Столкновение теории с жизнью

Роман Тургенева “Отцы и дети” представляет собой некий итог и квинтэссенцию философских воззрений Тургенева. В центре тургеневского романа всегда герой с неординарными взглядами и высокими духовными потребностями. В романных коллизиях подвергаются проверке их идеи, это особенно заметно в столкновениях героев между собой, а главное, с живой жизнью, природой, любовью, которые, по Тургеневу, не зависят ни от какой, даже самой передовой, философии.

Герой романа “Отцы и дети” – человек “новый”. Базаров – разночинец, человек

весьма образованный. Безусловный интерес представляет его “новая” философия, которую уже в начале романа охарактеризовал Павел Петрович – главный идеологический противник Базарова. “Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты”.

Тургенев находит ход для раскрытия философских воззрений своих героев – сталкивает их в идеологическом споре, давая им возможность свободно высказывать свои идеи. Проверка этих взглядов пока не происходит – споры относятся еще к экспозиции романа, но читатели уже получают довольно четкое представление о сути философии Базарова, выражаемой им также в афористичных высказываниях типа: “Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”. Чтобы разобрать философию Базарова более подробно, стоит обратиться к ее истокам. “Знаменем” вульгарно-материалистических взглядов Базарова в романе является книга Бюхнера “Материя и сила”, которую Аркадий, поначалу увлеченный теориями Базарова, предлагает своему отцу по совету друга. Книга эта была довольно популярна в то время в России среди передовых людей. Философия, в ней заключавшаяся, опиралась на достижения естественных наук того времени.

Базаров выражает материалистическую позицию естественнонаучного толка, поскольку он еще и естествоиспытатель. Его философия не признает никаких высших духовных проявлений, таких, как душа и другие абстрактные понятия. Результатом этого явилось отрицание всего, что составляет основы старой, идеалистической философии, выразителями которой являются Николай Петрович и Павел Петрович. Но именно Павел Петрович оказывается достойным противником Базарова.

Различия политических позиции спорщиков не так уж сильно акцентируются, как это принято думать. Положительной программы по этим вопросам у Базарова, похоже, вообще не существует. “Сперва надо место расчистить, а потом строить”, – говорит Базаров. Предметом обсуждения становятся прежде всего такие общечеловеческие ценности, как любовь, искусство, природа, поэзия.

В начале романа Николай Петрович цитирует строки о весне из “Евгения Онегина”. Эти строки отвечают навеянному наступающей весной настроению Николая Петровича. Базаров грубо прерывает Николая Петровича и заявляет свое отношение не только непосредственно к поэзии, но и ставит под сомнение саму возможность влияния природы на душевное состояние человека.

Поэзия не принимается Базаровым как вещь абсолютно бесполезная. “Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта”, – говорит он. Отсюда и его отношение ко всем явлениям жизни: он все меряет и оценивает с точки зрения пользы и полезности. Точно так же оценивается им и природа. “Природа не храм, а мастерская”, – заявляет он. Базаров не принимает природу как создание Господа, как нечто непостижимое и неразгаданное.

По Тургеневу, природа есть живой организм, живущий своей собственной жизнью, естественно, человеку неподвластной и непостижимой. Базаров говорит о природе как о мастерской, где хозяин – человек и все управляется волей его разума. Базаров не принимает положение Шеллинга о “мировой душе”, как и то, что природа – явление более духовное, чем материальное.

Эта позиция в корне чужда Тургеневу, и сухие рассуждения Базарова автор дает в контрасте с поэтическим описанием природы, как бы споря с Базаровым.

Но спор этот уже не такой, как споры Павла Петровича и Базарова. В качестве доказательств выступают не сухие умозаключения, а сама живая природа. Как бы начинается проверка взглядов Базарова жизнью, и уже само сравнение с прекрасными пейзажами указывает на несостоятельность этих взглядов. “А весна тем временем брала свое”, – говорит Тургенев в начале романа и заканчивает его также описанием “равнодушной” и вечной природы на сельском кладбище. Здесь Тургенев поддерживает традицию Пушкина, как бы отведя природе вечный план.

На его фоне рассуждения Базарова кажутся детским лепетом, на который природа взирает во всем своем могуществе, ничуть не споря, но тем не менее в конце концов “беря свое” путем “вечного примирения и… жизни бесконечной”.

