Мое открытие поэтов “Серебряного века”

Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” – восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце – источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня… …

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:

Рыдай, буревая стихия,

В столбах громового огня!

Россия, Россия, Россия –

Безумствуй, сжигая меня!

Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:

… Был Иннокентий Анненский последний

Из царскосельских, лебедей…

Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, что я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной молю ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с ней не надо света.

Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,- любовь. “Любовь Кузмина – тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся – в трепете ласковых предчувствий, она – ожидание нежности”,- писал известный литературовед П Н. Медведев.

Моя душа в любви не кается –

Она светла и весела,

Какой покой ко мне спускается!

Зажглися звезды без числа.

И я стою перед лампадами,

Смотря на близкий милый лик.

Не властен лед над водопадами,

Любовных вод родник велик.

Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” . Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” . Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически – и стал силен, был неуверен в себе – и сумел утвердиться, был незнаем – и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что

Быстрокрылых ведут капитаны –

Открыватели новых земель,

Для кого не страшны ураганы,

Кто изведал мальстремы и мель.

Чья не пъпъю затерянных хартий –

Солью моря пропитана грудь,

Кто иглой на разорванной карте

Отмечает свой дерзостный путь…

Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10-20-х годов XX века – акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого – “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.

Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт – С. Городецкий:

Назвать, узнать, сорвать покровы

И праздных пшик, и ветхой мглы.

Вот первый подвиг.

Подвиг новый – Живой земле пропеть хвалы.

Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников – поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского.

Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.

Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:

И мир как море пред зарею,

И я иду по лону вод,

И подо мной и надо мною

Трепещет звездный небосвод.

Затем – глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление

Все видеть, все понять, все знать, все пережить,

Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,

Пройти по всей земле горящими ступнями,

Все воспринять и снова воплотить.

Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:

О камни мостовых, которых лишь однажды

Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.

Трагична и судьба россиян:

Вся Русь – костер. Неугасимый пламень

Из края в край, из века в век

Гудит, ревет… И трескается камень.

И каждый факел – человек.

События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:

“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,

“Списывали в расход” –

Так изменялись из года в год

Речи и быта оттенки.

“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.

“К Духонину в штаб”, “разменять” –

Проще и хлеще нельзя передать

Нашу кровавую трепку.

В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921-1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го – это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:

С утра раздавали солдатам водку.

Вечером при свече

Выкликали по спискам мужчин, женщин.

Сгонят на темный двор…

… Еще недобитых валили в яму.

Торопливо засыпали землей.

А потом с широкою русской песней

Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам

Жены, матери, псы.

Разрывали землю. Грызлись за кости.

Целовали милую плоть.

Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”

“На дне преисподней” – так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:

Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.

В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.

Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:

Может быть, такой лее жребий выну,

Горькая детоубийца – Русь!

И на дне своих подвалов стану

Иль в кровавой луже поскользнусь,

Но твоей Голгофы не покину,

От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба,

Но судьбы не изберу иной:

Умирать, так умирать с тобой –

И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность.

Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.

Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.