный и меткий удар он направлял против крепостнических пережитков, душивших страну после реформы, против всяческих либеральных иллюзий, которые отвлекали от настоящей борьбы.

“Сатира, – писал И. С. Тургенев, – преувеличивает истину как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не искажает ее существа”. “Увеличительное стекло” сатиры Салтыкова-Щедрина оказалось очень своевременным. Именно этот жанр, с его склонностью к гротеску, к предельно условным образам, стал той художественной формой, которая позволила автору “Истории одного города” решить поставленную им перед собой задачу.

Центральной темой произведения стало отношение власти к народу. Писатель нарисовал правдивую и точную картину жизни города Глупова – типичного города в России тех времен. Эта жизнь представляется автору “жизнью на грани безумия”. Поэтому она показана в произведении в уродливо-комическом виде: здесь все фантастично, невероятно преувеличено, здесь все смешно и в то же время страшно. Наиболее ярко нарисованы сатириком фигуры двадцати двух глуповских градоначальников, в чьих образах Щедрин разоблачает власть в России, весь самодержавнокрепостнический режим. Все градоначальники сближены писателем, утверждающим, что каждый из них обладает одними и теми же пороками, тупостью, невежеством и потому никто из них не способен управлять ни городом, ни тем более страной. Потому что все они чужды интересам своего народа, эгоистичны, самолюбивы, отмечены признаками очевидного идиотизма и бессмысленности.

Амадей Мануйлович Клементий, который искусно стряпал макароны в Италии, прибыв в город Глупов, “не только не оставил занятия макаронами, но даже многих сильно к тому принуждал, чем себя и воспрославил”. Беглый грек “без имени и отчества и даже без чина” Ламврокакис торговал на базаре греческим мылом, губкою и орехами, чего, по всей видимости, оказалось достаточно для того, чтобы впоследствии он стал градоначальником. Прыщ, майор с “фаршированной головой”, был “разоблачен” местным уличным предводителем дворянства. Действия “бывого прохвоста” Угрюм-Бурчеева сводились к муштре, уравниловке, “правильностям построения” по ранжиру. Фердыщенко, который, став правителем, вдруг “вздумал путешествовать” из угла в угол городского выгона, вообще оказался не способен ничем управлять, потому реальную работу он подменяет яркими эффектами. Градоначальник Бородавкин, представитель “цивилизирующих мероприятий”, борясь с недоимками, “спалил 33 деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною”. Великанов прославился тем, что обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души. Перехват – Залихватский, став правителем города и въехав в город на белом коне, в один момент “сжег гимназию и упразднил науки”. Беневоленский, сочинивший “Устав о добропорядочном пирогов печении”, вновь ввел в употребление “яко полезные, горчицу, лавровый лист и прованское масло”. Брудастый, у которого в голове имелся некий “органчик”, произносивший только два слова: “Не потерплю!” и “Разорю!”, приехав в город, заперся в кабинете, не пил, не ел и все что-то скреб пером. Богдан Пфейфер, “голштинский выходец”, “ничего не свершив, сменен в 1762 году за невежество”. Баклан Иван Матвеевич “кичился тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого” – известной в Москве колокольни. Негодяев Онуфрий Иванович славился тем, что “постоянно испытывал, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях”. Двоекуров “подавал твердую надежду”, так как написал записку о необходимости “рассмотрения наук”, реальных же действий он не совершал, потому что решительность “вообще не была в его нравах”. Грустилов возвысил дань с откупа до пяти тысяч рублей в год и вообще имел “много наклонностей, несомненно порочных”. Такими наклонностями обладали и другие градоначальники: маркиз де Санглот любил петь непристойные песни, дю Шарио обряжался в женские платья и лакомился лягушками, Беневоленский имел любовную связь с купчихой Распоповой, у которой по субботам едал пироги с начинкой.

Характерными чертами представителей власти – предельной тупостью, самодовольством и сознанием вседозволенности – обладают и глуповские градоначальницы. Ираида Палеологова, “напоив, для храбрости, троих солдат из местной инвалидной команды”, пыталась занять место градоначальника, но реализации ее планов помешала другая претендентка – Клементина де Бурбон, которая привлекла на свою сторону аж четырех солдат. Следующей же претендентке, Амалии Карловне Штокфиш, понадобилось шестеро пьяных солдат, чтобы свергнуть предшественницу.

Все эти колоритные образы призваны показать читателю бессмысленность и глупость административной системы города, правителем которого может стать любое безмозглое существо, с помощью угроз и различных непристойных действий заставляющее жителей повиноваться и дрожать. Изображая представителей глуповской власти, Салтыков-Щедрин подчеркивает их античеловеческую сущность. Даже характер их смерти вызывает зловеще-комическое впечатление. Все они умирают от ничтожных, неестественных или курьезных причин, как бы следуя народной поговорке: “собаке и собачья смерть”: один был растерзан собаками, другой заеден клопами, третий умер от обжорства, четвертый – от порчи головного инструмента, пятый – от натуги и т. д. Градоначальникам соответствует и собирательный образ чиновников города Глупова как олицетворение отсталости, темноты, страха, “трепета”, бесправия и покорности народных масс, находящихся под “игом безумия”.

Салтыков-Щедрин в своем произведении показывает, насколько мелки, бессмысленны, бесполезны все действия представителей власти. Все они творят одни и те же беззакония. И при этом всегда остаются безнаказанными. Но это – временно. Финал “Истории одного города” показывает, насколько бесперспективна старая власть. Да градоначальники и сами видят приближающийся конец своего правления. “Оно пришло…”, “Придет…” – загадочно говорит Угрюм-Бурчеев, перед тем как исчезнуть. “Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки… Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало свой бег. Наконец, земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца…” Эта картина Апокалипсиса – грозное пророчество неизбежной гибели монархического режима и призыв к активной борьбе с ним.