Литература и Крым
С. О. Курьянов
К вопросу о художественном восприятии Крыма в древнерусской литературе (X-XIII в.)
При разговоре о художественном восприятии в древнерусской литературе того или иного объекта необходимо помнить, по крайней мере, о двух условиях, существенно влияющих на сегодняшнее представление о взгляде средневекового человека на мир.
Во-первых, это неделимость в средневековом сознании литературы переводной и оригинальной. Чужое воспринималось
Во-вторых, это, как правило, большой временной разрыв между моментом написания или перевода произведения и временем создания той его рукописной редакции, которая дошла до нашего времени и может быть рассмотрена и проанализирована. В таком случае на первоначальный текст даже без зримого желания древнерусского книжника могут накладываться более поздние представления о мире, связанные прежде всего с особенностью идейно-политических акцентов эпохи.
В отношении произведений русской литературы X-XIII веков два изложенных тезиса особенно актуальны, поскольку эти литературные памятники дошли до наших дней, как правило, в списках XIV-XV веков и более позднего времени.
И все же говорить о писательском восприятии мира в произведениях русской литературы рассматриваемого времени возможно: сила литературной традиции в древнерусский период была столь велика, что никакие переделки не могли ее уничтожить, разве лишь слегка видоизменить.
Переходя к разговору о Крыме, обратим внимание на то, что, по-видимому, взгляд на него в первоначальном древнерусском виде донес до нас только безымянный автор “Слова о полку Игореве”, отнесший Корсунь (Херсонес) к земле “незнаемой” . Надо всеми иными авторами тяготела другая литературная традиция, характеризующаяся не столько собственным, сколько заимствованным взглядом, большей частью византийского происхождения.
Для русского человека X-XIII веков Крым был своей чужой землей. Своей, поскольку часть Восточного Крыма входила в русское Тмутараканское княжество (хотя заметим, что понятие Тмутаракани как чего-то далекого и чужого, сформировалось, по-видимому, задолго до нового времени). Чужой, потому что никогда полностью в состав Руси не входила и была отделена от нее Великой Степью.
Формирование русского представления о Крыме древнерусские книжники начали опосредованно, как переводчики (а чаще – переписчики) произведений византийского происхождения. Так в русской литературе появился целый ряд херсонесских сказаний, среди которых особую группу составляют произведения, связанные с именем святого Климента, папы Римского, принявшего мучение за веру в Херсонесе в 101 году.
Св. Климент был четвертым римским епископом, учеником и сподвижником св. апостола Петра. Литературные памятники (“Житие святого Климента”, “Мучение святого Климента”) повествуют о его благочестии и дарованных свыше способностях творить именем Божьим то, что было недоступно простым людям.
Он еще в Риме прославился чудом, именем Господа вернув наказанному за осквернение христианских святынь язычнику зрение и слух.
Растущая популярность римского пастыря дошла до императора Траяна, и св. Климент оказался в заточении в Херсонесе. И здесь он не прекращал своей пастырской деятельности, десятки людей обратив в христиан. Но у граждан Херсонеса славу снискал чудом, облегчившим жизнь всем окрестным жителям. Место, где работали в каменоломнях каторжники, было безводным, и хождение за водой на огромное расстояние изматывало и без того изможденных людей. А св. Клименту от Господа было явлено место, где неглубоко под грунтом находился водный источник. Стоило святому ударить в этом месте мотыгой, как забил животворный ключ. Чудо возымело столь сильное действие, что большое число местных жителей приняло христианство. Они стали рушить языческие капища, вырубили священную языческую рощу.
Поскольку зачинщиком этих событий власти не без основания посчитали св. Климента, его решено было казнить. Но чтобы место казни не стало местом паломничества христиан, святого вывезли на корабле в море и, привязав ему на шею тяжелый металлический якорь, бросили в пучину.
Однако палачи просчитались. Молитва последователей Христа, собравшихся на берегу для прощания со своим пастырем, заставила море расступиться и обнажить раку с мощами святого, над которой высилось сооружение в виде церкви.
С тех пор в день мучений св. Климента море уходило “в свою пазуху”, давая дорогу паломникам к месту его упокоения, и продолжалось это семь дней. У раки святого прозревали слепые, глухие начинали слышать, хромые – ходить, поднимались немощные, изгонялись бесы.
