Николай Гумилев был младшим современником таких известных поэтов, как В. Брюсов, К. Бальмонт, А. Блок, которые тогда уже считались законодателями российской поэзии. Он и сам увлекался их стихами, но подражать никому не хотел. Гумилев все время стремился выделиться из круга тогдашней словесности, обратить на себя внимание даже своим внешним обликом.
Многое в его внешности сразу привлекало взгляды: неправильно посаженные глаза, слегка косившие, короткая стрижка, необычная одежда, в которой всегда присутствовали какие-нибудь экзотические
Гумилев начал свой творческий путь в период расцвета символистской поэзии. Не удивительно, что в его ранней лирике весьма ощутима зависимость от этого литературного направления. Интересно, что будущий акмеист ориентировался не на молодых символистов, а на их старшее поколение, прежде всего Бальмонта и Брюсова.
Однако даже на фоне брюсовской лирической героини позиция раннего Гумилева отличалась особой энергией. Для его лирического героя нет пропасти между действительностью и мечтой: Гумилев утверждает приоритет дерзких грез, вольной фантазии. Действие произведений происходит в земной жизни, источником событий служит деятельность человека; лирический герой акмеистического периода творчества Гумилева – не просто созерцатель жизни, но и ее строитель и открыватель.
В изучении жизни герою сопутствует Муза Дальних Странствий. Она пробуждается не зовом пространств и времен, а самоуглублением личности, ее “огнедышащей беседой”, “усмирением усталой плоти”. Но такое “путешествие”, может быть, еще труднее и ответственнее. Сурово развенчивается якобы присущая всем прежде близорукость:
Мы никогда не понимали
Того, что стоило понять.
Гумилев обращается к мифологии, творчеству ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой опыт Прекрасного в человеческой душе. Оно соотнесено с искусством, поэтому лирический герой иногда становится поэтом.
Ему адресована высокая цель – слагать “окрыленные стихи, расковывая сон стихий”. Среди глухих, непрозревших
И символ горнего величья,
Как некий благостный завет,
Высокое косноязычье
Тебе даруется, поэт.
Путь лирического героя тернист, неотъемлемой частью его являются страдания. В них растет мудрая требовательность человека к себе: “…как могли мы прежде жить в покое…”. Отсюда вырастает подлинно гумилевская тема души и тела:
Расцветает дух, как роза мая,
Как огонь, он разрывает тьму,
Тело, ничего не понимая,
Слепо повинуется ему.
Маяк поиска пути для лирического героя никогда не гаснет, так как обещает вернуть “потерянное навсегда”. Поэтому он называет себя “хмурым странником”, который “снова должен ехать, должен видеть”. Под этим знаком предстают встречи со Швейцарией, Норвежскими горами, Северным морем, садом в Каире.
И складываются на этой вещественной основе емкие, обобщающие образы печального странничества: блуждание, “как по руслам высохших рек”, “слепые переходы пространств и времен”.
В 1909 г. было опубликовано заглавие стихотворения цикла “Капитаны”, которое для читателей 1910-х гг. стало своего рода визитной карточкой поэта. На первом плане в нем – созданный воображением автора образ капитанов, живописная проекция представлений поэта об идеале современного человека. Этот человек, близкий лирическому герою раннего Гумилева, обретает себя в романтике странствий. Его влечет линия отступающего горизонта и призывное мерцание далекой звезды – прочь от домашнего уюта и будней цивилизации.
Мир открывается ему, будто первому человеку, в своей первозданной свежести, обещая череду приключений, радость открытий и пьянящий вкус побед.
Герой Гумилева охвачен жаждой географической новизны, для него “как будто не все пересчитаны звезды”. Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Потому действительность кажется ему сменяющими друг друга моментами преследования, борьбы, преодоления.
В творчестве многих поэтов начала XX в. есть некий собирательный образ, так или иначе связанный с разными руслами их поисков. Идеал Гумилева символически выражен в облике фантастической героини поэмы “Открытие Америки” – Музы Дальних Странствий. Неостановимые странствия художника были изменчивыми, неоднородными, но именно они определили его жизнь, искусство, романтическое мироощущение. Черты Гумилева и его лирического героя переплетаются. Создатель многих образов, он и романтик, и мученик, и поэт, а также участник, строитель и исследователь жизни.
Гумилев учил и, думается, научил своих читателей помнить и любить “всю жестокую, милую жизнь! // Всю родную, страшную землю…”. И жизнь, и землю он видел бескрайними, манящими далями, что помогло “прогнозировать” еще не рожденный человечеством опыт, следуя своему “невыразимому прозванью”. Романтическая исключительность раскрытых душевных движений и метаморфоз дала такую возможность.
Именно таким бесконечно дорого нам поэтическое наследие Н. Гумилева.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Лирический герой Гумилева