Радищев – одна из тех фигур, о которых писать чрезвычайно сложно. При советской власти он почитался в качестве первого русского революционера, и поэтому его главная книга “Путешествие из Петербурга в Москву”, создававшаяся с 1785 по 1789 год, вошла в школьную программу по литературе.
Автора, пишущего столь тяжелым слогом, немудрено возненавидеть, тем более что учебник предлагал свести содержание его произведения к двум-трем тощим идейным формулам. Многие неприязнь к прозе Радищева переносили на всю литературу XVIII века: казалось, что
Тем он и оригинален, да и по другим причинам заслуживает внимания как писатель.
Радищев родился в семье богатого помещика. Детство его прошло в имении Немцово под Калугой. Учился он в Пажском корпусе – училище, готовившем юношей к придворной службе. В 1766 году правительство направило группу молодых людей для обучения в Лейпцигский университет; в нее входил и Радищев. Эта поездка определила всю его дальнейшую судьбу.
Во-первых, юноша увидел европейскую жизнь, столь не похожую на российскую. Во-вторых, за границей он познакомился с идеями современных ему французских философов-просветителей, большинство из которых были материалистами и республиканцами. Позднее он выразил многие из этих идей с необыкновенной прямотой, доходя до крайних выводов. Наконец, не менее важными оказались чисто бытовые обстоятельства.
Русские студенты жили в своем общежитии под надзором некоего майора Бокума – вора и грубияна. Естественно, горячие юноши не могли мириться с его поведением. Однажды дошло до настоящего бунта; студенты опасались серьезных неприятностей, но дело замяли.
Все это Радищев подробно описал позднее в “Житии Федора Васильевича Ушакова” – биографии своего друга, который в Лейциге и умер. Очень похоже, что для писателя мелочный деспотизм Бокума на всю жизнь остался образцом любого самовластного правления.
Радищев не сделал блестящей карьеры, как полагалось бы по его воспитанию. Но довольно успешно продвигался по службе, пользуясь покровительством просвещенного вельможи, графа Александра Романовича Воронцова. В конце концов он дослужился до солидной должности начальника петербургской таможни.
Из ранних писательских опытов Радищева любопытен “Дневник одной недели” – попытка очень тяжелым языком передать тонкие чувства, переживаемые в разлуке с друзьями. Для русской литературы такая тема тогда была внове. Впрочем, “Дневник” так и остался в рукописи. Опубликовал молодой Радищев только перевод с французского “Размышлений о греческой истории” философа Г. Мабли – одного из самых последовательных республиканцев своего времени. В примечании к этому сочинению переводчик осмелился назвать самодержавие “наипротивнейшим человеческому естеству состоянием”.
Бею вторую половину семидесятых годов Радищев жил неприметно и совсем не занимался сочинительством.
Полагают, что толчком к возобновлению писательской деятельности было чтение книги французского публициста аббата Рейналя “История европейцев в обеих Индиях” – самого знаменитого антиколониального произведения европейской словесности XVIII века. Ужасающие картины колониального рабства, нарисованные Рейналем, связались в уме Радищева со всем худшим, что можно было увидеть в российской действительности при крепостном праве.
Мысли, вычитанные писателем в юности у философов-просветителей, складывались в некоторую систему.
Европейское Просвещение утверждало те самые принципы, которые впоследствии легли в основу современной западной жизни. Важнейшие из них – природное равенство и свобода людей; право каждого человека на стремление к счастью; полная веротерпимость. В Бога большинство просветителей или открыто не верили, или считали, что Он не имеет отношения к повседневной человеческой жизни, поэтому и церковь не имеет никакого права вмешиваться в жизнь.
Радищев был одним из тех, кто хочет всякий мировой вопрос разрешить теперь же, немедленно. Идеи своего времени он воспринял не головой, а сердцем. Устройство современного общества для Радищева не просто неразумно, а отвратительно.
Если передовая европейская мысль установила, что власть закона и свобода личности хороши, а произвол и всякого рода стеснения плохи, значит, мириться с ними нельзя. В этом смысле Радищев, бесспорно, мыслил как революционер.
Мысли, овладевшие им, требовали выхода. Радищев снова взялся за перо: он начал работу над книгой “Путешествие из Петербурга в Москву”. В то же время он написал еще несколько смелых произведений: “Письмо к другу, жительствующему в Тобольске” – рассказ об открытии памятника Петру Великому с замечаниями о монархической власти в обществе, “Житие Ушакова” и другие.
Чтобы наверняка обеспечить издание своих сочинений, Радищев завел собственную типографию с единственным станком, где напечатал сначала “Путешествие из Петербурга в Москву”, а затем “Письмо к другу”, экземпляры которого сам рассылал знакомым.
Есть сведения, что цензор пропустил “Путешествие”, потому что не прочел книги – иначе трудно понять, каким образом она могла пройти цензуру. Все стороны русской жизни предстали перед публикой в самом мрачном свете. В своих заметках Радищев рисовал неправый суд, тяготы и несправедливости набора на военную службу, разврат дворян, отравляющий жизнь крестьян.
Главное же – бесчеловечное тиранство он показывал как обычное, а не исключительное отношение помещика к крестьянину, находящее опору и в самом законе. Этого мало; он оправдывал крестьян, убивших жестокого барина, уравнивал христианскую веру со всеми религиями, хулил самый царский титул: “Скажите, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?”. Наконец, в книге Радищев поместил отрывки из своей оды “Вольность”, написанной в 1733 году.