Однажды к месту упокоения св. Климента на исходе семидневного срока – подошла семья – отец, мать и отрок – с молитвой о здравии и благополучии (“Сказание о чуде святого Климента”, “Чудо святого Климента о отрочати”). Поскольку море уже начало наступать, помолившись, паломники поспешили вернуться. И когда вода над ракой сомкнулась, родители с ужасом обнаружили, что сына рядом нет: он остался у могилы святого. Горю родителей, потерявших единственного отпрыска, не было предела. Но беспредельна была и радость, и благодарность, обращенная к Богу, когда через год после нового открытия доступа к мощам убитые горем отец и мать обнаружили отрока живым и здоровым и с молитвенной благодарностью стоящим у раки св. Климента.
А когда “затворися море” и доступ к святому месту стал невозможен, останки святого решено было перенести в Херсонес (“Слово на перенесение мощей святого Климента в Корсунь”). Участвовали в торжествах не только священнослужители города. Специально для этого патриархом из Константинополя был послан весь клир собора св. Софии. За мощами святого направились на заходе солнца, а в полночь появилось сияние над местом его захоронения и стал слышен запах как от многих кадил (“Житие Константина Философа”) . И появилась сначала голова святого, а затем и все тело его. С великой честью и славой святые мощи были внесены в город.
Традиция восприятия Херсонеса как места христианских чудес прослеживается также в целом ряде других источников.
Великое чудо сотворил св. Василий, епископ Херсонесский (“Житие свв. Ефрема, Василия, Евгения, Агафодора, Елпидия, Еферия и Капитона”). Посланный от Иерусалимской церкви в период царствования императора Диоклетиана, св. Василий был враждебно принят херсонеситами и поселился неподалеку от города в пещере, ведя праведную жизнь. Однажды явились к нему родители, у которых недавно в молодом возрасте скончался сын. Обращение к св. Василию не было случайным: сын явился им во сне и объяснил, что ежедневное взывание к языческим богам горю не поможет, но молитва к Творцу всего сущего, произнесенная херсонесским епископом, воскресит его. И чудо свершилось: после молитвы св. Василия молодой человек воскрес. Но это возмутило язычников. Подогреваемые иудеями, они связали святого, поволокли к стенам города и убили возле столба, на котором христианами был водружен крест.
В том же тексте повествуется о деяниях св. Капитона, посланного епископом в Херсонес уже в период правления Константина Великого. Херсонеситы потребовали, чтобы он вошел в горящую печь. Только при таком условии они готовы были поверить во Христа. И св. Капитон их требование выполнил. Выйдя живым из горящей печи, он доказал силу слова Божьего.
Сохранился рассказ о чуде, совершенном в Херсонесе именами свв. Козьмы и Дамиана (“Чудо святых Козьмы и Дамиана”). На одном из пиров после семидневного застолья кончилось вино, и хозяин, разлив в чаши гостей воду, помолился святым бессребренникам, и “обратися вода <в> мед сладокъ”. Возблагодарив Бога и святых, пировали еще двенадцать дней, вино не переводилось. Оно исчезло, когда люди начали говорить “скверная словеса и все нелепо творити” .
Знаменательными были события, произошедшие здесь с Константином Философом, первоучителем славянства (“Житие Константина Философа”).
Находясь с посольством на пути в Хазарию, в Херсонесе он с Божьей помощью научился еврейской речи и письму и перевел еврейскую грамматику на греческий язык. Некий самаритянин дал ему самаритянские книги, которые Философ после уединенной молитвы начал читать без ошибок. Это произвело на самаритянина и его семью такое сильное впечатление, что крестился и он, и его сын. В Херсонесе Константин “обрете” Евангелие и Псалтирь, написанные “русьскыми письмены”, и человека, говорящего на этом языке, и понял смысл речи, различил гласные и согласные звуки и, сотворив молитву, научился читать на этом языке.
А когда Херсонес оказывается в хазарской осаде, именно Константин вел переговоры и “укротил” хазарского полководца, который без боя снял осаду, обещав креститься.
