Интерес к истории в начале XIX века всколыхнулся в России с необыкновенной силой после мощного национального подъема, вызванного наполеоновскими войнами и особенно Отечественной войной 1812 года. Пробудившееся национальное самосознание определило своеобразие духовного развития русского общества. И декабристское движение, и монументальный труд Карамзина, и басни Крылова, и произведения Пушкина – все это отголоски крупных исторических событий, сами ставшие фактами нашей истории.
Первые десятилетия XIX века прошли под знаком истории.
История сделалась теперь как бы общим основанием и единственным условием всякого живого знания: без нее стало невозможно постижение ни искусства, ни философии”.
Русское общество почувствовало настоятельную потребность отдать себе отчет в том, каковы отличительные особенности национального характера, национального духа, как тогда говорили. Историзм стал знаменем нового столетия. Он был неотделим от идей народности.
Но чтобы понять подвиг народа в Отечественной войне 1812 года, удививший дворянскую Россию, чтобы постичь образ его жизни, мыслей и чувств, нужно было заглянуть в прошлое, в “темную старину”, обратиться к истокам национального бытия. “История государства Российского” Карамзина открыла русскому обществу почти никем не освещенные до тех пор страницы древности. Русское общество увидело в ней достоверную картину жизни, борьбу мнений, психологический накал страстей и готовые сюжеты для философско-исторических, нравственных и художественных размышлений. Создалась реальная почва для расцвета исторических жанров.
Но не меньшую роль “История…” Карамзина сыграла для формирования метода историзма. Отныне историческое мышление становится не только инструментом, с помощью которого распахивают дверь познания в глубь веков, но и необходимым качеством философской или художественной мысли, освещающей своим лучом живую современность.
Вместе с тем “История…” Карамзина – произведение, в котором научность изложения слилась с художественностью. Элемент художественности, очень сильный в “Истории…”, опирался на подлинные и достоверные факты и свидетельства. Это обстоятельство сразу же поставило перед писателями целый ряд чисто творческих проблем – насколько уместен вымысел в художественном сочинении, как сочетать историческую правду и воображаемый сюжет? Повествовательные формы еще не были настолько усовершенствованы и утончены, чтобы противоречивые слагаемые художественного произведения на историческую тему могли примириться в каком-нибудь органическом единстве.
Поэтому в исторической повести то преобладает художественное задание, большей частью игнорирующее историческую действительность, то очерк, в котором характеры выглядят бледными, лишенными полнокровной жизни и убедительности. Между ними располагались промежуточные формы воспоминаний, “былей”, “происшествий”. Нередко исторический материал выполнял подсобную, служебную роль – писателей интересовал не минувший век в его истине, а собственные взгляды на современность, проводимые с помощью исторических сведений.
Судьба исторической повести поучительна и в том смысле, что она наглядно демонстрировала, как формировалось историческое мышление и складывались формы исторического повествования, как оттачивались черты реализма. Если Карамзин пробудил теоретическую мысль, заставил внимательно отнестись к исторической действительности, к эпохе, к столкновению интересов, то Вальтер Скотт – его исторические романы были уже широко известны русскому обществу – оказал громадное влияние на форму исторического повествования. Вальтер Скотт, как и Карамзин, опирался на документы, но из них он выбирал наиболее характерные для того или иного времени.
При этом его привлекал какой-нибудь эпизод, сценка, штрих, “анекдот”, в котором живо и рельефно выказывали себя нравы, обычаи, мышление, обусловленные эпохой или средой. Отсюда проистекала установка на обыкновенность изображения. Частные случаи благодаря тщательному отбору несли в себе и художественную оценку, и своеобразие характеров, и типичность эпохи.
История рисовалась в обыденной простоте, ее вершили люди, а не поставленные на пьедесталы деятели или наделенные чувствительным авторским сердцем сентиментальные герои.
Русская историческая повесть постепенно усваивала как историзм Карамзина, так и повествовательную манеру Вальтера Скотта. Однако это усвоение шло чрезвычайно трудно и сопровождалось несогласиями, спорами, резкостью суждений. Предметом открытой или скрытой полемики стали принципы историзма и их претворение в литературе.
При всем преклонении перед Карамзиным декабристы решительно разошлись с ним во взгляде на русскую историю. Они не приняли и не могли принять монархизма Карамзина. Они полагали, что идея монархии чужда русскому народу, что самодержавие было навязано ему. Народ обманом и силой принудили к самодержавному порядку и отняли у него свободу, превратив крестьян в подневольных крепостных. С точки зрения декабристов, весь народ так или иначе оказался в рабстве у самодержцев с разной степенью свободы – большей или меньшей . Воодушевленные национально-патриотической идеей, декабристы разделили всю нацию на тиранов и республиканцев.
Тираны – это те, кто мыслями, чувствами, действиями защищали самодержавие и рабство; республиканцы – свободолюбцы, хотя и оказавшиеся “рабами”, но своими мыслями, чувствами и действиями не смирившиеся с жалкой участью. Русская нация в своем подавляющем большинстве, считали декабристы, – нация республиканцев. Историческим свидетельством тому служили для них Новгород и Псков, где вольный народный голос господствовал на вече и где были “задушены последние вспышки русской свободы”.
С подобной точки зрения, содержание русской истории составила неутихающая борьба республиканцев с тиранией и ее поборниками.
(2 votes, average: 3.50 out of 5)Русская историческая повесть первой половины XIX века