“Я СЕБЯ УБИЛ!” (преступление и наказание Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”)

“Я СЕБЯ УБИЛ!” (преступление и наказание Родиона Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”)

Ф. М. Достоевский жил и творил в эпоху, когда в стране росло недовольство существующими порядками, и писатель в своих произведениях показал людей, которые пытаются протестовать против царящего зла. Таков Родион Раскольников – главный герой романа “Преступление и наказание”. Страшная бедность повергает Раскольникова в отчаяние, он хорошо понимает, что вокруг него царят волчьи нравы собственнического

строя, его до глубины души возмущают бессердечие и жестокость богачей.

Придавленный бедностью, озлобленный своим бессилием помочь людям, Раскольников решается на преступление – убийство старухи-процентщицы, извлекающей прибыль из людских страданий. “Раскольников видит и чувствует на самом себе, как люди пользуются страданиями своих ближних, как искусно и старательно, как аккуратно и безопасно они высасывают последние соки из бедняка, изнемогающего в непосильной борьбе за жалкое и глупое существование”, – так критик Д. И. Писарев подчеркнул социальный смысл поведения Раскольникова, основной протестующий, антикапиталистический пафос романа.

Но герой не становится борцом за лучшее будущее. Знакомый с революционными идеями лишь понаслышке, он не верит, что справедливое устройство общества возможно. “Не переменятся люди, и не переделать их никому, и труда не стоит тратить… Так доселе велось и так всегда будет!” – с горечью заявляет Раскольников. Но и примириться с жестокой судьбой волевой и гордый герой не хочет. Возомнив себя необыкновенной, выдающейся личностью, человеком, которому позволено все, даже преступление, Раскольников решает убить и ограбить богатую старуху-ростовщицу. После долгих и мучительных колебаний он осуществляет свое страшное намерение. Герой переживает душевные терзания: его преследуют страшные воспоминания о пролитой крови, страх перед разоблачением и наказанием, а главное, ощущение безысходного одиночества и бессмысленности совершенного им преступления.

Изображая отчаяние и душевные муки своего героя, Достоевский стремился убедить читателей, что такая борьба против несправедливости не только не улучшает жизнь, а, наоборот, делает ее еще мрачнее и ужаснее. Наказание начинается еще до преступления, мысль о котором жжет и терзает Раскольникова: “Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах…” Наказание усугубляется в момент преступления. Герой чувствует, что жадная старуха-процентщица – все-таки человек, и опустить топор на ее голову невыносимо страшно и мерзко. Лизавета – испуганный до оцепенения беззащитный ребенок: “Она только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица, и медленно протянула ее к нему вперед, как бы отстраняя его”.

Наказание не сводится к судебному приговору, оно заключено в нравственной пытке, которая для героя романа более тягостна, чем даже тюрьма и каторга. Муки совести, леденящий душу страх, преследующий Раскольникова на каждом шагу, сознание бессмысленности совершенного злодеяния, сознание своей ничтожности, неспособности стать “властелином”, понимание несостоятельности своей теории – все это тяжелейшим гнетом ложится на душу преступника. Раскольников мучается, чувствует страх, отчаяние, отчуждение от всех людей. Ложный путь, избранный героем романа, ведет не к возвышению его личности, а к нравственной пытке, к духовной смерти.

Совершив убийство, Раскольников поставил себя в противоестественные отношения с окружающими людьми. Он вынужден постоянно, на каждом шагу обманывать себя и других, и эта ложь опустошает душу героя. Преступлением Раскольников отрезал себя от людей, но живая натура героя, вопреки убеждениям и доводам рассудка, постоянно тянет его к людям, он ищет общения с ними, пытается вернуть утраченные душевные связи.

Желание чем-то заполнить душевный вакуум начинает принимать у Раскольникова болезненные, извращенные формы, напоминающие тягу к самоистязанию. Героя тянет в дом старухи, и он идет туда, еще раз слушает, как отзывается мучительным, но все-таки живым чувством в иссохшей душе звон колокольчика, который в момент преступления глубоко потряс его.

Ощущение преступности порождает катастрофическую диспропорцию во взаимоотношениях героя с другими людьми, касается это и внутреннего мира Раскольникова: у него возникает болезненное чувство подозрительности к самому себе, появляется постоянная рефлексия, бесконечные сомнения, отсюда и странная тяга героя к следователю Порфирию Петровичу. В “поединке” с Раскольниковым Порфирий выступает как мнимый антагонист: спор со следователем – отражение и подчас прямое выражение спора Раскольникова с самим собой. Раскольников сердечным инстинктом не принимает идею, продолжающую сохранять власть над его умом. Раскольников теряется в самом себе, хлопотливая болтовня Порфирия раздражает, тревожит, возбуждает героя, и этого достаточно, чтобы он “психологически не убежал” от следователя. Раскольников тщетно пытается рационально проконтролировать свое поведение, “рассчитать” самого себя.

Герой хранит в себе тайну преступления и не может спастись от лжи. За час до явки в полицию Раскольников говорит Дуне: “Преступление? Какое преступление?.. Не думаю я о нем и смывать его не думаю”. Он старается говорить “натурально” со следователем в условиях, исключающих такую натуральность, но “натура” хитрее расчета и сама себя выдает. Раскольникова подводит внутреннее ощущение своей преступности. Свою страшную, мучительную тайну он решает поведать Сонечке Мармеладовой. В его душе нарастает желание признаться по не совсем ясным, подсознательным мотивам: Раскольников больше не может держать в себе мучительное чувство преступности. В лице Сони он встречает человека, который пробуждается в нем самом и которого он еще преследует как слабую и беспомощную “дрожащую тварь”: “Он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак”. “Натура” требовала от героя, чтобы он поделился с Сонечкой страданиями от своей преступности, а не вызывающей ее манифестацией, к такому варианту признания зовет Раскольникова христиански-сострадательная Сонечкина любовь.

Достоевский писал, что Раскольников, вопреки убеждениям, предпочел “хоть погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям: чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством… замучило его”. Но даже на каторге Раскольников не считал себя виноватым в убийстве: “Он строго судил себя, и ожесточенная совесть не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве что промах, который со всяким мог случиться”. Раскольников был духовно мертв: “Я не старушонку убил, я себя убил”. Настоящий смысл евангельского повествования о воскрешении Лазаря открывается Раскольникову только тогда, когда воскресает к новой жизни его собственная душа, когда он раскаивается и понимает, что вся его жизнь “была каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом”. И это была не его жизнь, потому что он теперь другой – обновленный, способный любить и открывать свое сердце людям и Богу.