Традиции и новаторство в поэзии Владимира Маяковского

Маяковский впервые вошел в литературу с появлением манифеста “Пощечина общественному вкусу”, в котором была изложена программа футуристов. Он не просто входит в литературу, а врывается, вносит в нее коренные изменения. В манифесте он называет футуристов “лицом нашего времени”, излагает их предложение “сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности”. Говорит о том, что они объявляют “непреодолимую ненависть к существующему до них языку”.

Требует “увеличение словаря в его объеме произвольными

и непроизвольными словами”, создавая тем самым “словоновшество”.

Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как “словоновшество” поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: изъиздеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха.

Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье “Как делать стихи?” Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.

Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово – “ступенька” – имеет логическое ударение и несет определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: “грудь испешеходили”, то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:

Вот – я, весь боль и ушиб.

Вам завещаю я сад фруктовый

Моей великой души.

Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры – ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения – “На цепочке Папомона поведу, как мопса” и другие, неологизмы, гиперболы, реже – прием контактного повтора В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек “для сердца” оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них – крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: “Опять, тоскою к людям ведомый, иду…”. У поэта “тоска к людям”, тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека – какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:

Два аршина безликого розоватого теста:

Хоть бы метка была в уголке вышита.

Нет лиц, нет людей – такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.

Через час отсюда в чистый переулок

Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…

Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в “Плясках смерти” писал: “Как тяжко мертвецу среди людей…”, то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта – характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому.

Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ “жизнь – тюрьма”, возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении “Ко всему” этот образ разрастается до огромных размеров:

… вся земля – каторжник с наполовину

Выбритой солнцем головой!

Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского – несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.

Полжизни прошло, теперь не вырвешься…

… я в плену. Нет мне выкупа.

Оковала земля, окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

Да в дома обнесен океан ее!

Жизнь заточена, “океан любви” обнесен в дома – такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, “загона”, закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, – образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце – мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, “как маленькая гноящаяся ранка”, тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой.

Солнце – “неб самодержец”, жирный и рыжий, выезжающий “по тропам крыш”. Раннему Маяковскому мерещились “косые скулы океана”, он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен.

Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.

Любовь громадины, “сфинкса” Маяковского – грандиозная, великая:

Любовь мою,

Как апостол во время оно,

По тысячи тысяч разнесу дорог.

Поэт “прекрасно болен”, у него “пожар сердца”. В поэме “Облако в штанах” любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:

…сквозь жизнь я тащу

Миллионы огромных чистых Любовей

И миллион маленьких грязных любят.

Во “Флейте-позвоночнике” звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: “Все равно я знаю, я скоро сдохну”. В стихотворении “Ко всему” Маяковский, называя себя “величайшим Дон-Кихотом” говорит:

Любовь!

Только в моем воспаленном мозгу была ты!

Была… Любовь уходит.

И в поэме “Война и мир” поэт боится оступиться, потерять оставшееся:

Оступлюсь – и последней любовишки кроха

Навеки канет в дымный омут

В поэме “Человек” Маяковский – в пламени любви.

… только боль моя острей – стою огнем обвеет,

На несгорающем костре немыслимой любви.

Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль – все острей… И Маяковского бросает в другую стихию. Он переходит к теме искусства поэта, его творчества.

Здесь поэт превозносит необузданность, свободу творческой фантазии. Во весь голос заявляет, что он не такой, как все, а фантазия его способна перевернуть весь мир:

Ноктюрн сыграть могли бы

На флейте водосточных труб?

Он – “бесценных слов мот и транжир”. Поэт не защищен от грязи окружающего мира, которая взгромоздилась “на бабочку поэтиного сердца”. В стихотворении “Эй” ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границ:

Эй! Человек, землю саму

Зови на вальс!

Маяковский, в стихотворении “Поэт-рабочий”, доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, нет разницы между техником и поэтом. Они равны.

Сердца – такие ж моторы.

Душа – такой же хитрый двигатель.

Главная, ведущая тема для молодого Маяковского – поэзия.

Я хочу одной отравы –

Пить и пить стихи.

Поэзия поэта неразрывно связана с его жизнью.

Видите – гвоздями слов

Прибит к бумаге я.

Оценивая свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое, поэт пишет:

Забуду год, день, число.

Запрусь одинокий с листом бумаги я,

Творись, просветленных страданием

Слов нечеловечья магия.

Поэзия Маяковского – “нечеловечья магия”.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (2 votes, average: 4.50 out of 5)

Традиции и новаторство в поэзии Владимира Маяковского