Глава 3. Педро Кальдерон и барокко
3.11. Стихийное начало в человеке барокко
Цепи на ногах Сехисмундо (таким он впервые предстает в драме) оказываются символом несвободы человека барокко, несвободы физической и философской. Физическая несвобода заключается в том, что человек, рожденный быть свободным, в социуме несвободен: он зависим от многих людей, обстоятельств, самой судьбы, не имеет свободы даже в мыслях. Ярко раскрывается данная позиция человека барокко в первом монологе героя:
О я несчастный! Горе мне!
О, небо, я узнать хотел
За что ты мучаешь меня?
Какое зло тебе я сделал,
Впервые свет увидев дня?
Но раз родился, понимаю.
В чем преступление мое:
Твой гнев моим грехом оправдан,
Грех величайший – бытие.
Тягчайшее из преступлений –
Родиться в мире. Это так.
Но я одно узнать хотел бы
И не могу понять никак.
О, небо (если мы оставим)
Вину рожденья – в стороне
Чем оскорбил тебя я больше,
Что кары больше нужно мне?
Не рождены ли все другие?
А если рождены, тогда
Зачем даны им предпочтенья.
Которых я лишен всегда?
Родится птица, вся как праздник.
Вся красота и быстрый свет,
И лишь блеснет. Цветок перистый
Или порхающий букет.
Она уж мчится в вольных сферах.
Вдруг пропадая в вышине:
А с духом более обширным
Свободы меньше нужно мне?
Родится зверь с пятнистым мехом.
Весь – разрисованный узор,
Как символ звезд, рожденный кистью
Искусно – меткой с давних пор.
И дерзновенный и жестокий.
Гонимый вражеской толпой,
Он познает, что беспощадность
Ему назначена судьбой.
Он в лабиринтной глубине
А лучшему в своих инстинктах.
Свободы меньше нужно мне?
Родится рыба, что не дышит.
Отброс грязей и трав морских, –
И лишь чешуйчатой ладьею.
Волна в волнах. Мелькнет средь них.
Уже кружиться начинает
Неутомимым челноком.
По всем стремиться направленьям,
Безбрежность меряя кругом.
С той быстротой, что почерпает
Она в холодной глубине:
А с волей более свободной.
Свободы меньше нужно мне?
Ручей родиться, извиваясь,
Блестя, как уж, среди цветов,
И чуть серебряной змеею
Мелькнет по зелени лугов.
Как он напевом прославляет
В него спешащие взглянуть
Цветы и травы, меж которых
Лежит его свободный путь,
И весь живет в просторе пышном.
Слагая музыку весне:
А с жизнью более глубокой
Свободы меньше нужно мне?
Такою страстью проникаясь
И разгораясь, как вулкан.
Я разорвать хотел бы сердце,
Умерить смертью жгучесть ран.
Какая ж это справедливость,
Какой же требует закон.
Чтоб человек в существованья
Тех преимуществ был лишен.
В тех предпочтеньях самых главных
Был обделенным навсегда.
В которых взысканы Всевышним
Зверь, птица, рыба и вода?
Данный монолог героя необходим Кальдерону не только для обозначения трагической обреченности человека своей судьбе на примере образа Сехисмундо (“Грех величайший – бытие. // Тягчайшее из преступлений – // Родиться в мире. Это так.
Но я одно узнать хотел бы
И не могу понять никак…”,
Но и для подчеркивания стихийного начала в человеке. Необходимо обратить внимание на последние слова героя в данном монологе. В этом случае Кальдерон использует такие психологические черты барокко, как демонизм, страстность, доходящую до яростности, трагическая смятенность, исступленность человека и аффектация.
Если в классицизме, в пьесах Расина, мы найдем отображение внутренней борьбы человека с самим с собой, т. е. между страстями и разумом, то у Кальдерона нет обозначения этой борьбы. В пьесе Кальдерона перед нами представлен образ человека, отдающегося на волю собственных страстей, не желающего обуздать себя, свои желания. Так драматург запечатлевает в художественной форме естественный протест человека начала Нового времени против неустойчивости мира, закрепощения человека в какие бы то ни было созданные законы и религиозные каноны. Человек в своем стихийном демоническом размахе стремится определить собственное решение судьбы, явить миру свою волю, желает преодолеть данное свыше. Это звучит во многих словах героя: “Что это башня для меня Как колыбель и как могила… И в ней влачу существованье, Живой мертвец, скелет живой”. “Башня как колыбель и как могила” кроме образного обозначения места пребывания героя оказывается символическим обозначением барочного осознания жизни. Человек не имеет ни права, ни возможности изменить линию жизни, данной свыше. В этом плане жизнь – не просто судьба, это рок. Тому доказательство оксюморонное осознание человекой природы – это “живой мертвец”, “скелет живой”.
В своем разговоре с первым человеком – Росаурой (если не считать прислуживающего ему верного Клотальдо) Сехисмундо проявляет свое демоническое начало, когда о самом себе герой говорит, что он “зверь меж человеков” и “человек между зверей”. Данный монолог героя показывает, что стихийное, демоническое, неподвластное разуму начало является одной из сторон человеческой природы и всегда присутствует или сосуществует с другими сторонами в каждой личности.
Драматург исходит в художественном видении из средств барокко: это сочетание и чередование одновременно контрастных, полярных значений и понятий при создании сложного образа человека, который раздираем одновременно страстями и разумом, стремится преодолеть буйство страстей или отдается им во власть. Тому доказательство часто встречаемые в тексте слова: “укротить”, “ненасытнее”, “жажд”, “смотря”, “я гибну”, “я умираю”, “видеть – умиранье”, “не видеть – смертный сон”, “терзанье”, “бешенство”, “боязнь” и т. д.
Стихийное начало в человеке барокко