Повелитель мух

ИЗ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

У. Д. Голдинг

Повелитель мух

На острове посреди океана в результате катастрофы самолета, который вез их в эвакуацию, оказываются несколько десятков детей разных возрастов. Пилот погибает. Дети, разбросанные в разных частях острова, полностью предоставлены сами себе.

По берегу океана бредет светловолосый мальчик. Это Ральф. Ральф “достаточно большой, двенадцать с лишним, но пока в нем еще не ощущалась неловкость подростка. По ширине и развороту плеч видно было, что он мог бы стать боксером, если бы мягкость

взгляда и рта не выдавала его безобидности”.

Следом за Ральфом по песку шагает невысокий и очень толстый мальчик в очках с толстыми стеклами. Его речь грешит ошибками, он говорит с акцентом.

Ральф первым делает вывод, что они попали на остров, на котором вообще нет взрослых. И хотя Ральф произносит это мрачно, его тотчас одолевает “восторг сбывшейся мечты”.

Толстый мальчик все время пытается обратить на себя внимание Ральфа. Он настойчиво предлагает отыскать остальных детей, узнать имена всех, кто попал на остров, составить их список и созвать сбор. Ральф воспринимает все предложения не проронив ни слова, так что толстому приходится цепляться за любую тему, лишь бы создать эффект продолжения беседы. В частности, он заявляет, что ему все равно, как его самого будут звать, – “лишь бы опять не обозвали, как в школе”. Ральф, наконец, проявляет интерес к своему назойливому собеседнику. Когда он выясняет, что в школе того прозвали Хрюшей, Ральф буквально валится на землю от смеха. Прозвище удивительно подходит толстому мальчику, хотя он умоляет Ральфа никому не сообщать это.

Утомившись, Ральф отправляется купаться и нырять. Остров находится в тропических широтах, поэтому солнце жжет немилосердно, а вода оказывается теплее тела. Ральфу даже кажется, будто он плавает в огромной ванне. Он умеет плавать с пяти лет – научил отец, капитан второго ранга.

Хрюша с завистью и восторгом следит за товарищем. Сам он, конечно, не умеет плавать (из-за астмы ему даже нельзя бегать), и только, пофыркивая, плещется у берега. Ральф уверяет Хрюшу, что как только отпустят его папу-капитана, он приедет и спасет их.

При воспоминании о своих родителях Хрюша вдруг краснеет и скороговоркой лепечет, что его отец умер. О судьбе же матери, по всей видимости, мальчик предпочитает не распространяться. Хрюшу вырастила тетя, у которой была собственная кондитерская, где Хрюша мог без ограничения лакомиться сладким.

Хрюша принимается объяснять Ральфу, что их надежда на спасение призрачна. Летчик, который вел их самолет, говорил, что в результате взрыва атомной бомбы все население города погибло. Поскольку самолет разбился и летчик не успел об этом никуда сообщить, то теперь никто не знает о местонахождении ребят.

Однако все это не очень занимает Ральфа. Ему гораздо интереснее пожить без взрослых, “своим умом”, без правил и цивилизации. “Наконец-то нашлось, воплотилось столько раз, но не до конца рисовавшееся воображению место. Рот у Ральфа расплылся в восхищенной улыбке, а Хрюша отнес эту улыбку на свой счет, как знак признанья, и радостно захохотал”.

Ральф замечает, как что-то кремовое мерцает среди водорослей на дне. Это необыкновенной красоты раковина. Хрюше удается ее выловить. Мальчики понимают, что теперь, протрубив в раковину, как в рог, они смогут устроить общий сбор – другие дети услышат сигнал и непременно прибегут на звук.

“Густой, резкий гул поплыл под пальмами, хлынул сквозь лесные пущи и эхом откатился от розового гранита горы. Собственный голос показался Ральфу шепотом после оглушающих звуков рога.

Среди пальм показался ребенок. Это был светлый крепыш лет шести, Джонни, одежда на нем была порвана, а личико перемазано фруктовой жижей. Он спустил штаны с очевидной целью и не успел как следует натянуть.

Берег ожил. Дрожа в горячих струях воздуха, он укрывал вдалеке множество фигурок; мальчики пробирались к площадке по каленому глухому песку. Трое малышей не старше Джонни

Оказались удивительно близко – объедались в лесу фруктами. Шли еще и еще.

