Сюжет и герои одного из рассказов В. М. Шукшина

“…Было ему тридцать девять лет от роду. Он работал киномехаником в селе. Обожал сыщиков и собак.

В детстве мечтал быть шпионом”. Так кончается рассказ. И только в конце мы узнаем, что звали героя Василий Егорыч Князев.

А начинается повествование еще более лаконично: “Жена называла его – Чудик. Иногда ласково. Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось.

Он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь истории – мелкие, впрочем, но досадные”.

Шукшин очень скуп на слова. Но это

не экономия, а элегантность писателя, который умеет вкладывать в старые слова новый смысл. Можно, например, долго и нудно повествовать о человеке, лишенном чувства юмора.

Можно, как Шукшин, ограничиться одним небольшим предложением: “Он совсем не умел острить, но ему ужасно хотелось”.

Вот еще пример лаконичной выразительности: “Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался”.

Сравнив хулиганов с продавцами, Шукшин с конкретным сарказмом отозвался о грубых и наглых торговых работниках советского периода. И это гораздо изящнее, чем прямолинейные фельетоны и карикатуры того времени. Кроме того, в предложении дана определенная характеристика героя.

Ясно, что он человек провинциальный и застенчивый.

Эта характеристика усиливается эпизодом с потерянными деньгами. Чудик увидел в магазине на полу пятидесятирублевую ассигнацию. Пошутил, что богато, мол, тут люди живут, положил деньги на прилавок и ушел. А потом обнаружил, что это его собственные деньги.

Большие, кстати, полмесяца тогда за полсотку работали. Но постеснялся вернуться и заявить свои права.

“Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие: “Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить”. Нет, не пересилить себя – не протянуть руку за проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать”.

Эти краткие, но емкие фразы не только рисуют своеобразный характер героя, но и обладают социальной критикой. Казалось бы, стереотипный диалог с работницей почты, которая “знает, как нужно писать телеграммы”. А сколько в нем издевки над узколобыми чиновниками всех мастей!

“В аэропорту Чудик написал телеграмму жене: “Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь. Васятка”.

Телеграфистка, строгая сухая женщина, прочитав телеграмму, предложила:

– Составьте иначе. Вы – взрослый человек, не в детсаде. /’

– Почему? – спросил Чудик. – Я ей всегда так пишу в письмах. Это же моя жена!.. Вы, наверно, подумали…

– В письмах можете писать что угодно, а телеграмма – это вид связи. Это открытый текст.

Чудик переписал.

“Приземлились. Все в порядке. Васятка”. Телеграфистка сама исправила два слова: “Приземлились” и “Васятка”

Стало: “Долетели. Василий”.

– “Приземлились”. Вы что, космонавт, что ли?

– Ну, ладно, – сказал Чудик. – Пусть так будет”.

На первый взгляд в рассказе почти ничего не происходит.

Ну съездил герой к родственникам, ну деньги потерял, за что получил от жены шумовкой по голове, ну с людьми в дороге пообщался. Никакого тебе криминала, как в современной прозе “модных” писателей, вроде Марининой или Доценко, никакой стрельбы, ни одного убийства или изнасилования. Ив то же время рассказ буквально насыщен протестом чистой человеческой души, вынужденной жить в корыстном, неблагоустроенном мире.

Есть там эпизод, почти незаметный в общем течении событий, когда герой едет в поезде: “Входили и выходили разные люди, рассказывались разные истории.

Чудик тоже одну рассказал какому-то интеллигентному товарищу, когда стояли в тамбуре, курили.

– У нас в соседней деревне один дурак тоже… Схватил головешку – и за матерью. Пьяный.

Она бежит от него и кричит. “Руки, кричит, руки-то не обожги, сынок!” О нем же и заботится… А он прет, пьяная харя. На мать.

Представляете, каким надо быть грубым, бестактным…

– Сами придумали? – строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков.

– Зачем? – не понял тот. – У нас за рекой, деревня Раменское…

Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил”.

Так и будут отворачиваться от Чудика “интеллигентные” и не слишком интеллигентные люди. Возненавидит его и сноха, в которой слились уродливые типы всех недалеких “выходцев из деревни”.

“…Тут только понял Чудик, что – да, невзлюбила его сноха. А за что, действительно?

– А вот за то, что ты – никакой не ответственный, не руководитель. Знаю я ее, дуру. Помешалась на своих ответственных.

А сама-то кто! Буфетчица в управлении, шишка на ровном месте. Насмотрится там и начинает… Она и меня-то тоже ненавидит – что я не ответственный, из деревни… А ведь сама из деревни! – как-то тихо и грустно изумился Дмитрий. – А вот…

Детей замучила, дура, одного на пианинах замучила, другую в фигурное катание записала. Сердце кровью обливается, а – не скажи, сразу ругань”.

И все-таки Чудик счастлив. Хотя бы тем, что жена с ним “иногда ласкова”, что идет “рясный парной дождик” и можно снять ботинки и бежать по мокрой, теплой траве, подпрыгивать и петь громко: “Тополя-а-а, тополя-а…”



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)

Сюжет и герои одного из рассказов В. М. Шукшина