Размышления о смысле и проявлении высшего человеческого чувства в романе Ивана Гончарова “Обломов”

Подобно “Обыкновенной истории” и “Обрыву”, “Обломов” – роман не просто с любовным сюжетом, это роман о различных видах любви. Ведь и сама любовь для Гончарова – главное начало бытия, причем не только индивидуального, но и семейно-общественного, даже природно-космического. Мысль о том, что “любовь, с силою Архимедова рычага, движет миром”; что “в ней столько всеобщей неопровержимой истины и блага, сколько лжи и безобразия в ее непонимании и злоупотреблении”, вложена в уста Штольца. Это “капитальное” убеждение

и самого писателя. “…Вы правы, – писал Гончаров С. А. Никитенко, – подозревая меня… в вере во всеобщую, всеобъемлющую любовь и в то, что только эта сила может двигать миром, управлять волей людской и направлять ее к деятельности…

Может быть, я и сознательно и бессознательно, а стремился к этому огню, которым греется вся природа…”.

В “Обломове” Гончаров заявил себя даровитейшим аналитиком отношений любящих. “Она, – писал об Ольге Ильинской критик Н. Д. Ахшарумов, – проходит с ним целую школу любви, по всеми правилам и законам, со всеми малейшими фазами этого чувства: тревогами, недоразумениями, признаниями, сомнениями, объяснениями, письмами, ссорами, примирениями, поцелуями и т. д.”. “Школа любви” для Гончарова – основная школа человека. Любовь завершает духовно-нравственное формирование личности, открывает ее подлинный смысл и цель бытия. “Взгляд Ольги на жизнь… – сообщает писатель во второй части “Обломова”, – сделался еще яснее, определеннее”. С чувством к Илье Ильичу для Агафьи Пшеницыной “навсегда осмыслилась и жизнь ее”.

Сам Штольц, долгое время увлеченный деятельностью, восклицает, получив согласие Ольги стать его женой – “Дождался! Сколько лет жажда чувства, терпения, экономии сил души! Как долго я ждал – все награждено, вот оно, последнее счастье человека!”

Это всемогущество любви объясняется важнейшей способностью, которой наделял ее Гончаров. При верном ее понимании любовь не замыкается только счастьем любящих, но гуманизирует и иные отношения людей, вплоть до сословно-классовых. Так, в лице близкой к истине любви Ольги Ильинской писателю виделась не просто “страстно любящая женщина”, верная подруга мужа, но “мать-созидательница и участница нравственной и общественной жизни целого счастливого поколения”. Вобравшая в себя “мало-помалу элементарные свойства русского человека” фигура заглавного лица была не единственной творческой удачей “Обломова”. “Превосходно обрисованным характером” современники назвали Ольгу Ильинскую, подчеркивая единство в нем идеальности с психологической убедительностью.

Духовно-нравственная сущность героини вполне мотивирована – однако не внешними, но внутренними обстоятельствами. Освобожденная в доме тетки от “деспотического управления ее волей и умом”, Ольга сначала “многое угадывает, понимает” благодаря своей “счастливой природе”, которая “ее ничем не обидела”, и окончательно складывается как личность под воздействием перипетий сердечной жизни – в отношениях с Обломовым, затем Штольцем.

Независимая в своем выборе и решениях, Ольга сверх того необычайно чутка к истине любви. Любовь для нее не страсть, как бы сильна она ни была, а чувство-долг, симпатия, сопровождаемая нравственными обязательствами любящих пронести ее до конца жизни. “Да у меня, – говорит она Обломову, – кажется, достанет сил прожить и пролюбить всю жизнь”. Отсюда и требовательность героини к себе и возлюбленному: Ольга не смиряется с тягой Ильи Ильича к покою, так как знает: “норма” любви дается лишь движением “вперед, вперед”.

Изящная, внутренне и внешне динамичная фигура Ольги Ильинской несколько бледнеет, однако, в четвертой части романа, отмеченной преобладанием авторского рассказа над показом. Но и в этом случае героиня остается “душою” “Обломова”.

Прямой противоположностью Ольге выглядит квартирная хозяйка, а затем и жена Ильи Ильича Агафья Пшеницына, как будто без остатка растворившаяся в круговороте будничных забот о еде, шитье, стирке, глаженье и т. д. Подчеркнуто духовному облику Ильинской, в чертах которой отражалось “присутствие говорящей мысли”, богатство внутренней жизни, контрастен внешний портрет Пшеницыной с ее “полными, округлыми локтями”, “крепкой, как подушка дивана, никогда не волнующейся грудью” и “простотой” душевных движений. Так же “просто”, не подозревая о высоком общественном назначении этого чувства и стоящих на его пути преградах, полюбила Агафья Матвеевна Обломова и “перешла под это сладостное иго безусловно, без смутных предчувствий, томлений, без игры и музыки нерв”.

