Итак, Гек возвращается к доброй вдове Дуглас. Вдова встречает его со слезами и называет заблудшей овечкой – но это, конечно, не со зла. И снова жизнь по звонку, даже за столом полагается сначала что-то побормотать над едой.
Хотя кормят неплохо, жаль только, каждая вещь варится отдельно: то ли дело объедки, когда их перемешаешь хорошенько – не в пример легче проскакивают. Особенно изводит Гека сестра вдовы мисс Уотсон – старая дева в очках: и ноги не клади на стул, и не зевай, и не потягивайся, да еще пугает преисподней! Нет, уж лучше в преисподней
Впрочем, человек ко всему привыкает, даже к школе: учительская порка здорово подбадривала Гека – он уже и читал, и писал понемногу, и даже выучил таблицу умножения до шестью семь тридцать пять.
Как-то за завтраком он опрокидывает солонку, а мисс Уотсон не позволяет ему вовремя бросить щепотку соли через плечо – и Гек сразу же обнаруживает на снегу у перелаза след каблука с набитым большими гвоздями крестом – отваживать нечистую силу. Гек бросается к судье Тэчеру и просит забрать у него все его деньги. Судья, чуя что-то неладное, соглашается взять деньги на хранение, оформив это как “приобретение”. И вовремя: вечером в комнате Гека уже сидит его папаша собственной оборванной персоной.
Старый пьянчуга прослышал, что сын разбогател, и, смертельно оскорбленный тем, что тот спит на простынях и умеет читать, требует деньги прямо к завтрашнему дню. Судья Тэчер, естественно, отказывает, но новый судья из уважения к святости семейного очага становится на сторону бродяги, который, пока суд да дело, прячет Гека в уединенной лесной хижине. Гек снова обретает вкус к лохмотьям и свободе от школы и мытья, но, увы, папаша начинает злоупотреблять палкой – уж очень ему не по душе американские порядки: что это за правительство и закон, которые позволяют в некоторых штатах неграм голосовать, когда такой богач, как он, должен жить оборванцем!
Однажды во время приступа белой горячки отец едва не убивает Гека своим складным ножом; Гек, воспользовавшись его отлучкой, инсценирует ограбление хижины и свое убийство и на челноке удирает на остров Джексона – светлой ночью, когда можно было пересчитать все бревна, плывущие далеко от берега, черные и словно неподвижные. На острове Джексона Гек сталкивается с Джимом – негром мисс Уотсон, который бежал, чтобы она не продала его на Юг: святоше было не устоять перед восьмисотдолларовой кучей.
Вода поднимается, и в затопленном лесу на каждом поваленном дереве сидят змеи, кролики и прочая живность. Река несет всякую всячину, и как-то вечером друзья вылавливают отличный плот, а однажды перед рассветом мимо них проплывает накренившийся двухэтажный дом, где лежит убитый человек. Джим просит Гека не смотреть ему в лицо – уж очень страшно, – зато они набирают массу полезных вещей вплоть до деревянной ноги, которая, правда, Джиму мала, а Геку велика.
Друзья решают ночами спуститься на плоту до Каира, а оттуда по реке Огайо подняться пароходом до “свободных штатов”, где нет рабовладения. Гек и Джим натыкаются на разбитый пароход и еле уносят ноги от бандитской шайки, потом теряют друг друга в страшном тумане, но, к счастью, снова отыскивают. Джим заранее ликует и взахлеб благодарит “белого джентельмена” Гека, своего спасителя: в свободных штатах он, Джим, будет работать день и ночь, чтобы выкупить свою семью, а не продадут – так выкраст.
Дай негру палец – он заберет всю руку: такой низости Гек от Джима не ждал. “Ты обокрал бедную мисс Уотсон”, – твердит ему совесть, и он решается донести на Джима, но в последний миг снова выручает его, сочинив, что на плоту лежит его отец, умирающий от черной оспы: нет, видно, он, Гек, человек окончательно пропащий. Постепенно до друзей доходит, что они прозевали Каир в тумане. Но змеиная кожа этим не довольствуется: в темноте прямо по их плоту с треском проходит огнедышащий пароход.