Во время дальнейшего пути по крымской земле, в час совершения молитвы Философ оказался на волоске от гибели: его окружили и намеревались убить венгры (“угри”). Но под воздействием произносимой Константином молитвы “по Божию повелению” воинственный кочевой народ стал кротким, кланялся святому и выслушал от него слова поучения.
Описывая обратный путь Философа, автор жития повествует о еще двух эпизодах, связанных с его пребыванием на земле Тавриды.
Ужиная с архиепископом в Херсонесе, Философ попросил архиерея помолиться за него, “якоже би ми отьцъ мои сътворилъ”. На недоуменный вопрос окружающих, почему он так поступил, Константин предрек смерть архиепископа на следующий день, что и сбылось.
Повествуется здесь также о большом дубе, сросшемся с черешней, которому “фульский народ” приносил жертвы, прося исполнения желаний и дождей; причем женщинам к тому дубу подходить строжайше запрещалось. Узнав об этом, Философ направился в те края, убеждая людей отказаться от языческого обряда. И они послушались его. Поцеловав Евангелие, люди с зажженными свечами и молитвой подошли к дереву, а Философ, взяв топор, ударил по нему тридцать три раза, после чего дерево выкорчевали и сожгли. И в ту же ночь пошел дождь “отъ Бога, и с радостию великою похвалишя Бога, и веселися Богъ о семь зело” .
В “Повести временных лет” Крым упоминается несколько раз. В самом начале памятника говорится о разделении по Потопе земель между сыновьями патриарха Ноя. Иафету, сообщается здесь, достались среди других стран и народов “тавриани”, т. е. жители Таврии (Крыма).
Сообщается о посещении Корсуня (Херсонеса) св. апостолом Андреем. Здесь он узнал о том, что “ис Корсуня близь устье Днепрьское”, и по Днепру поднялся к месту расположения будущего Киева, предрек скорое его появление и, держа путь на север, посетил Новгород.
Под годом 6452 (944) находится сообщение о втором походе князя Игоря на греков. (Первый, вначале победоносный, закончился неудачей в 6449 (941) г.). Собрав многих воинов (в составе войска были варяги, русь, поляне, словены, кривичи, тиверцы и даже наемные печенеги), Игорь “поиде на Греки въ лодьях и на конихъ, хотя мьстити себе”. И первыми предупреждение византийскому императору Роману послали корсунцы (херсонеситы), сообщая о небывалой русской морской силе: “покрыли суть море корабли”.
Поход закончился без боя собиранием дани с греков и заключением в следующем 6453 (945) г. мирного договора с Византией.
Под 6453 (945) г. помещена запись договора князя Игоря с Византией, где, в частности, оговорены отношения греков-кор – сунян с русскими в разделе “А о Корсунстеи стране”.
Под годом 6496 (988) помещен самый известный сюжет “Повести временных лет”, связанный с Крымом, – о походе на Корсунь кн. Владимира и его крещении.
Поход на Корсунь, по свидетельству “Повести временных лет”, произошел сразу после того, как были выслушаны все посланники, направленные разузнать, “кто како служить Богу”, и принято решение о непременном крещении по восточно-христианскому обряду.
Войско русичей подошло к Херсонесу со стороны моря и, высадившись, расположилось в расстоянии “стрелища” (полета стрелы) от городских стен. Осада длилась долго, корсуняне “бо – ряхуся крепко”. Не помогла работа по присыпании насыпи (необходимой для взятия стен приступом) – горожане, сделав подкоп, уносили землю в город: насыпь не росла.
В это время некий “мужь корсунянинъ”, именем Анастас, пустил стрелу с запиской, обращенной к Владимиру, в которой предлагал перекопать русло находящегося вне городских стен водопровода, питающего город водой. Узнав об этом, Владимир, “возревъ на небо”, поклялся креститься, “аще се ся сбудеть”. Водопровод был перекопан, и страждущие от жажды херсонеситы вынуждены были открыть городские ворота.
Войдя в город, князь потребовал от византийских императоров Василия и Константина себе в жены сестру их – царевну Анну, пригрозив, что в случае отказа сделает с Константинополем то же, что с Херсонесом. Императоры согласились, но с непременным условием крещения Владимира.
