СМЫСЛОВАЯ НАГРУЗКА В ОПИСАНИЯХ ДОРОГИ И СТИХИИ В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА

Интересно проследить возникновение и вариации темы дороги в творчестве А. С. Пушкина. Для Пушкина “южного” периода мотив дороги связан с идеологией романтизма, одной из главных тем которого была тема изгнанничества или добровольного бегства. Традиционными для романтической поэзии причинами этого бегства были неудовлетворенность героя его отношениями с обществом или неразделенная любовь:

Людей и свет изведал он

И знал неверной жизни цену…

(“Кавказский пленник”, 1820)

..Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной

(“Погасло дневное светило…”, 1820)

Лежала в сердце, как свинец,

Тоска любви без упованья.

(“Кавказский пленник”)

Романтический герой оставляет родные края и отправляется странствовать:

Покинул он родной предел

И в край далекий полетел

С веселым призраком свободы…

Лети, корабль, неси меня к пределам дальним

По грозной прихоти обманчивых морей,

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей.

Романтический герой – вечный скиталец, вся его жизнь – дороги, и любая остановка означает для него потерю свободы. В романтической поэзии тема свободы с мотивом дороги связана очень тесно. Не случайно поэму “Цыганы” Пушкин начал с описания кочевого цыганского быта:

Цыганы шумною толпой

По Бессарабии кочуют.

Они сегодня над рекой

В шатрах изодранных ночуют.

Если же в романтическом произведении появлялась тема тюрьмы и узника, то она всегда связывалась с мотивом побега, со стремлением к свободе:

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер… да я..

(“Узник”, 1822)

Упоминание ветра здесь не случайно: в романтической литературе он стал устойчивым символом свободы. Со стремлением к свободе мотив ветра прямо связан в стихотворении “Кто, волны, вас остановил…” (1823):

Взыграйте, ветры, взройте воды,

Разрушьте гибельный оплот.

Где ты, гроза – символ свободы?

Промчись поверх невольных вод.

Однако здесь мотив ветра получает новый по сравнению с “Узником” смысл. В 1823 году был разгромлен кишиневский кружок декабристов, с участниками которого Пушкин был знаком лично. Первую строфу стихотворения можно прочитать как отклик на это событие:

Кто, волны, вас остановил,

Кто оковал ваш бег могучий,

Кто в пруд безмолвный и дремучий

Поток мятежный обратил?

“Символом свободы” назван не просто ветер, как в “Узнике”, а именно гроза. Наряду с темой дороги Пушкин много раз возвращается к теме вольного ветра и разрушительной бури:

Вещали книжники, тревожились цари,

Толпа пред ними волновалась,

Разоблаченные пустели алтари,

Свободы буря подымалась.

И вдруг нагрянула…

Упали в прах и в кровь,

Разбились ветхие скрижали…

Здесь буря олицетворяет Французскую революцию, которая, уничтожив старые законы (“разбились ветхие скрижали”), должна была принести Франции свободу.

Однако в поэзии Пушкина мотив бури включался и в другой контекст. Так, например, мотив этот появляется в стихотворении “Зимний вечер” (1825). Здесь буря, стихия противопоставлена маленькому замкнутому пространству, “ветхой лачужке”. На антитезе дом – буря, в сущности, строится все стихотворение:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя…

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

На аналогичной антитезе дом – дорога построено стихотворение “Зимняя дорога” (1826). Мотив дороги здесь связывается с “волнистыми туманами”, “печальными полянами” и “однозвучным” колокольчиком, а сама дорога названа “скучной”. Этому долгому и утомительному пути противопоставлен домашний уют.

Если в романтической поэме мотив дороги связывался с постоянным движением, с кочевой жизнью и именно такая жизнь считалась наиболее приближенной к идеалу – полной свободе человека, то в 1826 году Пушкин осмысляет эту тему по-другому.

Отход от романтической традиции в разработке мотива дороги проявился в романе “Евгений Онегин”. Отчетливо стали заметны различия между путешествиями в романтических поэмах и в “Евгении Онегине”. В отличие от поэмы, в романе описание дороги лишено лирических отступлений и сдержанно по тону (за исключением “одесских” строф). Онегин проезжает исторические места, оказывается в Нижнем Новгороде. И что он видит?

Всяк суетится, лжет за двух,

И всюду меркантильный дух.