Гек успевает поднырнуть под тридцатифутовое колесо, но, вынырнув, Джима уже не находит.
На берегу, рассказав жалобную историю о последовательном вымирании всех своих родственников на маленькой ферме в глуши Арканзаса, Гек принят в радушное семейство Грэнджерфордов – богатых, красивых и очень рыцарственных южан. Однажды во время охоты новый приятель Гека Бак, примерно его ровесник, лет тринадцати-четырнадцати, внезапно стреляет из-за кустов в их соседа – молодого и красивого Гарни Шепердсона. Оказывается, лет тридцать назад какой-то предок Грэнджерфордов неизвестно из-за чего судился с представителем столь же рыцарственного рода Шепердсонов. Проигравший, естественно, пошел и застрелил недавно ликовавшего соперника, так с тех пор и тянется кровная вражда – то и дело кого-нибудь хоронят.
Даже в общую церковь Грэнджерфорды и Шепердсоны ездят с ружьями, чтобы, держа их под рукой, с большим чувством слушать проповедь о братской любви и тому подобной скучище, а потом еще и пресерьезно дискутировать на богословские темы.
Один из местных негров зазывает Гека на болото посмотреть на водяных змей, но, дошлепав до сухого островка, внезапно поворачивает обратно, – и на маленькой полянке среди плюща Гек видит спящего Джима! Оказывается, в ту роковую ночь Джим порядочно ушибся и отстал от Гека, но все же сумел выследить, куда он пошел. Местные негры носят Джиму еду и даже вернули плот, неподалеку зацепившийся за корягу.
Внезапная гроза – скромница София Грэнджерфорд бежит, как предполагают, с Гарни Шепердсоном. Разумеется, рыцари бросаются в погоню – и попадают в засаду. В этот день погибают все мужчины, и даже простодушного храброго Бака убивают у Гека на глазах. Гек спешит прочь от этого страшного места, но – о ужас! – не находит ни Джима, ни плота.
К счастью, Джим отзывается на его крик: он думал, что Гека “опять убили” и ждал последнего подтверждения. Нет, плот – самый лучший дом!
Река уже разлилась до необъятной ширины. С наступлением темноты можно плыть по воле течения, опустив ноги в воду и разговаривая обо всем на свете. Иной раз мелькнет огонек на плоту или на шаланде, а иногда даже слышно, как там поют или играют на скрипке. Раз или два за ночь мимо проходит пароход, рассыпая из трубы тучи искр, и потом волны долго покачивают плот, и ничего не слышно, кроме кваканья лягушек. Первые огоньки на берегу – что-то вроде будильника: пора приставать.
Путешественники прикрывают плот ивовыми и тополевыми ветками, закидывают удочки и забираются в воду освежиться, а потом садятся на песчаное дно, где вода по колено, и наблюдают, как темная полоса превращается в лес за рекой, как светлеет край неба, и река вдали уже не черная, а серая, и по ней плывут черные пятна – суда и длинные черные полосы – плоты…
Как-то перед зарей Гек помогает спастись от погони двум оборванцам – один лет семидесяти, лысый с седыми баками, другой лет тридцати. Молодой по ремеслу наборщик, но тяготеет к сценической деятельности, не гнушаясь, впрочем, уроками пения, френологии и географии. Старик предпочитает наложением рук исцелять неизлечимые болезни, ну и молитвенные собрания тоже по его части. Внезапно молодой в горестных и высокопарных выражениях признается, что он законный наследник герцога Бриджуотерского.
Он отвергает утешения тронутых его горем Гека и Джима, но готов принять почтительное обращение вроде “милорд” или “ваша светлость”, а также разного рода мелкие услуги. Старик надувается и немного погодя признается, что он наследник французской короны. Его рыдания разрывают сердце Гека и Джима, они начинают величать его “ваше величество” и оказывать ему еще более пышные почести.
Герцог тоже ревнует, но король предлагает ему мировую: ведь высокое происхождение не заслуга, а случайность.