Рассказчик, от лица которого ведется повествование, встречает некоего “новомодного стихотворца”, который ему эту оду отчасти читает, отчасти пересказывает. Она была создана по случаю завоевания американцами независимости и открыто прославляла народное восстание против самовластия. Народ в радищевской оде обращается к царям с теми же обличениями, которые в Библии звучат из уст самого Бога:
Тебя облек я во порфиру…
Вдовицу призирать и сиру,
От бед невинность чтоб спасти,
Отцом ей быть чадолюбивым;
Но мстителем непримиримым
Пороку, лже и клевете…
Выход в свет “Путешествия” вызвал страшный скандал. Книга дошла до императрицы, которая с полным основанием увидела в ней суровый и пристрастный приговор всему ее царствованию. “Бунтовщик хуже Пугачева”, – сказала она о Радищеве. Он был арестован и приговорен к смертной казни, замененной десятилетней ссылкой в Сибирь; с ним отправилась сестра его покойной жены: они любили друг друга, но из-за родства закон запрещал им венчаться. Чувства большей части читающей публики по поводу книги Радищева и его процесса выражены в эпиграмме Державина:
Езда твоя в Москву со истиною сходна,
Некстати лишь дерзка, смела и сумасбродна…
Некоторые в петербургском обществе сочувствовали ссыльному, собирали в его пользу пожертвования, а его главный покровитель граф Воронцов посылал к Радищеву за свой счет целые обозы с продовольствием.
Книга Радищева была в России, разумеется, под запретом, снятым только в 1905 году. Но она ходила во множестве списков, передавались из рук в руки и немногие сохранившиеся экземпляры первого издания. В 1796 году новый император, Павел I, вернул Радищева из Сибири, но не на свободу, а на жительство в деревню под честное слово – ничего не писать против правительства.
Стихов Радищев писал немного, но поэтическим талантом, несомненно, обладал. Дух экспериментаторства в его поэзии проявился даже сильнее, чем в прозе. В одной из глав “Путешествия” он сожалеет о засилье ямбов в русской поэзии и советует вспомнить древний гекзаметр, осмеянный после неуспеха “Телемахиды” Тре-диаковского. Ода “Вольность”, правда, написана ямбами, но ямбами нарочито “шершавыми”; здесь, как и в прозе, Радищев полагал, что его мысль будет выражена ярче, сильнее.
Не без гордости его герой-стихотворец замечает, что затрудненное произношение стиха “во свет рабства тьму претвори” соответствует трудности самого действия.
Годы ссылки Радищева были богаты политическими событиями. Упоение свободой в первые годы французской революции сменилось кровавыми казнями якобинской диктатуры, а затем самовластием Наполеона Бонапарта. Радищеву пришлось убедиться в справедливости “закона природы”: “из вольности рождается рабство”. Смерть Екатерины привела лишь к усилению произвола в царствование Павла I.
Мировоззрение Радищева изменилось, он стал еще большим скептиком. В Сибири им было написано несколько философских сочинений, среди которых самое крупное по содержанию – трактат “О человеке, о его смертности и бессмертии”. В павловское царствование, живя в саратовской деревне, Радищев занимался в основном чистой литературой, далекой от политики.
Он написал обширную статью о Тредиаковском “Памятник дактилохореическому взятию”, где вновь – подробнее, чем в “Путешествии”, – обосновывал преимущества гекзаметра. Тогда же он сочинял модным в те годы “русским” размером поэму, или, как сам ее назвал, “повесть богатырская стихами”, “Бова”, на сюжет популярного лубочного романа “Бова-Королевич”. Такого рода романы переиздавались множество раз, авторы же были давно забыты.
Поэтому их сочинения смешивали с русским фольклором. Стихотворения-подражания им писали чуть ли не все русские поэты, от Хераскова до Пушкина включительно; с этого и начала устанавливаться прочная связь между фольклором и “высокой” литературой.
В 1801 году новый император Александр I полностью реабилитировал Радищева: он получил место в важном учреждении, Комиссии составления законов. Вокруг него образовался кружок молодых литераторов, приятелей его сына. Некоторые из них были близки Радищеву демократическими взглядами, других, как, например, выдающегося филолога и талантливого поэта А. X. Востокова, с ним роднил интерес к народной поэзии и возрождению древних размеров. Радищев в эти годы начал огромную поэму “Песнь историческая” – стихотворное изложение древней истории, в которой он вновь попытался выразить свой взгляд на историю вообще:
Коль мучительство нагнуло
Во яремвысокувыю,
То что нужды, кто им правит?
Вождь падет, лицо сменится,
Но ярем, ярем пребудет.
Тогда же, в 1801-1802 годах, он написал два замечательных стихотворения. В одном из них Радищев глубокомысленно подводил итоги истекшему веку; его характеристика стала хрестоматийной:
Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,
Будешь проклято вовек, в век удивлением всех.
Другое, “Софические строфы”, – просто прекрасная поэзия:
Ночь была прохладная, светло в небе,
Звезды блещут, тихо источник льется,
Ветры нежно веют, шумят листами Тополи белы.
Ты клялася верною быть вовеки,
Мне богиню нощи дала порукой;
Север хладный дунул один раз крепче – Клятва исчезла.
Пятидесятитрехлетний писатель был полон сил и мыслей. Но вскоре Радищеву стало ясно, что политические идеи, которые он высказывал в Комиссии, вновь вызывают недовольство высокого начальства. О том, что непосредственно привело его к гибели, ходят лишь легенды.
Так или иначе, 11 сентября 1802 года Радищев принял яд.
(2 votes, average: 2.50 out of 5)Торжественная ода Александра Радищева