ГОРЕ ОТ УМА

А. С. ГРИБОЕДОВ (1795-1829)

ГОРЕ ОТ УМА

Комедия в 4-х действиях, в стихах

Действие первое

В доме Павла Афанасьевича Фамусова, управляющего в казенном доме, – раннее утро. Горничная Лизанька в тревоге: из комнаты барышни слышатся звуки флейты и фортепиано. Там всю ночь любезничает с молодой барышней Софьей секретарь хозяина Алексей Степанович Молчалин, живущий в этом же доме. Что будет, ежели батюшка войдет?

Батюшка входит. Он заигрывает с хорошенькой горничной, она уворачивается. Лиза уверяет барина, что Софья всю ночь читала и

вот только на рассвете заснула.

Фамусов:

Скажи-ка, что глаза ей портить не годится,

И в чтеньи прок-от не велик:

Ей сна нет от французских книг,

А мне от русских больно спится.

Заслышав недовольный голос дочери, Фамусов удаляется на цыпочках.

Лиза:

Ушел… Ах, от господ подалей,

У них беды себе на всякий час готовь.

Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь.

Из комнаты выходят Софья и Молчалин. Лиза упрекает хозяйку в неосторожности: нельзя так долго засиживаться!

Софья:

Счастливые часов не наблюдают.

Появляется Фамусов. Он недоверчиво интересуется, что это делает Молчалин в столь ранний час в обществе его дочки. Софья, Лиза и секретарь плетут несусветную чушь, чтоб только избавить папеньку от подозрений. Фамусов советует молодому человеку “для прогулок подальше выбрать закоулок” и удаляется.

Лиза не одобряет романа барышни:

…В любви не будет этой прока

Ни во веки веков.

Как все московские, ваш батюшка таков:

Желал бы зятя он с звездами да чинами,

А при звездах не все богаты между нами…

Вот, например, полковник Скалозуб:

И золотой мешок, и метит в генералы.

Софье не по душе глупость полковника. Тогда Лизанька хвалит Александра Андреевича Чацкого – он “чувствителен, и весел, и остер…”. Софья возражает:

Остер, умен, красноречив,

В друзьях особенно счастлив,

Вот об себе задумал он высоко…

Охота странствовать напала на него…

Ах! Если любит кто кого,

Зачем ума искать и ездить так далеко?

По мнению барышни, Молчалин – образец добродетели: застенчивый, несмелый, “ни слова вольного”, только “руку к сердцу жмет”. Неожиданно слуга объявляет о появлении Чацкого.

Чацкий:

Чуть свет уж на ногах!

И я у ваших ног.

Молодой человек удивлен холодности Софьи – ведь когда-то между ними были такие теплые чувства.

И тут же начинает пенять на московские нравы:

Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?

Когда ж постранствуешь, воротишься домой,

И дым отечества нам сладок и приятен!

Ранний визитер не может оставить своей привычки подвергать всех критике:

Ах! К воспитанью перейдем!

Что, нынче так же, как издревле,

Хлопочут набирать учителей полки,

Числом поболее, ценою подешевле?

Его интересует: господствует ли еще при такой системе образования “смешенье языков – французского с нижегородским”?

Достается от Чацкого и Молчалину. Речистый гость отзывается о секретаре с презрительной похвалой:

…он дойдет до степеней известных,

Ведь нынче любят бессловесных.

Софью остроумие Чацкого раздражает:

Случалось ли, чтоб вы, смеясь или в печали,

Ошибкою, добро о ком-нибудь сказали?

Хоть не теперь, а в детстве, может быть?

Опять появляется Фамусов. От Чацкого он слышит только: “Как Софья Павловна у вас похорошела!”

Папаша в волнении:

Тот нищий, этот франт-приятель;

Отъявлен мотом, сорванцом…

Что за комиссия, Создатель,

Быть взрослой дочери отцом!

Действие второе

Фамусов обращается к слуге:

Петрушка! Вечно ты с обновкой –

С разодранным локтем… Достань-ка календарь,

Читай не так, как пономарь,

А с чувством, с толком, с расстановкой…

Из этого чтения становится ясно, что жизнь Фамусова – цепочка визитов: на обеды, на поминки, на крестины…

Является Чацкий. Он расспрашивает Фамусова о здоровье Софьи Павловны, о том, не приключилось ли ей какой печали.

И в конце концов осведомляется:

Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?

Фамусов:

Сказал бы я, во-первых, не блажи,

Именьем, брат, не управляй оплошно,

А главное, поди-тка послужи.

Чацкий:

Служить бы рад, прислуживаться тошно.

Фамусов:

Вот то-то: все вы гордецы…

Учились бы на старших глядя…

Он приводит в пример своего дядю, который “не то на серебре, на золоте едал”. Однажды на высочайшем приеме ему “случилось оступиться”. Высочайшее лицо изволило улыбнуться – и дядя еще два раза упал, уже нарочно. За это ему и почет, и привилегии: “упал он больно, встал здорово”.