Гек догадывается, что перед ним отпетые мошенники, но даже простодушного Джима в это не посвящает. Он плетет новую жалостную историю, будто Джим – последнее его имущество, доставшееся от поголовно вымершей и перетонувшей семьи, и они плывут ночами потому, что Джима уже пытались у него отнять на том основании, будто он беглый. Но разве беглый негр поплывет на Юг!
Этот довод убеждает жуликов. Они высаживаются в захолустном городке, который кажется вымершим: все ушли в лес на молитвенное собрание. Герцог забирается в покинутую без присмотра типографию, а король с Геком – вслед за всей округой – отправляются по жаре слушать проповедника.
Там король, горько рыдая, выдает себя за раскаявшегося пирата с Индийского океана и сетует, что ему не на что добраться до своих бывших соратников, чтобы тоже обратить их к богу. Приведенные в экстаз слушатели собирают в его шляпу восемьдесят семь долларов семьдесят пять центов. Герцог тоже успевает набрать несколько платных объявлений, взять деньги за публикацию еще нескольких объявлений в газете, а трем желающим оформить льготную подписку.
Заодно он отпечатывает объявление о двухсотдолларовой награде за поимку беглого негра с точными приметами Джима: теперь они смогут плыть днем, как будто везут беглеца к хозяину.
Король и герцог репетируют мешанину из шекспировских трагедий, но “арканзасские олухи” не доросли до Шекспира, и герцог развешивает афишу: в зале суда будет поставлена захватывающая трагедия “Королевский жираф, или Царственное совершенство” – только три представления! И – самыми крупными буквами -“женщинам и детям вход воспрещен”. Вечером зал битком набит мужчинами. Король совершенно голый выбегает на сцену на четвереньках, размалеванный, как радуга, и откалывает такие штуки, от которых и корова бы расхохоталась. Но после двух повторов представление окончено.
Зрители вскакивают бить актеров, но какой-то осанистый господин предлагает сначала одурачить своих знакомых, чтобы самим не превратиться в посмешище. Лишь на третье представление все являются с тухлыми яйцами, гнилой капустой и дохлыми кошками в количестве не менее шестидесяти четырех штук. Но жулики ухитряются улизнуть.
Во всем новом, чрезвычайно респектабельные, они высаживаются в другом городке и стороной узнают, что там недавно умер богатый кожевник и сейчас ждут из Англии его братьев, которым покойник оставил письмо с указанием, где спрятана его наличность. Мошенники выдают себя за поджидаемых братьев и едва не разоряют юных наследниц, но тут является новая пара претендентов, и обоим прохвостам лишь чудом удается избежать суда Линча – снова без гроша в кармане.
И тогда негодяи за сорок долларов продают Джима простодушному фермеру Сайласу Фелпсу – вместе с объявлением, по которому, якобы, можно получить двести долларов. Гек отправляется на выручку, и – Америка очень тесная страна – миссис Салли Фелпс принимает его за своего племянника Тома Сойера, которого ждут в гости. Появившийся Том, перехваченный Геком, выдает себя за Сида. Они узнают, что после рассказа Джима готовится расправа над постановщиками “Королевского жирафа”, но предупредить несчастных прохвостов не успевают – их уже везут верхом на шесте, два страшных комка из дегтя и перьев.
И Гек решает больше не поминать их злом.
Освободить Джима, запертого в сарае, ничего не стоит, но Том стремится всячески театрализовать процедуру, чтобы все было, как у самых знаменитых узников, – вплоть до анонимных писем, предупреждающих о побеге. В итоге Том получает пулю в ногу, а Джим, не пожелавший оставить раненого, снова оказывается в цепях. Только тогда Том раскрывает, что Джим уже два месяца свободен по завещанию раскаявшейся мисс Уотсон. Заодно Гек узнает от Джима, что убитый в плавучем доме был его отец.
Геку больше ничто не угрожает – только вот тетя Салли намеревается взять его на воспитание. Так что лучше, пожалуй, удрать на Индейскую территорию.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)“Приключения Гекльберри Финна” Твена в кратком содержании