Чичиков, познакомившись в городе с помещиками, получил от каждого из них приглашение посетить имение. Галерею владельцев “мертвых душ” открывает Манилов. Автор в самом начале главы дает характеристику этого персонажа.
Внешность его первоначально производила очень приятное впечатление, затем – недоумение, а в третью минуту “… скажешь: “Черт знает что такое!” и отойдешь подальше…”. Слащавость и сентиментальность, выделенные в портрете Манилова, составляют сущность его праздного образа жизни. Он постоянно о чем
Он мечтает о нежнейшей дружбе с Чичиковым, узнав о которой “государь… пожаловал бы их генералами”, мечтает о беседке с колоннами и надписью: “Храм уединенного размышления”… Вся жизнь Манилова заменена иллюзией. Даже речь его соответствует характеру: пересыпана сентиментальными выражениями вроде “майский день”, “именины сердца”. Хозяйством он не занимался, “он даже никогда не ездил на поле, хозяйство шло как то само собою. Описывая обстановку в доме, Гоголь также замечает эту леность и незавершенность во всем: в комнатах рядом с хорошей, дорогой мебелью стояли кресла, обтянутые рогожею.
Хозяин усадьбы, по видимому, и не замечает, как имение его приходит в упадок, мысль его далеко, в прекрасных, абсолютно невозможных с точки зрения реальности мечтах.
Приехав к Манилову, Чичиков знакомится с его женой, с детьми. Чичиков со свойственной ему проницательностью сразу понимает сущность помещика и то, как с ним нужно вести себя. Он становиться таким же слащаво любезным, как Манилов.
Долго упрашивают они друг друга пройти вперед и “наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга”.
Прекраснодушному Манилову нравится все: и город, и его обитатели. Павел Иванович с удовольствием поддерживает его в этом, и они рассыпаются в любезностях, говоря о губернаторе, полицмейстере и “таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми”. В дальнейшем разговоре оба собеседника не забывают постоянно одаривать друг друга комплиментами.
Знакомство с детьми Манилова слегка удивило Чичикова экстравагантностью их имен, что, впрочем, еще раз подтвердило мечтательную, оторванную от реальности натуру помещика. После обеда оба собеседника удаляются в кабинет, чтобы, наконец, заняться предметом, ради которого Чичиков и приехал в губернию. Манилов, услышав просьбу Чичикова, очень растерян.
“- Как с? извините…я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово…
– Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились по ревизии как живые, – сказал Чичиков”.
Манилов не только несколько глуховат, но к тому же отстал от окружающей жизни. Иначе он не удивился бы “странному” сочетанию двух понятий: душа и мертвая.
Писатель намеренно делает нечеткими границы между живым и мертвым, и эта антитеза обретает метафорический смысл. Предприятие Чичикова предстает перед нами как некий крестовый поход. Он как бы собирает по разным кругам ада тени покойников с целью вывести их к настоящей, живой жизни.
Манилов интересуется, с землей ли хочет купить души Чичиков. “Нет, на вывод”, – отвечает Чичиков. Можно предположить, что Гоголь здесь имеет в виду вывод из ада. Помещика, не знающего даже, сколько крестьян у него умерло, заботит, “не будет ли эта негоция не соответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России”.
В момент разговора о мертвых душах Манилов сравнивается со слишком умным министром. Здесь ирония Гоголя как бы нечаянно вторгается в запретную область. Сравнение Манилова с министром означает, что последний не так уж и отличается от этого помещика, а “маниловщина” – типичное явление.
Манилова окончательно успокаивает пафосная тирада Чичикова о его преклонении перед законом: “закон – я немею пред законом”. Этих слов оказалось достаточно, что бы так ни в чем и не разобравшийся Манилов подарил крестьян.
Беседа Чичикова с Маниловым