Предметом своей литературы К. Воробьев сделал личный, исключительно трудный, не укладывающийся в рамки обычных человеческих горестей, жизненный опыт. Этот опыт, помноженный на опыт людей, которые, как и сам Воробьев, жили под тяжестью выпавших на их долю неслыханных испытаний, осмыслил и перевел в русло литературы автор военной прозы.
Над повестью “Это мы, Господи!..” он работал еще на войне. В 1943 году его партизанская группа вынуждена была укрыться в подполье, он сидел на чердаке дома в Шяуляе и, каждую минуту ожидая смертельной встречи
Жизнь на войне заставила по-иному взглянуть на людей, на свое отношение к ним. Не злоба, жестокость и подозрительность, а человечность, доверие, взаимовыручка и, если надо, жертвование собой ради таких же, как ты, – вот в чем основа отношений между людьми. Вот что дает человеку право чувствовать, быть, называть себя человеком.
К этому пришел, это понял и это принял герой Воробьева.
Главный герой повести К. Воробьева “Это мы, Господи!..” – двадцатитрехлетний лейтенант Сергей – проходит все тяжести и испытания войны. Три года тяжких мытарств – из лагеря в лагерь, из плена в плен – таковы молодые годы Сергея. В жестких, суровых, нечеловеческих условиях закаляется молодость героя. Война!
Чего же можно ожидать человеческого? Но не до такой же степени: “- Сколько лет?
– Двадцать три.
– Мне с тобой тут не до шуток, понял? Мальчиком прикидываешься? Поздно…
– Мне двадцать три года!
– Брешешь, сволочь!..”
Потерян внешний человеческий облик, но душа…
После “лечебной помощи” капитана Сергей задумывается: “Теперь в нем и впрямь слишком мало чего осталось… Нет, не так! То, что там есть, в самой глубине души, не вырыгнул с блевотиной Сергей. Это самое “то” можно вырвать, но только цепкими когтями смерти. Иным путем нельзя отделить “то” от этого долговязого скелета, обтянутого сухой желтой кожей.
Только “то” и помогает переставлять ноги по лагерной грязи, только оно в состоянии превозмогать бешеное чувство злобы, желание вспыхнуть на минуту и испепелить в своем пламени расплывчатое пятно, маячащее перед помутившимися глазами, завернутое в зеленое, чужое… Оно заставляет тело терпеть до израсходования последней кровинки, оно требует беречь его, не замарав и не испаскудив ничем! “Терпи и береги меня!” – приказывает оно. – Мы еще дадим себя почувствовать!..”
Много пришлось пережить главному герою повести и его окружению. Был в плену у немцев, бежал, опять поймали, отвезли в концлагерь.
“Жуткой тишиной полнится барак. Редко кто обращается шепотом к товарищу с просьбой, вопросом. Лексикон обреченных состоял из десяти-двадцати слов. Только потом узнал Сергей, что это была мучительная попытка людей экономить силы. Так же строго расходовались движения.
Тридцать медленных шагов в день считалось нормой полезной прогулки.
Обессиленными, ставшими как восковые свечи пальцами пробуют цепляться за жизнь люди. Тяжело переставляя колодки, идут, поддерживая друг друга, два товарища. В руках они держат по пучку травы.
Существовала в лагере какая-то, только пленным ведомая, “питательная” трава “березка”. Толкли ее в котелках, пока она пустит сок, потом размеренно жевали….
…В “Долине смерти” создали немцы непревзойденную систему поддержания людей в полумертвом состоянии. Пленных можно было уже не охранять – дальше одного километра от лагеря никто бы не ушел за целый день…”
“Долина смерти” – название говорит само за себя. “Люди в полумертвом состоянии” – это уже не живые, но еще и не мертвые. Это существа, находящиеся на границежизни и смерти, “живые мертвые”, каждый новый день которых может оказаться последним.
Но не так мечтал умереть Сергей. Не случайно эпиграфом к повести взяты строки из “Слова о полку Игореве”: “Лучше быть убиту от мечей, чем от рук поганых полонену!”
На первых страницах повести, соответственно, и книги “боевой славы”, размышляет герой о смерти: “… он думал о смерти и тогда же понял, что, в сущности, не боится ее, только… только умереть хотелось красиво!” Если смерть, то смерть, достойная человека. И не один раз позже будет размышлять Сергей о конечности бытия. Это не с надрывом и сожалением в голосе и не со слезами на глазах, ведь “хуже смерти ничего не будет!..” Мысли о самоубийстве не дают ему покоя после потери друга, с которым рука об руку пришлось прошагать и испытать немало… .
И, когда, казалось бы, уже никуда не убежишь, ничего возможного для спасения собственной жизни нет, Сергей мысленно перелистывает книгу жизни. Просматривая, вспоминая все до мелочей, он понимает и успокаивает себя тем, что жизнь он прожил так, как мог. Да, спотыкался, падал, но поднимался и уверенно шагал вперед.
“Закинув руки за голову, Сергей ходил по камере. Нет, теперь уж ничего, ничего нельзя было сделать… Оставалось последний раз прошагать мысленно свои двадцать три года. Нет, в прошлом все было так, как надо… Иначе он и не мог.
Только так, как было и должно быть! И только обрыв этой немноголистной повести нелепый… без подписи, без росчерка…”
Но нет, еще не обрыв. По-прежнему герой верен мысли о совершении побега. Ему это удавалось не один раз и, возможно, собрав последние силы , герой совершит очередной побег, который станет для него последним.
А пока:
“Бежать, бежать, бежать!” – почти надоедливо, в такт шагам, чеканилось в уме слово. “Бе-ежа-ать!” – хотелось крикнуть на весь лагерь и позвать кого-то в сообщники… Нужен был хороший, надежный друг.
И лип Сергей к разговору кучки пленных, прислушивался к шепоту и стону, ловя в них эхо своего “бежать”…
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Тема войны в повести К. Воробьева “Это мы, Господи!..”