Хрюша обходил толпу, спрашивал, как кого зовут, и морщился, запоминая. Двое круглоголовых мальчиков повалились ничком и, улыбаясь и тяжко дыша, как два пса, смотрели на Ральфа. Они были близнецы и до того одинаковы, что в это забавное тождество просто не верилось. Дышали в лад, улыбались в лад, оба здоровые и коренастые – Эрик и Сэм”. Среди малышей особенно запоминается один – с багровым родимым пятком в пол-лица.

Скоро Ральф замечает вдали отряд мальчиков, “шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом. Вожак отряда был облачен точно так же, только кокарда золотая.

Мальчик подошел к Ральфу вплотную, сверху глянул на него и скроил недовольную мину. Вид светловолосого мальчишки с кремовой раковиной на коленях его, кажется, не впечатлил. Он сразу отвернулся, взмахнув черными полами”.

Это Джек Меридью, староста хора. Один из его хористов, щуплый мальчик, падает от безумной жары в обморок. Меридью не обращает на это внимания.

Ральф представляется Джеку и остальным мальчикам, представляет и своего толстого спутника. Джек пытается поддразнить того, назвав Жирняем. Разобидевшись, Ральф кричит, что его истинное имя – Хрюша. “Тут раздался настоящий взрыв хохота, хохотали все, даже самые маленькие. Смех вдруг сплотил мальчиков, и только Хрюша остался вне этого тесного дружеского кружка. Он залился краской, насупился и опять занялся очками.

Наконец смех замер и продолжалась перекличка. Был тут Морис, второй в хоре по росту после Джека; он все время улыбался. Был тощий дичок, которого никто не знал; погруженный в себя, он скрытно держался в сторонке. Пробормотал, что зовут его Роджер, и снова умолк. Билл, Роберт, Харольд, Генри; мальчик из хора, который упал в обморок, теперь сел, прислонясь к пальмовому стволу, бледно улыбнулся Ральфу и назвался Саймоном”.

Джек предлагает решить, как спасаться с острова. Встает необходимость “выбрать главного”. Джек без обиняков заявляет, что он сам будет главным, “потому что он староста и он запевает в церкви и до-диез может взять”.

Однако толпа мальчиков придерживается другого мнения. “Выборы оказались забавой не хуже рога. Джек было начал спорить, но кругом уже не просто хотели главного, но кричали о выборах и чуть не все предлагали Ральфа. Никто не знал, почему именно его; что касается смекалки, то уж скорей ее проявил Хрюша, и роль вожака больше подходила Джеку. Но Ральф был такой спокойный, и еще высокий, и такое хорошее было у него лицо; но непостижимее всего и всего сильней их убеждал рог”.

Заметив на лице Джека недовольное выражение, Ральф объявляет его главным среди хористоб, которых теперь будут именовать, по желанию их предводителя, охотниками. Джек и Ральф улыбаются друг другу с робкой симпатией. Ральф объявляет, что вместе с Джеком пойдет на разведку по острову. Он также берет с собой Саймона.

Хрюша увязывается следом. Он обижен на Ральфа за то, что тот обнародовал его нелепое прозвище. Хрюша пытается восстановить справедливость, держаться ближе к Ральфу, потому что пока он рядом с главным, его никто не тронет. Под предлогом заботы о его здоровье (при астме противопоказаны большие физические нагрузки, с которыми сопряжена разведка) Ральф заставляет Хрюшу вернуться и составить список, по которому впоследствии можно было бы делать перекличку.

Трое мальчиков продолжают путь. “Какие-то чары опутали берег, опутали их, и, опутанные чарами, они ликовали. То и дело переглядывались, хохотали, говорили, не слушали. Все сияло кругом. Головы кружила высота, кружила дружба”.

Ребята определяют, поднявшись на гору, что находятся на острове, рядом с которым расположен коралловый риф. Саймон заявляет, что хочет есть, и двое его товарищей сразу соображают, что тоже жестоко проголодались. Однако, кроме надоевших и вызывающих расстройство желудка фруктов, им нечем утолить голод.

Вдруг Ральф, Джек и Саймон совсем близко слышат визг и частый стук копыт. Мальчики обнаруживают застрявшего в занавесе лиан поросенка, который рвется из упругих пут. Джек выхватывает сверкающий нож и заносит руку.