Анна отказывалась “съ плачемъ”, чувствуя, что идет “яко въ полонъ”, а братья уговаривали, указывая на ее христианские обязанности: может быть, говорили они, “обратить Богъ тобою Рускую землю в покаянье, а Гречьскую землю избавишь от лютыя рати”.
Непосредственно перед свадьбой “по Божью же устрою… раз – болеся Володимеръ очима, и не видяше ничтоже, и тужаше вел – ми, и не домышляшеться, что створити”. Царевна стала призывать Владимира к немедленному крещению: “аще хочеши избы – ти болезни сея…”. И сказал князь: если так и будет, “то поистине великъ Богъ будеть хрестеянескъ”. И повелел крестить себя.
Прозрение князя Владимира после крещения возымело сильное действие на дружинников, многие из которых также крестились.
Перед возвращением на Русь Владимир поставил церковь в Херсонесе на горе, образовавшейся из земли, которую херсонеситы выкрадывали из насыпи, создаваемой для штурма города воинами Владимира. И оставив Корсунь грекам как “вено” (свадебный выкуп) за царевну Анну, вернулся в Киев, взяв с собой Анастаса, корсунских священников, мощи св. Климента и Фива, ученика его, церковную утварь, иконы “на благословенье себе”, а также двух медных идолов и четырех медных коней – вещей бесполезных и даже вредных с точки зрения церковной, но заинтересовавших Владимира, видимо, как образцы греческого искусства; не случайно они были поставлены на всеобщее обозрение за десятинной церковью тогда, когда деревянные идолы были изрублены и сброшены в Днепр.
Во время крещения киевлян Владимир вышел “с попы ца – рицины и с корсуньскыми на Дънепръ”, т. е. корсунское влияние продолжалось и в Киеве.
Запись “Повести временных лет” под 6497 (989) г. сообщает о принятии Владимиром решения о строительстве церкви пресвятой Богородицы, для чего специально были приглашены греческие мастера. Когда строительство было окончено, князь поручил ее Анастасу Корсунянину, поставил служить в ней корсунских священников, отдав в нее все, что взял в Херсонесе: иконы, сосуды, кресты.
Окончание этого рассказа помещено под 6504 (996) г. – годом завершения строительства, После освящения храма Владимир передал для церковных нужд Анастасу Корсунянину десятую часть своих богатств и доходов. Отсюда название – Десятинная церковь.
Под 6572 (1064) и под 6573 (1065) г. “Повести временных лет” помещен рассказ о бегстве князя Ростислава Владимировича, внука Ярослава Мудрого в Тмутаракань, откуда он изгнал своего двоюродного брата Глеба Святославича, “а самъ седе в него место”. Попытка князя Святослава Черниговского вернуть Глебу Тмутараканский престол закончилась неудачей.
Несмотря на то, что непосредственного отношения к Крыму это сообщение не имеет, необходимо указать, что с именем Глеба Святославича связывается происхождение знаменитого Тму – тараканского камня с надписью “В лето 6576 (1068. – С. К.) индикта 6 Глебъ князь мерилъ море по леду от Тьмутараканя до Кърчева – 14000 сяжен”, где “Кърчевъ” – древнерусское название Керчи.
Под годом 6574 (1066) следует запись, повествующая об усилении Ростислава – он брал дань “у касогъ и у инехъ странъ”. Этого испугались византийцы и подослали котопана (от средне – греч. – глава, руководитель; вероятно, стратиг), который, войдя в доверие к князю, отравил его. Причем доказал свою причастность к убийству тем, что, вернувшись в Корсунь, точно назвал день, когда должен умереть Ростислав.
В отличие от “Повести временных лет”, в “Памяти и похвале князю Владимиру” – еще одном литературном памятнике XI в. – сообщения о крещении князя Владимира в Корсуни не имеется. Более того, здесь утверждается, что Владимир “на другое лето по крещении къ порогомъ ходи, на третьее Корсунь городъ взя”. То есть взятие Корсуня (Херсонеса), описанное в “Повести временных лет”, произошло, по свидетельству автора – Иакова мниха, через два года после крещения Владимира.
