“Я научила женщин говорить…”

Начало XX века в русской культуре было временем невероятного, фантастического взлета поэтического искусства. Как будто обнаружились скрытые ранее источники, питающие Кастальский ключ, дающий вдохновение. Разнообразие поэтических школ, имен, стилей и тем было огромно. Не все выдержало проверку временем.

Но есть имена, которые в сознании уже нескольких поколений стали синонимами слова “поэт”. Одно из них – имя Анны Андреевны Ахматовой.

Все в этой женщине: от внешнего облика, общей культуры, напряженности мысли, величия души до

предельно простой гениальности стихов – было совершенством. Анна Ахматова вошла в русскую литературу с первой книгой стихов ” Вечер”, которая стала открытием. Женщин-поэтов в мировой культуре было очень немного, в русской это единичные имена. Существовал устойчивый взгляд на женскую поэзию как на нечто альбомное, утонченное, сентиментальное, ассоциирующееся с любовной лирикой и не более.

Поэт – “занятие мужского рода”, по словам одного из современников Ахматовой. Но после выхода книг “Вечер” и “Вечерний альбом” время дамской поэзии закончилось. Зазвучали сильные, свежие, ошеломляюще новые голоса.

Ранние стихи Ахматовой почти все – о любви. И они сразу же обратили на себя внимание чарующим сочетанием тонкого психологизма, точностью деталей, лаконизмом и сдержанной страстностью. Ахматова отбирает детали очень скупо, и это позволяет ей в немногих словах передать богатейшую гамму чувств.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки…

Сколько раз цитировали эти строки как пример высокого поэтического вкуса. Так просто передано смятение, потрясение влюбленной и страдающей женщины. Некоторые короткие стихи настолько емкие, что оставляют впечатление подробного рассказа, они сочетают в себе насыщенность прозы и многозначность и музыкальность поэзии:

…Хочешь знать, как все это было? –

Три в столовой пробило,

И прощаясь, держась за перила,

Она словно с трудом говорила:

“Это все, ах нет, я забыла, я люблю Вас, я Вас любила

еще тогда!”

“Да!?..”

Семь строк, но они вместили в себя целый многостраничный роман. Мы легко “прочитываем”, как развивались отношения двух людей, всю боль запоздалого понимания, не случившегося счастья. Счастья как завершенности вообще нет в ранней лирике Ахматовой. Она вся на разрыве, на предчувствии или переживании боли, ее тема – “невстреча”.

Это всегда история души, не узнавшей и не понявшей другую душу. Каждое стихотворение развивается по законам трагедии, все стихи сюжетны, это не смутные стенания ни о чем. В них женщина отвергнута, но не унижена, гордость и благородство женской души были свойственны и автору, и ее стихам.

… А там мой мраморный двойник,

Поверженный под старым кленом,

Озерным водам отдал лик,

Внимает шорохам зеленым.

И моют светлые дожди

Его запекшуюся рану…

Холодный, белый, подожди,

Я тоже мраморною стану.

В этом стихотворении ни разу не названо чувство, нет никаких деталей, уточняющих ситуацию. Но все в нем кричит о боли, о том, что иногда можно пожелать стать холодной статуей, чтобы не чувствовать, как саднит “запекшаяся рана”.

У Ахматовой нет предшественников в поэзии, но есть Учитель. Это Пушкин, и у него она научилась точности, сдержанности и строгому отбору слов. Высокая простота в поэзии – удел немногих и немногим дана.

Стояла долго я у врат тяжелых ада,

Но было тихо и темно в аду…

О, даже дьяволу меня не надо,

Куда же я пойду?..

Дорога Анны Ахматовой оказалась пострашнее девяти кругов ада. И она прошла ее с достоинством. После первых лет славы – сначала умолчание, потом – гонение, потом – забвение.

И только под конец пути – новый взлет, признание, мировая слава. Но и в страшное время, когда

Улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

Ахматова ни в чем не отступила от заявленных и завоеванных высот. Стихи, написанные в годы террора, которые записывались, давались немногим верным людям для прочтения и тут ж сжигались, все-таки пережили безвременье, стали документом, памятником, реквиемом по тем, кто погиб, был растоптан, лег дрова ми в печь “мировой революции”.

Здесь девушки прекраснейшие спорят

За честь достаться в жены палачам.

Здесь праведных пытают по ночам

И голодом неукротимых морят.

Четыре строки, в которых – приговор целой эпохе. Так видела и понимала происходящее Ахматова. Но кодекс личной чести, острое чувство единства личной судьбы и судьбы родины не позволили ей уехать, оставить Россию.

Ахматова разделила судьбу миллионов людей, не будучи защищена от унижения и страха, от неизвестности и горя.

Муж в могиле, сын в тюрьме…

Помолитесь обо мне.

Так могли бы сказать сотни тысяч женщин. Она стала их голосом.

Обманчивая простота ахматовского стиха стала великим искушением. В поэзии бывает так, что кто-то открывает новую страницу, а следом летят эпигоны, которым кажется, что они знают, как теперь надо писать. Множество поэтесс говорили, подражая неповторимому голосу и интонациям Ахматовой. Они не понимали, что за каждым словом, отобранным поэтом, стоит весь словарь, что каждая деталь – результат отбора, что красивый стих, за которым не стоит мысль, чувство, опыт, остается набором “красивостей”.

Женщины, которые до сих пор гордились тем, что были вдохновительницами поэтов, теперь сами захотели творить. Анна Ахматова с неподражаемым сарказмом прокомментировала эту тенденцию:

Могла ли Биче словно Дант творить,

Или Лаура жар любви восславить?

Я научила женщин говорить,

Но как теперь их замолчать заставить?

Однако “людские суждения – как ручейки, а правда сред них – как многоводный поток”, говорит Библия. Схлынули мутные волны, забылись имена подражательниц. А имя Ахматовой – в кругу равных.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (2 votes, average: 4.50 out of 5)

“Я научила женщин говорить…”