Русская литература и литературная теория
И. А. Свириденко
К вопросу о самопознании в литературном творчестве
Обращаясь к творчеству писателя, размышляя над его человеческой и профессиональной судьбой, литературовед неизбежно сталкивается с проблемой осмысления мотивов этого творчества и связанных с ними жизненных ценностей, смыслов.
Один из базовых мотивов творчества – это стремление человека познать собственную личность, осмыслить свой уникальный духовно-биографический опыт, понять свое предназначение и “осуществить”
Как известно, обращение к проблеме внутреннего мира человека, его чувствам и переживаниям связано с психологизмом в литературе, являющимся “способом художественного освоения человеческого сознания” , литературной художественной формой, “за которой стоит и в которой выражается художественный смысл, идейно-эмоциональное содержание” .
Цель настоящей статьи: наметить подходы к осмыслению вопроса взаимосвязи самопознания в литературном творчестве и психологизма, как литературной формы, в которой данная проблематика разрешается, а также рассмотреть некоторые специфические аспекты творческой деятельности “писателей-психологов”, связанные с авторской рефлексией в творчестве.
А. Б. Есин выделяет два значения термина психологизм: широкое и узкое. “В широком смысле под психологизмом подразумевается всеобщее свойство искусства, заключающееся в воспроизведении человеческой жизни, в изображении человеческих характеров”. Согласно более узкому значению, “психологизм является свойством, характерным не для всего искусства и не для всей литературы, а лишь для определенной их части”. При этом подчеркивается, что писатели-психологи изображают внутренний мир человека особенно ярко, живо и подробно, достигают особой глубины в его художественном освоении” . Словом, речь идет о специфическом свойстве некоторых писателей, которых можно назвать “писателями-психологами”, умеющими понимать человеческую душу и обнаруживать мотивы поступков, в том числе и скрытые. Именно в этом узком значении термина исследователь усматривает собственно психологизм. Он считает, что о психологизме можно говорить лишь в том случае, когда психологическое изображение становится основным, раскрывает тему и идею произведения. “Психологизм, – пишет Есин, – это достаточно полное, подробное и глубокое изображение чувств, мыслей и переживаний вымышленной личности (литературного персонажа) с помощью специфических средств художественной литературы” . Однако здесь следует добавить, что психологизм передает чувства, мысли и переживания не только вымышленной личности (персонажа), но, в первую очередь, самого автора, потому что формирование “писате – ля-психолога”, способного постичь специфику “внутренней жизни” “другого”, немыслимо без познавательного интереса к собственной личности, ее противоречиям и сложностям, к специфике ее “изменчивости”. Именно поэтому идейно-нравственная проблематика произведений “писателей-психологов” так или иначе отражает жизненную позицию самого автора (зачастую от произведения к произведению изменяющуюся), его духовные искания, попытки ответить на жизненно важные для себя вопросы (которые в каждом случае индивидуально обусловлены). Таким образом, сама идейно-нравственная проблематика произведения порождена и обусловлена стремлением автора (сознательным или нет) ответить на “свои” вопросы, связанные с проблемой “собственного я”. “Психологизм как результат отражения авторской психологии, по мысли В. В. Компанейца, родовой признак искусства слова, свойство художественной литературы, имманентно вытекающее из его природы, ибо автор не может “не отразиться в своем произведении как человек, как характер, как натура…” (В. Г. Белинский). Писатель не властен решить вопрос, быть психологизму в произведении или отсутствовать, он в любом случае в той или иной мере будет ощущаться” .
Так, в стремлении выработать свою нравственно-философскую концепцию, Лермонтов обращается к проблеме социального самоопределения, присущей ему самому как представителю либеральной дворянской интеллигенции XIX века; Достоевский делает акцент на мучительных психологических состояниях, на противоречии двух противоположностей в человеке: вершин добра и бездны зла, любви и ненависти, противоположностей, истязающих его самого; Чехов осваивает обыденное сознание, психологию повседневности, которой был и сам в значительной мере отягощен.