После встречи с Одинцовой Базаров постепенно начинает осознавать свою беспомощность перед вечностью и могуществом природы. “…И часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет…” – восклицает он. Тем не менее взглядов своих он не меняет, но возникает у него ощущение грусти и растерянности.

Отношение к любви Базаров довольно четко высказывает уже в начале романа, совершенно не принимая мистико-духовную сторону этого явления. “И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения”. Если Николай Петрович выглядит в глазах Базарова лишь “безответным” сентиментальным созерцателем, то Павел Петрович, переживший любовь, “просто не состоялся как человек”.

В глазах Базарова он “не мужчина, не самец”. Базаров отрицает то, что веками культивировалось и обожествлялось в идеалистической философии. Любовь воспринималась как нечто высокодуховное, объективно трагические. Базарову чужд и непонятен трагизм: что за роковая женщина и трагическая любовь? “Нравится тебе женщина, старайся добиться толку; а нельзя – ну, не надо, отвернись – земля не клином сошлась”.

Так старается он “добиться толку” с Фенечкой, которая в романе олицетворяет некоторое природное начало. Она не слишком умна, но прекрасна в своем материнстве, и поэтому и воспринимается Базаровым как самка. Затем Тургенев сталкивает Базарова с Одинцовой, и Базаров с удивлением замечает в себе перемену: “Вот тебе раз! – бабы испугался!” Его душевное смятение усиливается с каждым днем.

Замечает в себе перемену. “Какой я смирненький стал”, – сетует он на себя с некоторой иронией.

Тургенев говорит, что “он с негодованием осознавал романтика в самом себе”. И, наконец, Базаров осознает, что его борьба проиграна, он влюблен, но влюблен “глупо, безумно”. Он подавлен, разбит, но не сломлен.

Тот факт, что нечто вступило в противоречие с его теорией, причем в нем же самом, захватило его душу, а главное – самое ценное – его разум, рождает в нем злобу… “В нем билась, сильная и тяжелая, страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей”, – пишет Тургенев о чувстве, охватившем Базарова. Когда-то предложив Аркадию, рассказавшему о загадочном взгляде княгини Р., “проштудировать анатомию глаза”, он сам сталкивается с “таинственной улыбкой” Одинцовой и ее странным, леденящим душу спокойствием, она как прекрасная статуя, холодная и недоступная. Одинцова – воплощение идеала, в ней содержится та же классическая гармония, как в произведениях художников и скульпторов. Теперь Базаров поражен этой гармонией, и начинает колебаться еще один постулат его философии – нигилистическое отношение к искусству. “Рафаэль гроша медного не стоит”, – заявляет он.

Тургеневу, как человеку эстетическому, это чуждо. В то время сильно был развит культ художника, творца. Известно высказывание Тургенева о том, что “Венера Милосская несомненнее принципов 1789 года”. Базаров же толком не может противопоставить искусству ни политику, ни науку в силу своих нигилистических позиций. “Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука – наука вообще?

Есть науки, как есть ремесла, знания; а наука вообще не существует вовсе”, – говорит Базаров. После неудавшегося романа с Одинцовой он и в науке разочаровывается. “Лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливою скукой и глухим беспокойством”, – пишет автор. Базаров уже как бы предчувствует свою смерть, задумывается о религии. Он говорит отцу: “Вы оба с матерью должны теперь воспользоваться тем, что в вас религия сильна; вот вам случай поставить ее на пробу”.

Сам он, потеряв силы, не может к ней обратиться, слишком долго он был далек от Бога. Подсознательно, однако, он смиряется, и даже речь его меняется: “Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет”, – восклицает он настолько поэтично, что кажется, что это не он в начале романа говорил Аркадию: “Сделай милость, не говори красиво!”

Итак, Базаров, сам того не желая, меняется, его философская теория лопается, попадая в испытание любовными коллизиями. Даже композиционно это подчеркивается: два раза он побывал у Одинцовой, в Марьине и у своих родителей, и во второй приезд повел себя совершенно по-другому. Кульминационный момент дуэли, после которой он сходится с Павлом Петровичем, доказывает, что основным противоречием в романе являются не политические разногласия и не конфликт отцов и детей, а конфликт теории и живой жизни. “Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет”, – сказал Гете, и Тургенев своим романом подтвердил это.