Чацкий произносит запальчивую речь, сравнивая “век нынешний и век минувший”. Молодой человек считает, что времена раболепства прошли. Фамусов в ужасе: “Он вольность хочет проповедать!.. Строжайше б запретил я этим господам на выстрел подъезжать к столицам!”

Хозяину дома объявляют о приезде полковника Скалозуба. Фамусов отправляется к нему. Чацкий в тревоге: “Уж не жених ли?.. Ах, тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет!”

Скалозуб говорит исключительно о чинах: “Мне только бы досталось в генералы!”

Между прочим Фамусов делится с полковником своими принципами:

При мне служащие чужие очень редки:

Все больше сестрины, свояченицы детки.

Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку…

Ну как не порадеть родному человечку?

Павел Афанасьевич обронил доброжелательное словцо о Чацком: “…малый с головой, он славно пишет, переводит…”

Чацкий разражается пылкой речью. Это его знаменитый монолог:

А судьи кто?

За древностию лет

К свободной жизни их вражда непримирима…

Дворяне продают верных слуг, не раз спасавших их жизни. На “крепостной балет” сгоняют “от матерей, отцов отторженных детей”, а потом из-за долгов распродают их поодиночке…

Вот те, которые дожили до седин!

Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!

Вот наши строгие ценители и судьи!

Чацкого возмущает то, что пытливая мысль, склонность к чтению, к наукам не ценится: “Мундир! Один мундир!..”

Когда из гвардии, иные от двора

Сюда на время приезжали, –

Кричали женщины: “Ура!”

И в воздух чепчики бросали!

Софья видит в окно, как Молчалин упал с лошади и ушибся. Она так взволнована, что это вызывает подозрения Чацкого.

Молчалин же, вернувшись с обвязанной рукой, заигрывает с Лизой, приманивает ее обещанием подарков, объявляя, что барышню он любит “по должности”.

Лиза отталкивает его: “Прошу подальше руки!” Ее сердце занято буфетчиком Петрушей.

Действие третье

Чацкий беседует с Софьей о Молчалине. Ее похвалы благоразумию и услужливости секретаря кажутся молодому человеку иронией: “Шалит, она его не любит”.

Но подозрения опять возвращаются:

Ах! Софья! Неужли Молчалин избран ей?

А чем не муж?

Ума в нем только мало…

Но чтоб иметь детей,

Кому ума недоставало?

Чацкий расспрашивает Молчалина о его талантах. Молчалин отвечает, что у него два таланта: “умеренность и аккуратность”. Он учит Чацкого искать покровительства у богатых людей: “и награжденья брать, и весело пожить”. Чацкий отвергает это предложение: “…смешивать два эти ремесла есть тьма искусников – я не из их числа”. Секретарь Фамусова делится с собеседником:

В мои лета не должно сметь

Свое суждение иметь.

В дом Фамусова съезжаются гости. Давнишняя знакомая Чацкого, Наталья Дмитриевна вышла замуж и вертит своим мужем, как хочет. Мамаши ищут в Чацком жениха для своих дочерей, но, узнав, что он камер-юнкер и не богат, отворачиваются от него. Молчалин старается всем угодить, что становится новым поводом для желчной иронии Чацкого:

Молчалин! Кто так мирно все уладит?

Там моську вовремя погладит!

Тут в пору карточку вотрет!

Софья, раздраженная критикой, пускает слух, что Чацкий сошел с ума. Это подхватывает известный сплетник Загорецкий. Вскоре все гости толкуют о сумасшествии Чацкого. Фамусов говорит свое веское слово:

Ученье – вот чума! Ученость – вот причина…

… Уж коли зло пресечь,

Собрать все книги бы да сжечь.

Хозяин дома участливо спрашивает “сумасшедшего” о здоровье. Чацкий жалуется на “мильон терзаний: груди от дружеских тисков, ногам от шарканья, ушам от восклицаний”.

Чацкий разгневан “незначащей встречей”:

Французик из Бордо, надсаживая грудь,

Собрал вокруг себя род веча…

Ни звука русского, ни русского лица!

Гостя возмущает, что Россия, Москва преклоняется перед Францией – всюду дух “пустого, рабского, слепого подражанья”.

Действие четвертое

Большинство гостей разъезжается. Неожиданно появляется болтун Репетилов, который рассказывает Чацкому о неком сообществе прекрасных и свободолюбивых людей. Из его сбивчивой речи становится понятно, что все это люди пустые и нечестные. То же Репетилов твердит и Скалозубу, который уже собрался уезжать. Вояка рубит сплеча: “я вам фельдфебеля в Вольтеры дам, он в три шеренги вас построит, а пикнете, так мигом успокоит”.

При разъезде гостей Чацкий задерживается в швейцарской, никем не замеченный. Софья тайком крадется сверху. Оба подслушивают разговор Молчалина с Лизой, которую барышня послала за своим избранником. Молчалин клянется горничной, что Софья ему не мила, он ухаживает за ней из угодничества…

Мне завещал отец:

Во-первых, угождать всем людям без изъятья, –

Хозяину, где доведется жить,

Начальнику, с кем буду я служить,

Слуге его, который чистит платья,

Швейцару, дворнику, для избежанья зла,

Собаке дворника, чтоб ласкова была…

Лиза отталкивает Молчалина. Спускается Софья и делает ему, обманщику и предателю, суровый выговор.