Чернышевский, которому, как известно, принадлежит первенство в определении психологизма как особого художественного явления, в статье о Л. Толстом указывал на истоки мастерства “писателя-психолога”: “Он (Толстой. – И. С.) чрезвычайно внимательно изучал тайны жизни человеческого духа в себе; это знание драгоценно не только потому, что доставило ему возможность написать картины внутренних движений человеческой мысли…, но еще, может быть, больше потому, что дало ему прочную основу для изучения человеческой жизни вообще, для разгадывания характеров и пружин действия, борьбы страстей и впечатлений” <sup>1</sup>. Таким образом, проблематика самопознания составляет одну из содержательных основ художественного психологизма.
<sup>1</sup> Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч. – М., 1947. – Т 3. – С. 426.
По словам М. Горького, литература является наукой человековедения, т. е. объектом познания ее является человек. Но вначале сам автор как субъект творческой деятельности воплощается в художественном тексте, изучая реальное и вымышленное, осмысливает себя в нем. По выражению Т. Манна, творения искусства становятся “человеческими документами”. С. Л. Франк писал: “При всем различии между эмпирической жизнью поэта и его поэтическим творчеством духовная личность его остается все же единой, и его творения так же рождаются из глубины этой личности, как и его воззрения как человека” .
Считаем, что и самопознание и художественное творчество (через которое, в частности, самопознание и реализуется) – это совокупность процессов, образующих специфическую деятельность, деятельность взаимопроникающую и взаимообусловленную. Результатом этой деятельности является достижение некой истины, которая, по словам Г. Гессе, “должна быть пережита, а не преподана”.
Экзистенциальные творческие переживания, ведущие к самопознанию, могут воплощаться в произведениях как открыто, эксплицитно (например, в литературе исповедального характера, в произведениях автобиографических жанров), так и опосредованно, косвенно (имплицитно) через проблемы, разрешаемые персонажами. Мысли и поступки, совершаемые Раскольниковым или Печориным, Саниным или Самгиным, – умозрительные “эксперименты” самих авторов произведений, “эксперименты” по диагностике модуса существования личности и специфике ее взаимодействия со средой. Цели “эксперимента” обусловлены индивидуально-личностной мотивацией писателей. Таким образом, в литературном творчестве запечатлевается индивидуальность автора, его неповторимый духовный опыт, обусловленный как внешними факторами (исторический и социально-культурный аспекты, антропологические универсалии) так и внутренними (тип личности писателя, его смысло-жизненные ориентации).
На основе вышесказанного заключаем, что в любом произведении, в котором присутствует психологизм, явно или опосредованно, в той или иной степени ощутимо авторское личностное начало. И не степень развитости мастерства психологизма обусловливает уровень самопознания писателя, представленный в произведении, а, напротив, высокий уровень абстрактного мышления, саморефлексии, духовной активности автора как субъекта художественной деятельности предопределяет уровень психологизма в произведении.
Развитие и совершенствование психологизма в литературе, на наш взгляд, происходит по мере углубления в самопознание через рефлексию в творческой деятельности.
Для понимания данных процессов в творчестве писателя литературовед неизбежно обращается к изучению психобиографии автора.
Обусловленность творчества писателя его психобиографией изучали представители биографического метода, основателем которого является Ш. О. Сент-Бев. Свою теорию автор воплотил в труде “Литературно-критические портреты” (1836-1839). Впрочем, еще в начале XIX века, предваряя теоретиков биографического метода в литературоведении, немецкие мыслители, прежде всего Ф. Шлейермахер, разрабатывая науку герменевтики (толкования текстов), обращали внимание на то, что текст не может быть понят в полной мере без обращения к истории его написания и фактам жизни его создателя.
В дореволюционном русском литературоведении представителями данного направления (являвшегося одним из самых влиятельных) были такие видные ученые, как А. Потебня и Д. Овсянико-Куликовский. Труды Д. К. Овсянико-Куликовского легли в основу психологической школы в литературоведении, декларирующей прямую зависимость художественного произведения от особенностей внутреннего мира его создателя.
В 20-е гг. XX века появляется ряд интереснейших работ в области изучения генеза литературного творчества, детерминированного биографией писателя, рассматриваемой как его духовный путь. Невозможно не указать на актуальные для современного литературоведения статьи А. П. Скафтымова, в частности, “К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы” (Саратов, 1923) и книгу А. Г. Горнфельда “Пути творчества” (СПб., 1922).
А. П. Скафтымов указывал на необходимость самого пристального внимания к личности автора, через которую и устанавливается “соотношение жизни и произведения искусства”. “Факторов, действующих на процесс творчества, – писал ученый, – много, и действенность их неодинакова, все они подчинены индивидуальности автора” .
