Жертва вечерняя

Петр Дмитриевич Боборыкин

Жертва вечерняя

Роман в четырех книгах (1867)

Дождливым ноябрьским вечером 186* г. в Петербурге Марья Михайловна – двадцатитрехлетняя богатая вдова гвардейского адъютанта – начинает вести интимный дневник, чтобы разобраться в причинах своего постоянно дурного настроения. Выясняется, что мужа она никогда не любила, что с сыном, трехлетним “кислым” Во-лодькой, ей скучно, а столичный свет не предоставляет никаких развлечений, кроме выездов в Михайловский театр на спектакли с канканами. Хандры не развеивает

ни письмо, полученное Марьей Михайловной из Парижа от двоюродного брата Степы Лабазина, ставшего за время их разлуки “философом” и “физикусом”, ни ее визит к замужней светской приятельнице Софи. Застав Софи с любовником, рассказчица делает ей строгий выговор, хотя и догадывается сама, что скорее завидует чужому, пусть прошлому, но все-таки счастью.

Определенную новизну в жизнь Марьи Михайловны вносит, правда, знакомство с “умничающей” Плавиковой, в чьем салоне по четвергам собираются разные “сочинители”, и в их числе сорокалетний (т. е. сильно немолодой уже) романист Домбрович. Поддавшись праздному любопытству, рассказчица тоже начинает читать европейские журналы, пытается поддерживать разговоры о философии Б. Спинозы и вообще об “умном”, но жгучий интерес у нее вызывает только образ жизни содержанок-француженок, к которым, напрочь забывая о светских дамах, так тянутся мужчины. Для того чтобы познакомиться с Clemence, самой блистательной из этих куртизанок, она ездит по рождественским маскарадам, всюду встречая Домбровича. Даже Clemence, когда их знакомство наконец состоялось, говорит по преимуществу о Домбровиче, подчеркивая, что он намного выше всех светских франтов. Домбрович, с которым рассказчица видится все чаще, действительно не обманывает ожиданий: он обаятелен, тактичен, остроумен, способен часами увлекательно рассуждать и о писателях, и о людях света, и о самом себе. “Поговоривши с ним, как-то успокаиваешься и миришься с жизнью”, – заносит рассказчица в дневник, замечая, что о многом она начинает судить так же, как ее новый знакомый. Дневник заполняют размышления о женщинах – “синих чулках” и “нигилистках”, рассказы о спиритических сеансах, светские сплетни, но с каждой новой записью центральным героем все более и более становится Домбрович. Он вспоминает о своих встречах с Лермонтовым, сурово оценивает Тургенева и других современных беллетристов, доказывает, сколь вредны умным женщинам узы брака, и исподволь учит Марью Михайловну искусству “срывать цветы удовольствия” так, чтобы “овцы были целы и волки сыты”.

Спустя два месяца после знакомства происходит неизбежное: оказавшись впервые в квартире Домбровича и позволив себе шампанского за завтраком, рассказчица отдается своему учителю. Сначала она, разумеется, чувствует себя обесчещенной и едва ли не изнасилованной: “И это делается среди белого дня… Тонкий, цивилизованный человек поступает с вами, как с падшею женщиною”, – но довольно быстро успокаивается, поскольку “ничего уже воротить нельзя”, а еще через несколько дней записывает в дневнике: “Что тут жеманничать? Скажем сразу: я не могу без него! Так должно было случиться!” Не раскрывая своей тайны, Марья Михайловна и Домбрович почти каждовечерне видятся в светском обществе, причем, следуя толковым советам своего наставника, наша рассказчица пользуется отныне и у “молокососов”, и у сановников несравненно большим успехом, чем прежде. В ее жизни наконец-то появился смысл, а неделя теперь так набита делами, что время летит точно с экстренным поездом: заботы об эффектных нарядах, визиты, хлопоты по патронированию сиротского приюта, театр. Но самое главное: дважды в неделю встречаясь с любовником у себя дома, в остальные дни Марья Михайловна, заявив прислуге, что ей нужно в Гостиный двор за покупками, украдкой спешит в Толмазов переулок, где Домбрович специально для интимных свиданий снимает комнатку с мебелью.

Обучение “по части клубнички”, как выражается Домбрович, идет полным ходом: опытный соблазнитель сначала знакомит свою ученицу с романом Ш. де Лакло “Опасные связи”, “Исповедью” Ж. Ж. Руссо, другими скандальными книжками, а затем уговаривает ее принять участие в тайных вечеринках, где пятеро распутных аристократок, слывущих в свете жеманницами и самыми неприступными женщинами столицы, встречаются со своими любовниками. Шампанское, соблазнительные туалеты, канкан, сочинение акростихов на разные неприличные слова, застольные рассказы о том, кто как и когда потерял невинность, – вот мир сладкого порока, в который стала погружаться Марья Михайловна. И, наверное, погрузилась бы с головой, если бы в один из вечеров, когда ужин столичных сатиров и вакханок перешел в настоящую оргию, среди пирующих не появился вдруг добродетельный Степа Лабазин. Оказывается, он только что вернулся из заграничных странствий и, узнав от горничной Ариши, что Марья Михайловна очутилась в пучине разврата, незамедлительно помчался ее спасать. Пробужденной стыдливости и раскаянью нашей рассказчицы нет предела. В присутствии Степы она раз и навсегда разрывает свои отношения с Домбровичем – человеком, вне всякого сомнения, ярким, талантливым, но, как и все люди сороковых годов, изолгавшимся, развращенным и до крайности эгоистичным. Теперь Марье Михайловне, проведшей несколько дней в беседах с резонером Степой, хочется обрести “цельное мировоззрение” и, забыв о том, что существуют на свете мужчины, встать на стезю подвижничества и заботы о ближних.

