“Я ВЕСЬ МИР ЗАСТАВИЛ ПЛАКАТЬ НАД СУДЬБОЙ СТРАНЫ МОЕЙ”

Я пропал, Как зверь В Загоне, Где-то люди, Воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу Хода Нет…

Что же сделал я За пакость,

Я Убийца и злодей?

Б. Пастернак

Что же за “пакость” сделал своей стране этот человек? Почему за ним “шум погони”? Оказывается, он посмел опубликовать за ру­бежом давно написанный роман “Доктор Живаго”, Который на Ро­дине никто не хотел печатать.

Чиновники от литературы боялись, что он расшатает устои Советского государства.

О чем же этот “крамольный роман”? О судьбе личности, захва­ченной

бурей, вихрем, метелью революционных лет:

Мело, мело по всей земле Во все пределы…

Как похоже на блоковское “ветер, ветер на всем белом Свете…”. Революционные события предстают в романе во всей их обнажен­ной сложности. Они не укладываются в голые хрестоматийные схе­мы общепринятых описаний в учебнике истории.

В центре романа образ Юрия Андреевича Живаго – лирическо­го героя Б. Пастернака, который в прозе остается лириком. Многие страницы “Доктора Живаго” автобиографичны, особенно те, что посвящены поэтическому творчеству, ведь врач Юрий Живаго – тоже поэт. “Перед нами вовсе не роман, а род автобиографии само­го Пастернака… Это духовная автобиография Пастернака”, – утверждает Д. С. Лихачев. И с этим трудно не согласиться.

За стра­ницами, описывающими Юрия Живаго, встает собирательный об­раз русской интеллигенции, которая не без колебаний и духовных потерь приняла революцию. Трагедия Живаго – в постоянных со­мнениях и колебаниях, однако в нем есть решимость духа не под­даваться соблазну однозначных и непродуманных решений. Он сто­ит как бы “над схваткой”, ощущая громадность совершающихся помимо его воли, несущих его событий, “метущих по всей Земле”. Его восприятие революционных лет, как мне кажется, очень со­звучно восприятию волошинского лирического героя из стихотво­рения “Гражданская война”:

А я стою один меж них В ревущем пламени и дыме И всеми силами своими Молюсь за тех и за других.

Жена Живаго Тоня, любящая своего мужа, само его существо, все в нем – “все особенное… все выгодное и невыгодное… облаго­роженное внутренним содержанием”, – лучше других угадывает суть его личности, личности созданной, чтобы пропускать через се­бя эпоху, нисколько в нее не вмешиваясь.

События Октябрьской революции входят в Живаго, как входит в него сама природа, он их чувствует, слышит, но не осмысляет ло­гически, не хочет осмыслять, он воспринимает их как природный катаклизм, историческую трагедию России: “Так было уже не­сколько раз в истории. Задуманное идеально, возвышенно – грубе­ло, овеществлялось. Так Греция стала Римом, так русское просве­щение стало русской Революцией”.

Что такое Россия для интеллигента Юрия Живаго, который ги­бельно заблудился в революции и оказался между двух лагерей, точно так же, как он метался между двумя женщинами – Ларой и Тоней, – каждую из которых он любил своей особой любовью? Россия – это, прежде всего, для него живое чудо Природы. Она то­же соткана из противоречий, полна двойственности. Живаго любит Россию, и эта любовь вызывает в нем беспредельное страдание: “…Россия, Его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая

Родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготво­римая, с вечно величественными и гибельными выходками, кото­рых никак нельзя предвидеть!..” Поразительная по точности ха­рактеристика, в которой слились воедино и боль и любовь. И опять вспоминается волошинское: “горькая детоубийца – Русь!” И уди­вительно совпадает мироощущение пастернаковского и волошин-ского героев. Юрий Живаго после слов “никогда нельзя предви­деть” пишет: “О, как сладко существовать!