Обоснование необходимости похода Владимира на Корсунь здесь иное, нежели в “Повести временных лет”. Помолясь Богу, русский князь идет на “греческый градъ” для того, чтобы привести на Русь христиан и священников: “и да научать люди закону крестианьскому”. И внял Господь его молитве – пришли в Киев из Корсуня священнослужители и христиане, и привез Владимир из Херсонеса церковную утварь, иконы, мощи святого Климента Римского “и иныхъ святыхъ”.
Женитьба на византийской царевне рассматривается как деяние, направленное на вхождение русского народа в христианский мир, как своеобразный символ единения во Христе Византии и Руси.
В XIII в. была написана “Повесть о Николе Зара зеком”, повествующая о переносе иконы св. Николая Чудотворца из Корсуня в Рязанское княжество. Произошло это около 1226 года. Перенесение было осуществлено не по Половецким степям, где в это время путешественников все больше тревожили поднятые монголо-татарами половцы, а морями вокруг Европы, через Кесь (Цесис) и Новгород Великий. Икона была помещена в церкви святого Николая Чудотворца в г. Заразске (с XVII в. – Зарайск) и стала рязанской святыней.
“Повесть о Николе Заразском” состоит из трех разделов, каждый из которых начинается обозначением даты. Первый раздел повести включает краткое сообщение о том, что “въ лето 6733” (1225 г.) был перенесен на Русь корсунский образ св. Николая Чудотворца, и небольшое историческое отступление, повествующее об истории этого образа и о крещении в городе Корсуни “благовернаго великаго князя Владимера Святославича”.
Второй раздел – история перенесения образа в Рязанскую землю. Однажды служителю храма св. Николы в Корсуни Евстафию во сне (“в привидении”) явился сам святой и велел, взяв его образ, идти в рязянскую землю вместе со всем семейством – женой и сыном Евстафием. Испуганный Евстафий проснулся в недоумении: “нача ужасатися”. На вторую ночь св. Никола вновь предстал перед Евстафием и повторил свое приказание. Евстафий “в боли страх” войдя, силился робко возражать святому, говоря, что даже не знает, где находится Рязанская земля – на востоке или западе, севере или юге. Тогда св. Никола в третий раз пришел к служителю своего храма и, “утыкая в ребра”, велел немедленно идти на восток, в Рязанскую землю. Но и после столь энергичного и уже не только в “привидении”, но и реально ощутимого приказания святого Евстафий все равно “мышляше в серцы своем”, как бы ему остаться в Корсуни. В наказание св. Никола насылает на Евстафия слепоту – “И по мале нача ум свой собирати, и каятися о них же содеа”. Прозрев после раскаяния и твердого обещания исполнить волю святого, Евстафий отправляется в путь.
Когда вместе с женой и сыном Евстафий добрался до Великого Новгорода, жене его Феодосии столь полюбился этот город, что она решила остаться в нем и “скрыся от мужа своего”. За это св. Никола наказывает Феодосию, наслав на нее тяжкий недуг: “разслабе все уды и телеси ея, и быша, яко мертва, и недвижима”. Лишь горячая молитва Евстафия перед иконой Корсунского Чудотворца спасла Феодосию, и семья продолжила путь в Рязань.
Когда Евстафий дошел до Рязанской земли и стал думать, где же ему остановиться, то князю Федору Юрьевичу Рязанскому во сне явился св. Николай и велел идти “во сретение” его корсунского образа, обещая умолить Христа даровать князю, его жене и сыну “венець царствиа небеснаго”. Князь, “взбну от сна”, начинает со страхом размышлять о видении – ни жены, ни сына у него нет. Однако он идет навстречу и издали видит, что от иконы “яко свет неизреченый блистаяся”.
Поклониться иконе приходят и отец князя Федора Юрьевича – князь Юрий Ингваревич, и епископ Ефросин Святогорец. В честь перенесенного образа создается храм. А в скором времени становится явленным еще одно чудо святого – князь Федор Юрьевич сочетается браком, взяв супругу “от царьска рода” именем Евпраксию, которая в скором времени родила сына Ивана Постника.