По совету Степы она знакомится с некоей Лизаве-той Петровной, которая раздала бедным все свое состояние и посвятила себя перевоспитанию падших девушек. Вместе с новой наставницей рассказчица посещает больницы, ночлежки, солдатские и, напротив, шикарные увеселительные дома, скандаля всюду с прито-носодержательницами и словом любви пытаясь возродить проституток к новой, честной жизни. Глазам Марьи Михайловны открываются и несчастные русские девушки, которых, как ей кажется, на путь порока толкнула только ужасающая бедность, и целая галерея француженок, немок, англичанок, приехавших в петербургские бордели специально за тем, чтобы заработать себе приданое или деньги на обеспеченную старость. С патриотическим желанием спасать именно заблудших Матреш, Аннушек, Палаш рассказчица создает что-то вроде исправительного дома, учит девушек грамоте и азам добродетели, но вскоре убеждается, что ее подопечные либо вновь норовят пуститься в загул, либо всякими правдами и неправдами вымогают у нее деньги. Разочаровавшись в перспективах подвижничества и обстоятельно поговорив с неизменным советником Степой, Марья Михайловна приходит к выводу, что многие женщины промышляют собою вовсе не из-за нищеты, а ради наслаждения, ради веселой жизни и что свою любовь ей лучше обратить не на них, а на своего родного сына.

Планам уехать из Петербурга за границу мешает неожиданная болезнь ребенка. Марья Михайловна, даже и не ожидавшая от себя, что она так сильно полюбит своего “кислого” Володьку, решает провести лето на даче под Ораниенбаумом, подальше от столичной “ярмарки тщеславия”. Степа поселяется с ними под одной кровлей, продолжая работу по просвещению двоюродной сестрицы в духе позитивизма шестидесятых годов. Марья Михайловна, признающаяся, что она была всегда равнодушна к природе, к музыке и к стихам, под воздействием бесед со Степой развивается и эмоционально, и интеллектуально. Читает она уже не французские романы, а “Накануне” И. Тургенева, “Басни” Лафонтена, “Гамлет” В. Шекспира, прочие умные книги. Но чуть-чуть все-таки страдает от того, что вокруг нет никого, кто смог бы оценить ее как женщину. Перемену в добропорядочную и пресноватую жизнь вносит знакомство с Александром Петровичем Кротковым. Этот двадцатишестилетний ученый, знакомец Степы по заграничной жизни, тоже поселился на лето у своей кузины под Ораниенбаумом. Он презирает женщин, что поначалу задевает, а затем раззадоривает нашу рассказчицу. Ее дневник заполняется пересказом рассуждений Кроткова о науке, космополитизме, женской эмансипации и других важных вещах. Марья Михайловна теряет обретенное с трудом равновесие. Она вновь влюблена и бесится при одной только мысли: “Этот человек ходит теперь по Петербургу, курит свои сигары, читает книжки и столько же думает обо мне, как о китайском императоре”. Впрочем, Александр Петрович, кажется, вполне готов соединить свою судьбу с судьбою рассказчицы, но…

Итогом будет брак скорее по расчету, в лучшем случае, по сердечной склонности, а никак не по страсти, и эта эмоциональная снисходительность избранника решительно не устраивает Марью Михайловну. Она то мечтает о союзе равных, то сходит с ума от страсти, и дневник превращается в череду горячечных признаний, обвинений и самообвинений, мыслей о том, что вся жизнь рассказчицы “одно блуждание, одна беспомощная и безысходная слабость духа”, а во всех ее “поступках, мыслях, словах, увлечениях одни только инстинкты”. Жить больше явно незачем. Поэтому, решив покончить с собою, Марья Михайловна делает прощальные визиты, прощается со святой в ее самообмане Лизаветой Петровной, объезжает напоследок все петербургские театры, в том числе и Александринку, где шла “Гроза” А. Островского, и… В очередной раз отвернувшись от кротковских признаний в любви, отказавшись выслушать все привычные резоны Степы, Марья Михайловна целует спящего в кроватке сына и заново перечитывает завещание, записанное под ее диктовку верным Степой. Судьба Володьки вверена в этом завещании Александру Петровичу Кроткову. Дневник должен быть передан сыну, “когда он в состоянии будет понимать его. В нем он найдет объяснение и, быть может, добрый житейский урок”. А сама рассказчица принимает яд, уходя из жизни с улыбкой на губах и шекспировским двустишием из “Гамлета”: “Как такой развязки не жаждать? Умереть, уснуть”.

С. И. Чупринин



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (2 votes, average: 4.50 out of 5)

Жертва вечерняя