Из швейцарской появляется Чацкий. Он возмущен: “Молчалины блаженствуют на свете!”

Молчалин скрывается. И вовремя – на шум сбегается дворня со свечами и появляется Фамусов. Разгневанный отец считает, что Софья назначила свидание Чацкому, и обещает дочери:

Не быть тебе в Москве, не жить тебе с людьми!

Подалее от этих хватов,

В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!

Чацкий:

Не образумлюсь… виноват,

И слушаю, не понимаю,

Как будто все еще мне объяснить хотят,

Растерян мыслями, чего-то ожидаю.

(с жаром)

Слепец! Я в ком искал награду всех трудов!

Спешил! Летел! Дрожал! Вот счастье, думал, близко!

Пред кем я давеча так страстно и так низко

Был расточитель нежных слов!

А вы? О боже мой! Кого себе избрали?

Когда подумаю, кого вы предпочли?

(Насмешливо)

Вы помиритесь с ним, по размышленьи зрелом.

Себя крушить, и для чего!

Подумайте, всегда вы можете его

Беречь, и пеленать, и спосылать за делом.

Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей –

Высокий идеал московских всех мужей.

Довольно! С вами я горжусь моим разрывом!

А вы, сударь отец, вы, страстные к чинам,

Желаю вам дремать в неведенье счастливом,

Я сватаньем моим не угрожаю вам.

Другой найдется, благонравный,

Низкопоклонник и делец,

Достоинствами, наконец,

Он будущему тестю равный.

Так! Отрезвился я сполна!

Мечтанья с глаз долой – и спала пелена.

Теперь не худо было б сряду

На дочь, и на отца,

И на любовника-глупца

И на весь мир излить свою досаду.

С кем был! Куда меня закинула судьба!

……

Вы правы: из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день пробыть успеет,

Подышит воздухом одним,

И в ком рассудок уцелеет.

Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок,

Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,

Где оскорбленному есть чувству уголок!..

(Уезжает..)

Карету мне! Карету!

Комментарий. Что же происходит в пьесе на протяжении четырех действий? Если речь идет о событиях, которые определяют занимательность пьесы, – то таких событий в пьесе нет. И в самом деле, в “Горе от ума” нет интригующего движения от завязки, напряженно ведущей к развязке. Единственное событие – приезд в дом к Фамусову, известному в Москве барину средней руки, молодого дворянина, который когда-то воспитывался в этом доме на правах сына покойного друга хозяина, потом покинул столицу и где-то скитался три года.

Явившись в дом, где о нем уже начали забывать, Александр Андреевич Чацкий пробыл здесь весь день, с раннего утра до позднего вечера, и спутал, как говорится, все карты: свои, любимой девушки, своего соперника Молчалина и самого Фамусова, после чего, на всех рассердившись, покинул дом, чтобы никогда впредь не возвращаться.

От диалога к диалогу, от монолога к монологу по всей комедии – там штришок, здесь другой – умудрился Грибоедов дать столь четкую, живописную картину Москвы, что с нею не сравнятся все вместе взятые панорамы. Едва ли все их детали могут идти в сравнение с разящим впечатлением, какое производит едкий дым отечества, которым драматург пропитал характеристику барской и крепостнической Москвы в диалогах и монологах комедии. Здесь видишь господ, сидящих за обедами, которые “ешь три часа, а в три дни не сварится”, которые выменивают верных слуг на “борзые три собаки”, и тех, у кого на лбу написано: “Театр и Маскерад”. Являются и барыни, командующие своими мужьями; дивишься московским девицам: “… умеют же себя принарядить тафтицей, бархатцем и дымкой, словечка в простоте не скажут, все с ужимкой”. Видишь воспитанниц и мосек полон дом у какой-нибудь выжившей из ума древней фрейлины.

Два знаменитых монолога Фамусова о веке нынешнем и веке минувшем (II, 5) показывают, каковы ближайшие исторические корни, взрастившие лакейство, униженность перед начальствующими и ничем не укротимую жажду роскошной жизни, желание во что бы то ни стало, ничего не делая, есть – коли не на золоте, то уж, по крайней мере, на серебре и роскошном фарфоре.

Грибоедов раскрывает в комедии основы мировоззрения своего героя, точно определяя их характер и время зарождения. Это – идеи вольнодумца начала XIX века, окрыленного национальной борьбой, революционным реформизмом, утверждением народных прав и обязанностей высших сословий. Эта идеология, характерная для поколения Чацкого, еще не декабристская, но питавшая декабризм.

Центр комедии – в комичности положения самого Чацкого, и здесь комичность является средством трагического, а комедия – видом трагедии.

И. А. Гончаров писал о Чацком: “Он вечный обличитель лжи, запрятавшийся в пословицу: “один в поле не воин”. Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, передовой воин, застрельщик и – всегда жертва!”