“Но тут наступила пауза, заминка, только свинья все визжала, и лианы тряслись, и все сверкал

В тощей руке нож. Свинья вырвалась и метнулась в чащу. Они смотрели друг на друга я на то страшное место. Лицо у Джека побелело под веснушками. Он спохватился, что все еще держит поднятый нож, опустил руку и сунул его в ножны. Все трое сконфуженно рассмеялись и стали подниматься обратно на тропку”.

Никто не упрекает Джека за то, что тот не смог убить свинью и упустил сытный обед. Мальчики прекрасно понимают, что ни один из них не смог бы совершить это первое в своей жизни убийство.

Мальчики возвращаются на берег опять созывать собрание. “Это собрание было не похоже на утреннее. Заходящее солнце косо падало теперь с другой стороны, и мальчики, слишком поздно ощутив боль от ожогов, натянули одежду”.

Ральф объявляет ребятам, что они находятся на необитаемом острове, и больше здесь никого нет. Он рассказывает, что на острове водятся свиньи, которых Джек и его охотники сумеют поймать, и тогда у них будет мясо. Ральф объясняет, что в отсутствие взрослых они все должны решать сами. Выступать на собрании можно только, если держишь в руках рог. Нельзя всем говорить сразу. Надо сначала поднять руку, как в школе. И тому, кто поднимет руку, Ральф даст рог. У ребят будет много всяких правил, которые они сами учредят и которым будут следовать добровольно. А кто их будет нарушать, понесет наказание от своих же товарищей.

Хрюша, взяв рог, пытается втолковать собравшимся, что никто на аэродроме не знает, где они находятся, так что мальчикам придется рассчитывать только на случайное спасение и предпринять какие-то меры, чтобы спасение нашло их.

Прочие, включая Ральфа, пока предпочитают не озабочиваться этой проблемой. Общая идея – “пока нас спасут, мы тут отлично проведем время” – не способствует разработке детальных планов спасения.

Слова просит малыш лет шести. Однако, оробев перед большим скоплением народа, он не в силах сформулировать свою мысль. Хрюша, встав перед ним на колени, принимается “озвучивать” речь малыша. Тот спрашивает старших, что они собираются делать не то со зверем, не то со змеем, который водится на острове и которого ночью видели многие малыши.

Джек дает малышу достойный ответ. Он будет охотиться на свиней и для всех добывать мясо, а заодно и насчет змей проверит. Напрасно Ральф пытается убедить собравшихся, что на острове не водятся ни змеи, ни крупные хищники.

Ральфу приходит в голову гениальная мысль. Раз никто не знает, где они, надо постараться, чтобы их обнаружили случайно, чтоб издалека над островом был виден дымок. Для этого Ральф распоряжается разжечь на горе костер. Тогда их рано или поздно спасет проходящий мимо корабль. “Он сказал что хотел и умолк. Он их успокоил. Он им сразу понравился, и вот теперь они поверили в него”.

Ребята, включая малышей, дружно бросаются разводить костер. “Каждая группка вносила свою лепту, и понемногу костер вырастал. Даже самые маленькие, если не отвлекались фруктами, несли щепочки и подбрасывали в огонь”.

Однако тут перед Ральфом встает новая проблема. Естественно, ни у кого из детей нет спичек. По очереди те, кто постарше, неуверенно предлагают различные оригинальные способы разведения огня, вроде трения кусков дерева друг о друга. Но тут Джек догадывается, что надо использовать Хрюшины очки как зажигательные стекла. Хрюша не успевает возразить. Его обступают, Джек силой срывает с толстяка очки.

Сухое дерево сразу же начиняет дымиться, потом показывается язычок пламени. Ральф сует очки в беспомощно шарившую Хрюшину руку. Но костер быстро гаснет. Хрюша, вцепившись в рог, пытается заставить ребят слушать его, чтобы подсказать способ, как поддерживать огонь (подложить зеленых веток). Однако Джек, которого Хрюша по непонятной причине сильно раздражает, в ярости приказывает ему замолчать.

Ральф назначает дежурных, которые обязаны следить за костром днем и ночью, потому что корабль может пройти мимо острова в любой момент. Джек вызывается разделить своих охотников на смены, и отвечать за то, чтоб костер всегда горел.

Однако вскоре ребята замечают, что их подстерегает новая опасность. При разведении огня они не соблюдали никаких предосторожностей, и теперь “лес на четверть мили кругом бесновался в дыму и пламени. Треск огня дружно ударял в уши барабанным боем, и гору от него будто бросало в дрожь”.