В третьем разделе, очень кратком, сообщается, что “в лето 6745” (1237 г.) князь Федор Юрьевич Рязанский был убит ханом Батыем. Когда об этом узнала княгиня Евпраксия, то бросилась вместе с сыном “нс превысокаго храма своего” и “зара – зишася” – разбилась насмерть. Князя, жену и сына погребли у храма св. Николая Чудотворца “и поставиша над ними кресты камены. И от сея вины да зовется великий Чюдотворець Николае Зараский, яко благовернаа княгиня Еупраксеа с сыном князем Иваном сама себе зарази” .
Второй раздел повести отчетливо сюжетен. Авторы коллективного труда “Истоки русской беллетристики” считают, что сюжетность создается благодаря введению в рассказ целого ряда усложняющих его мотивов, выдержанных в стиле житийных чудес. События движутся за счет постоянного вмешательства в них св. Николы. Он трижды является во сне Евстафию. И на фоне этих видений живо представлены настроения служителя храма св. Николы, передающие едва ли не психологически точно борьбу человека, не желающего покидать родину, ехать в неизвестные края. Но св. Никола, наконец, совсем не по-житий – ному “утыкает в ребра” сопротивляющегося священнослужителя и тем подводит его к мысли о необходимости покориться. Болезнь окончательно убеждает Евстафия в греховности его сопротивления. Чудо доводит икону до назначенного места; чудесным же образом пресекается попытка жены Евстафия остаться в Новгороде.
Остросюжетную роль приобретают и исторические детали. Решившийся пойти в Рязанскую землю Евстафий собирается тронуться в путь кратчайшим путем “вверхъ по Непру, и паки ити за Днепръ в Половецкую землю на возстокъ к Рязанскиа земли”, надеясь “на всемилостиваго Бога и пречистую Его Матерь, и на великаго Чюдотворца Николу”, способных уберечь его от половцев. Но даже св. Никола, “поручался его доправити до Рязанскыа земли”, не в силах обеспечить безопасность своему служителю от “поганых”, если он пойдет этой дорогой. Святой велит Евстафию идти окольной дорогой, через западные моря и земли, а уже потом через Новгород и Рязань, эти исторические реалии воспринимаются как повествовательные осложнения рассказа.
Крым, таким образом, постоянно оказывается в поле зрения русских книжников X-XIII веков, причем отнюдь не как чужая (“незнаемая”) земля: он включен в орбиту представлений средневековых авторов об окружающем мире, странах и народах. Однако исчерпывающего представления о нем в литературе указанного периода мы не найдем. Это не связано с несовершенством художественной системы постижения мира или отсутствием таковой. Просто Крым как земля, существующая вне русской государственности, выполнял в творческом сознании писателей определенные художественные задачи.
Крым (с центром в Херсонесе) – это край, отмеченный высокими жертвами во имя Божие, а следовательно, особым Божием смотрением и благословением. Традиция такого взгляда пришла в русскую литературу из византийской и, благодаря крещению на крымской земле князя Владимира, была усвоена и закреплена.
Крым – это место пересечения интересов Руси и Византии, причем интересы эти не несут в себе антагонизма: их вектор один. Не случайно те литературные памятники, в которых утверждается крещение Владимира в Киеве, настоятельно подчеркивают значение похода князя на Корсунь, особо отмечая важность венчания его с византийской царевной Анной.
Особо следует отметить, что все древнерусские памятники, связанные с Крымом несут в себе знак духовной преемственности, существующей между Византией и Русью. Киев воспринимается духовным наследником Рима и Константинополя, причем одним из авторов центр “второго Рима” переносится в Хер – сонес; при этом заступник Русской Земли св. Климент становится символом христианства вообще: “От Рима в Херьсонъ, от Херсона в нашю рускую страну сътвори прити Христос Богъ нашь” . То есть духовное величие Киева даже ставится в зависимость от степени полноты восприятия духовного наследия христианского Херсонеса. Херсонес становится символом православного единства, а это в конце концов в русском православном сознании экстраполируется на Крым вообще.
Крым – это место чудес. Но не сказочного колдовства, а чудес, подтверждающих величие Слова Божьего.
Тексты “крымских” произведений древнерусской литературы рассматриваемого периода дают обильный материал для изучения стиля и традиционных образов (штампов), характерных для периода становления русского художественного литературного мышления.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)С. О. Курьянов