Контраст между героическим прошлым города и его настоящим подчеркивается эпитетами “поддельны”, “бракованные” и сочетаниями слов’ “горсть услужливых костей”, “прошлогодни моды “…

Такое же противопоставление проводилось в черновом варианте и в “московской” строфе:

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,

Своими девами прельщает,

Стерляжьей потчует ухой.

Таким образом, путешествие в романе получает новое по сравнению с “южными” поэмами значение.

Но мотив дороги в “Евгении Онегине” – это не только путешествие Онегина, но и путешествие Лариных из деревни в Москву. Здесь Пушкин использует подчеркнуто “низменную” лексику, недопустимую в романтической поэме:

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды…

И уж какую можно найти романтичность в описании российских дорог?

Теперь у нас дороги плохи,

Мосты забытые гниют,

На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают;

Трактиров нет.

Эти онегинские строки писались одновременно с “Дорожными жалобами” (1829), и стихотворение, где поэт размышляет о возможной смерти на дороге, близко им по стилистике и по полушутливому тону:

Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,

Не средь отческих могил,

На большой мне, знать, дороге

Умереть Господь судил…

По тематике стихотворение близко “Зимней дороге”, присутствует то же противопоставление дорога – дом:

То ли дело рюмка рома,

Ночью сон, поутру чай;

Толи дело, братцы, дома!..

Ну, пошел же, погоняй!..

Очевидно также сходство и с другим, еще более ранним стихотворением “Телега жизни”. В стихотворении 1825 года жизнь тоже сравнивается с длительным путем, скитаниями по дурным дорогам.

Философское значение тема дороги получает и в “Бесах” (1830). В этом стихотворении она связывается с мотивом вьюги, который тоже имеет символический смысл. Путника застает в “чистом поле” метель. Сбившись с дороги, путник полностью оказывается во власти темных, враждебных сил:

“Эй, пошел, ямщик!..” – “Нет мочи:

Коням, барин, тяжело;

Вьюга мне слипает очи;

Все дороги занесло;

Хоть убей, следа не видно;

Сбились мы. Что делать нам!

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам”.

Человек оказывается беспомощным перед стихией, он не может справиться с этой жестокой силой:

Сил нам нет кружиться доле;

Колокольчик вдруг умолк;

Кони стали…

Сходный мотив появляется в повести “Метель” (1830), где стихия резко меняет судьбы героев вопреки их воле. Из-за метели Марья Гавриловна навсегда разлучается с женихом. После неудавшегося побега она возвращается домой, и родители даже не подозревают о происшедших событиях. После роковой ночи Владимир отправляется в армию и погибает на войне 1812 года. Наконец, из-за метели в жадринскую церковь случайно попадает Бурмин и случайно же становится мужем Марьи Гавриловны.

Памятно описание метели и в повести “Капитанская дочка”. Здесь, как и в “Бесах”, застигнутый бураном путник теряет дорогу, и его кони останавливаются в “чистом поле”:

“Вдруг увидел я что-то черное.

– Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?

Ямщик стал всматриваться.

– А Бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек”.

То, что “чернелось” в поле, действительно оказалось человеком, и человек этот указал Петруше Гриневу дорогу. Таким образом, “дорога”, указанная Пугачевым, оказалась спасительной для Петруши. Глубоко символично то, что Пугачев появляется из бурана и спасает от него Гринева. Таким же “беспощадным”, как стихия, окажется поднятый Пугачевым бунт. И Пугачев не раз спасет от этой слепой силы Петрушу.

Мотив ветра, стихии связывается с темой бунта и в “Медном всаднике” (1833), над которым Пушкин работал одновременно с работой над “Историей Пугачева”.

Но вот, насытясь разрушеньем

И наглым буйством утомясь,

Нева обратно повлеклась,

Своим любуясь возмущеньем

И покидая с небреженьем

Свою добычу. Так злодей,

С свирепой шайкою своей

В село ворвавшись, ломит, режет,

Крушит и грабит; вопли, скрежет,

Насилье, брань, тревога, вой!..

И, грабежом отягощенны,

Боясь погони, утомленны,

Спешат разбойники домой,

Добычу на пути роняя.

Здесь, как и в “Капитанской дочке”, разбушевавшаяся стихия сравнивается со “свирепой шайкою” разбойников. И эти силы, мощные и беспощадные, противостоят государственной власти, самодержавию:

В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил. На балкон,

Печален, смутен, вышел он

И молвил: “С Божией стихией

Царям не совладеть.

Мотивы дороги и ветра включались Пушкиным в самые разные по тематике произведения и приобретали все новые символические значения.