Как сладко жить на свете и любить жизнь! О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому Существованию…” А у Волошина:

Может быть, такой же жребий выну,

Горькая детоубийца – Русь!

И на дне твоих подвалов сгину,

Иль в кровавой луже поскользнусь,

Но твоей Голгофы не покину,

От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба,

Но судьбы не изберу иной:

Умирать, так умирать с тобой

И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

“На дне преисподней”, 1922 г.

Интересно также появление библейских образов у обоих авто­ров, которым революция виделась как всемирная, вселенская ката­строфа, сопоставимая с распятием Иисуса Христа.

В восприятии исторического процесса, судя по Роману, Б. Пас­тернак был последователем Л. Н. Толстого, отрицавшего роль лич­ности в истории, и во многом фаталистически воспринимавшего ее ход. Истории никто не делает, ее не видно, как нельзя увидать, как трава растет, все происходит помимо воли человека – таково убеж­дение Б. Пастернака. В этом отношении характерно сопоставление в романе судеб Антипова-Стрельникова и Живаго. То, что они оба связаны с Ларой, вовсе не случайно. Из классической литературы нам известно, что некоторые женские образы как бы олицетворяют собой Россию.

Например, Татьяна Ларина – у А. С. ПушкинА, Та­тьяна Марковна Бережкова – в “Обрыве” А. И. ГончаровА, рус­ские женщины Некрасова, тургеневские девушки и т. д. Можно сказать, что Лара – это тоже Россия, сама жизнь. “…Чистейшая, Как хрусталь сверкающая, как камни ее свадебного ожерелья – Лара Гишар. Очень Вам удался портрет ее, портрет чистоты, кото­рую никакая грязь… не очернит и не запачкает… Она живая в ро­мане. Она знает что-то более высокое, чем все другие герои романа, включая Живаго, что-то более настоящее и Важное…” – писал об этой героине Варлам Шаламов. Следовательно, в противопоставле­нии Живаго – Стрельников ощущается символический смысл.

Жестокий, волевой Стрельников воюет на стороне красных. Тон­кая, наблюдательная Лара отмечает, что от этого “…живое Челове­ческое лицо его стало олицетворением, принципом, изображением Идеи”. Его бронепоезд беспощадно подавляет всякое сопротивление революции, но он бессилен ускорить или замедлить ход событий. И

В итоге судьба военспеца Антипова-Стрельникова, Выброшенного из жизни, и судьба Юрия Живаго почти одинакова:

Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути…

Продуман за них кем-то Другим, они оба втянуты а водоворот жизни.

Об этом философские размышления в стихах Юрия Живаго – Бориса Пастернака, помещенных после эпилога романа. И все-та­ки, вопреки всему, они полны веры в подлинную ценность силы ду­ха и “тайной свободы” человека, всюду остающегося самим собой. В них отразилось понимание Б. Л. Пастернака истории как части природы, в которой человек участвует помимо своей воли.

В стихах отразилось также пастернаковское определение твор­чества: символический образ зажженной свечи.

И все терялось в снежной мгле,

Седой и белой.

СвечаГорела на столе,

Свеча горела.. .

“Свеча горела* было одним из первоначальных названий рома­на “Доктор Живаго*. Через все перипетии века светит нам эта све­ча… Огонь этой свечи проникал и проникает в души тех, кому пас­тернаковское творчество освещало жизненный путь, был Варлам Тихонович Шаламов, человек трагической и, увы, типичной для советских людей судьбы.

В трудные для Б. Пастернака годы всеоб­щей травли он написал ему следующее: “…Вы – совесть нашей эпохи… Вы – честь времени. Вы в нем Жили”. Закончить свои размышления о романе Б. Пастернака, писателя-гуманиста, хочет­ся его стихами:

Верю я, придет пора – Силу подлости и злобы Одолеет дух добра!



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)

“Я ВЕСЬ МИР ЗАСТАВИЛ ПЛАКАТЬ НАД СУДЬБОЙ СТРАНЫ МОЕЙ”