Далекая от ее истины, но самоотверженная, проникнутая материнским началом любовь Агафьи Матвеевны овеяна сочувствием. Ведь с нею и в этой рядовой женщине пробудилась живая душа, открылся человеческий смысл и свет в ее ранее почти автоматическом существовании. Отвечающий основному творческому принципу художника показать и в “ростом” современнике “самого человека”, образ скромной чиновницы Агафьи Пшеницыной стал большим завоеванием Гончарова и русской прозы в целом.

Гончаровская философия любви имеет глубокие корни. В ней оригинально преломились и синтезировались идеи древнегреческого мыслителя Платона, представления романтиков и христианско-евангельские о любви-участии, любви сострадательной и спасительной. В русской литературе 50-60-х годов концепция “всеобнимающей любви” была не чужда и революционно настроенным писателям.

Но в наибольшей степени она отвечал” художникам, уповавшим на нравственное совершенствование человека и общества.

Средоточие жизни, любовь в “Обломове” поэтому прямо характеризует собственно человеческую сущность того или иного типа существования. Для понимания идиллических обломовцев важнейшим оказывается замечание автора о полном отсутствии у них глубоких сердечных страстей, которых они “боялись, как огня”.

Вернемся к главным причинам любовной, следовательно, и жизненной драмы центрального героя романа. Дано ли было Илье Ильичу реально обрести “норму” любви, семьи и жизни? Ведь, кажется, Штольц и Ольга сумели воплотить ее в своем семейном союзе.

Но так ли это? Начиная с Добролюбова критики и исследователи относились к Штольцу в основном негативно. Героя упрекали в рассудочности, сухости, эгоизме.

В образе Штольца необходимо, однако, различать замысел и исполнение.

Друг Ильи Ильича – интересно и глубоко задуманная фигура. Штольц рос и воспитывался по соседству с Обломовкой, но формирующие его характер условия были совершенно иными. Отец героя – немец, управляющий в дворянском поместье, – привил сыну навыки самостоятельного и упорного труда, умение полагаться на собственные силы. Мать, русская дворянка с нежным сердцем и поэтической душой, передала Андрею свою духовность.

Воспринял Штольц и благотворные эстетические впечатления от богатой картинной галереи в соседнем княжеском “замке”. Разные национально-культурные и общественно-исторические элементы – от патриархальных до бюргерских – создали, объединившись в личности Штольца, характер, чуждый, по мысли романиста, всякой ограниченности и крайности. Показателен ответ юного героя на совет отца избрать любую “карьеру”: “служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй”: “Да я посмотрю, нельзя ли вдруг по всем, – сказал Андрей”.

Не ведающий разлада между умом и сердцем, сознанием и действием, Штольц “беспрестанно в движении”, и мотив этот чрезвычайно важен. Ведь только при безустанном движении вперед, а не в духовном сне и покое в состоянии человек одолеть те “обманчивые надежды и мучительные преграды”, которые ставит ему жизнь на пути к “выше предназначенной цели”. А Штольц, ищущий в своей жизни “равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа”, стремится именно к ней, вполне отвечая тем самым авторскому идеалу.

Заслужив глубокое доверие, затем и взаимное чувство Ольги, Штольц поселился с женой не в Петербурге и не в деревне, но в Крыму, в собственном доме на морском берегу. Выбор этого места далеко не случаен: удаленный в равной мере и от сурового Севера и от тропического Юга, Крым – своего рода “норма” в природе. Существенна и такая деталь: с галереи дома Штольца “видно было море, с другой стороны – дорога в город”. Жилище Штольца и Ольги с его “океаном книг и нот”, присутствием везде “недремлющей мысли” и изящными вещами, среди которых нашла свое место “и высокая конторка, какая была у отца Андрея”, как бы соединяют природу в ее “вечной красоте” с лучшими достижениями цивилизации.

Быт Штольцев совершенно лишен крайностей деревенской неподвижности и суетного городского делячества. Автор романа утверждает, что герои счастливы. Правда, Ольгу порой посещают грусть и неудовлетворенность.

Но Штольц успокаивает жену ссылкой на естественные стремления “живого раздраженного ума… за житейские грани”, тоской духовного человека по абсолюту.

Декларированное Гончаровым счастье Штольца и Ольги тем не менее не убеждает читателя. И не только потому, что романист скорее рассказывает о нем, чем показывает его. Важнее то, что союз героев на деле оказывается все-таки замкнутым собою, лишенным главного смысла истинной любви – ее гуманизирующих естественных результатов.

Замысел гармонической, реально-поэтической личности в фигуре Штольца не получил в романе адекватного художественного воплощения.

Декларированность Штольца и его “последнего счастья”, признанная в итоге и самим Гончаровым, объясняется не творческим просчетом мастера. Как выяснилось с развитием произведения, сама надежда Гончарова создать образ гармонического человека и такой же любви на материале современной действительности была утопией. В датированном годом окончания романа письме Гончаров констатировал: “…между действительностью и идеалом лежит… бездна, через которую еще не найден мост, да едва и построится когда”.