Скоро уже 60 лет с момента начала Великой Отечественной войны, но правда о том грозном и судьбоносном времени стала прорываться к нам лишь в последние годы. Наконец-то опубликован роман Василия Гроссмана “Жизнь и судьба”, снова вернулась к нам книга Виктора Некрасова “В окопах Сталинграда”, стал доступен читателям роман А. И. Солженицына “В круге первом”. Тема войны далеко не исчерпывается просто героизмом и патриотизмом советских людей. Нет! Все значительно сложнее. Вот эту сложность обстоятельств и характеров, высвеченных
Зима, 1945 год. Деревня Атамановка на берегу Ангары. Тридцать дворов. И вот в один из этих дворов приходит горе – дезертирует с войны муж Настены Андрей Гуськов. Его судьба – это своеобразный тупик. Обратной дороги нет. Гуськов укрывается в зимовье на берегу Ангары. Настена, эта совестливая женщина, учится врать, чтобы спасти мужа. Тяжелы ее думы: “…Вот и научилась ты, Настена, врать, научилась воровать”. Но мы не спешим осуждать Настену, ведь она выполняет свой человеческий долг – остается верной мужу, преданной ему. Более того – героиня искренне жалеет Андрея, видит глубину его страданий: “Человек должен быть с грехом, иначе он не человек. Но с таким ли? Не вынести Андрею этой вины…”
Андрей Гуськов совершает преступление не только против государства и народа. Он совершает страшное преступление против своих ближайших родных, против Настены. С потрясающей силой показывает Валентин Распутин трагическое отъединение Настены от других жителей Атамановки. “Настена же таила такое, что почему-то касалось всех и было против всех, с чем каждый из них к сегодняшнему вечеру ни пришел, – против Надьки, и против Василисы Премудрой, и даже против Лизы. Она, эта тайна, соединяла их вместе и отделяла от них Настену; ее еще по привычке принимали за свою, а она уже была чужой, посторонней, не смеющей отзываться на их слезы и радости и не решающейся вторить им в разговорах и песнях”.
И виновник всего этого – Андрей Гуськов. Да, преступна, оказывается, жажда жизни любой ценой, ценой предательства.
Та жажда, которая приводит Гуськова в укромное зимовье на Ангаре. Настена и муж-дезертир ищут возможный способ “оправдания” происшедшего. И способ этот один – ребенок. “Ребенок спасет тебя от зла. Да разве есть во всем белом свете такая вина, чтобы не покрылась им, нашим ребенком! Нету такой вины, Настена”.
Все тяжелее становится Настене ладить с самыми близкими людьми. Семеновна изгоняет несчастную женщину из дома, подозревая ее в неверности Андрею. Но нет уже Настене дела до себя. Цель ее одна: “спасти его, ребеночка, не дать ему тронуться страданием, которое выпало ей…”. Ради Гуськова и своего будущего ребенка героиня готова оклеветать себя. Увы! Безжалостные деревенские слухи не щадят материнских чувств Настены. Все чаще приходят к ней грустные мысли. “Нет, сладко жить; страшно жить; стыдно жить”.
Трагичен финал жизни Настены. Она выбирает стращный путь для выхода из своего положения-самоубийство. Здесь, мне кажется, автор наводит читателя на мысль о некоей “заразе”, передающейся, как болезнь. Ведь Настена, убивая себя, убивает в себе дитя-это двойной грех. Значит, уже страдает третий человек, пусть еще не рожденный. Ангара, в воды которой бросилась героиня, становится символом вечного успокоения и высшей правды. Бабы “предали Настену земле среди своих, только чуть с краешку, у покосившейся изгороди. После похорон собрались… у Надьки на немудреные поминки и всплакнули: жалко было Настену”. Вот так! Чужие люди пожалели, оплакали. Они сохранят в своих сердцах горькую память о Настене.
А Гуськов? Он обречен на забвение. Интересно, что в заключительных главах повести никто не вспоминает о нем, кроме Настены. Он, нарушивший не только гражданский, но и человеческий долг, остается жить.
Наказание ему – его собственная память. Слова Настены: “Живи и помни”,-будут до конца дней стучать в его воспаленном мозгу. Живи и помни!
“Дом человеческий и дом гражданский в повести В. Распутина “Живи и помни”