А. Г. Горнфельд утверждал, что биография писателя чрезвычайно важна для понимания его творчества, причем “биографические мелочи” подчас “более значительны, чем большие события”. “Мы можем наслаждаться стихотворением Пушкина, не зная, кто его написал и по какому поводу; но когда с каждым стихотворением мы связываем живой облик поэта, когда мы знаем ближайший повод, его вызвавший, несомненно, выигрывает наше понимание и наше наслаждение. Одно дело “Дьявол” или “Крейцерова соната” вне времени и пространства; другое дело те же произведения, как странички из дневника борющегося с собой Толстого, – заключает ученый. Здесь Горнфельд подходит к проблеме самопознания автора и ее внутритекстовом воплощении, но останавливается на идее произведения, как смыслообразующем компоненте творчества писателя.
Попытку пересмотра методологии психологической школы предпринял литературовед, критик, философ Б. Грифцов (1885- 1950). Свою концепцию он изложил в книге “Психология писателя”. При жизни автора этот фундаментальный труд так и не был издан. Более шестидесяти лет спустя (1988 г.) была опубликована сохранившаяся в семье ученого авторская рукопись.
Грифцов полемизировал с традиционным психологизмом в литературоведении. Главное, в чем Грифцов не соглашался с прежней психологической школой, это то, что определяет собственно основу художественного произведения. Он считал, что это не личность автора, его духовная активность, а само литературное произведение. Он критично относился к попыткам объяснять произведение с помощью писем, дневников, частных высказываний писателя (тогда как традиционное психологическое литературоведение уделяло этому значительное внимание). Ученый утверждал, что “с тех пор как писательство стало сознательно избираемой профессией, и самые письма пишутся профессионально, и воспоминания пишутся профессионально…” , в связи с чем, по его мнению, они не могут раскрывать личность писателя.
Грифцов утверждал суверенность художественного творчества, в процессе которого душевный опыт писателя трансформируется под влиянием законов искусства. Исходя из этого, под “психологией писателя” он понимает только “психологию творческого акта”, не обращаясь к внетворческим переживаниям писателя. По мысли Грифцова, творчество развивается по своим внутренним законам.
Однако психология творческого акта, ее специфика определяется психологией творца и всеми теми аспектами, о которых говорилось выше, и лишь в определенных случаях приобретает самодавлеющий характер.
В контексте рассматриваемой нами проблемы наиболее информативна и объективна, на наш взгляд, концепция К. Г. Юнга, которая как бы объединяет вышеуказанные тенденции в литературоведении. В работе “Об отношении аналитической психологии к произведениям художественной литературы” (1922 г.) Юнг выделяет два типа творческого процесса: экстровертированный и интровертированный.
В первом случае, по Юнгу, творческий процесс подобен существу, ведущему автономную жизнь в душе человека, независимому от сознания и над ним доминирующему. Творческий процесс превращается в субъект, подменяя собой автора (это как раз то, о чем писал Грифцов). По словам Юнга, писатель – “реагирующий объект”, и художественное произведение пользуется им как своим рупором. Таким образом, автор является объектом действующих в нем бессознательных сил.
В случае интровертированного творческого процесса художественное произведение пишется четко осознанно, по заранее намеченному плану с определенной целью.
Наверняка существует и нечто среднее, когда действует и воля автора, и давлеющая сила творческого акта. “Творческое начало живет и растет в человеке, – писал Юнг, – черпая в нем свою энергию подобно дереву, извлекающему пищу из почвы. Мы поступим правильно, если приравняем творческий процесс к живому существу, посаженному в душу человека” . Однако здесь, смеем добавить, жизненная сила, а главное, качество плода дерева во многом зависит от специфики почвы, на которой оно произрастает.
Таким образом, считаем, что творец и творческий акт неразделимы, взаимомотивированы, взаимообусловлены. Специфика их слияния (степень преобладания того или другого) предопределяет художественный мир произведения, которое в результате способно сказать больше, чем сам автор в него вкладывает.
Что касается идеи самопознания, то она не обязательно реализуется в произведении сознательно, творчество может эксте – риоризироваться, превращаясь в объект, требующий от субъекта (писателя) воплощения потребности быть собой, а значит, направляющий его на путь самопознания.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)И. А. Свириденко