Один за другим мальчики стихают, охваченные жутью перед разбушевавшейся у них на глазах стихией. Потом дети бегут прочь, подальше от пожара, потому что огонь распространяется стремительно. Неизвестно, всем ли удается спастись.

Собрание стихийно продолжается. Хрюша, вновь овладев рогом, кричит, что в первую очередь надо построить на берегу шалаши, чтобы укрываться от непогоды. Затем необходимо назначить человека, который присматривал бы за малышами, потому что никому не известно, ни сколько их, ни как их зовут, а они все время разбредаются и действительно могут угодить в неприятную переделку. В частности, Хрюша твердит, что нигде не видит малыша с родимым пятном на лице и малыша, который говорил про змея.

Проходит несколько дней. Джек целиком поглощен охотой на свиней. Он днями напролет ходит по лесу, набредает на следы животных, выслеживает свиной лаз. Однако убить свинью ему никак не удается.

Несолоно хлебавши Джек возвращается на берег, где Ральф с близнецами и Саймоном строят шалаши. Остальные мальчики, на словах согласившись принимать участие в постройке укрытий, разбежались играть кто куда. Ральф жалуется Джеку, что все очень любят собрания – хоть по два раза в день. Ребята без конца болтают, а потом разбегаются или идут охотиться. “Ему хотелось объяснить, как все всегда оказываются не такими, как от них ждешь”.

Джека неприятно задевает, что Ральф подспудно и его обвиняет в бездеятельности. Джек решительно заявляет, что занят гораздо более важным, чем все остальные, делом – добычей мяса. Джека не смущает прохладное отношение Ральфа к его увлечению (несмотря на непрерывную охоту, Джек еще не добыл ни куска мяса). “Враждебность звенела уже открыто, Джек рвался передать, что гнало его выследить, настигнуть, убить… Снова метнулось в глазах безумие”.

Но Ральфа удручает не только бездействие и безответственность его товарищей. По лагерю ползут разговоры про зверя, который является мальчикам во сне. Малыши кричат по ночам. “Малыш Персиваль не вылезал из шалаша два дня, говорил сам с собой, пел, плакал – они даже подумали, что он тронулся, и это им показалось забавно. Вышел он из шалаша осунувшийся, с красными глазами, несчастный: с тех пор этот малыш мало играл и часто плакал.

Несомненные малыши – шестилетки – вели особую, независимую и напряженную жизнь. Весь день они жевали, обрывая без разбора все фрукты. У них вечно болели животы и был понос. Они невыразимо страшились темноты и в ужасе жались друг к другу. И все же они долгие часы проводили в белом песочке у слепящей воды, играя нехитро и бесцельно. Куда реже, чем следовало ожидать, они плакали и просились к маме. Они редко лезли к большим и держались особняком”.

Старшие мальчики отмечают, что “странные вещи творились в полдень. Слепящее море вздымалось, слоилось на пласты сущей немыслимости; коралловый риф и торчавшие кое-где по его возвышеньям чахоточные пальмы взмывали в небо, их трясло, срывало с места, они растекались, как капли дождя по проводу, множились, как во встречных зеркалах. А то земля вдруг вставала там, где никакой земли не было, и тут же на глазах у детей исчезала, как мыльный пузырь. Хрюша по – ученому развенчал все это и назвал миражом”.

Морис бежит купаться, разоряя песочные замки, построенные малышами. “Персиваль захныкал, потому что ему в глаз попал песок, и Морис поспешил прочь. В прежней жизни Морису случилось претерпеть нагоняй за то, что засорил песком глаз младшего. И теперь, хоть рядом не было карающей родительской руки, Мориса все же тяготило сознанье греха. В мыслях невнятно пробивалось подобие извиненья”.

Малыш Генри, опустившись на песок, наблюдает, как “мелкие прозрачные существа взбегали с волной пошарить в сухом песке. Он тыкал в песок палочкой и старался направить по-своему усилия маленьких мусорщиков. Замирая от счастья, он наслаждался господством над живыми тварями…

Роджер набрал горстку камешков и стал швырять. Но вокруг Генри оставалось пространство ярдов в десять диаметром, куда Роджер не дерзал мстить. Здесь, невидимый, но строгий, витал запрет прежней жизни. Ребенка на корточках осеняла защита родителей, школы, полицейских, закона. Роджера удерживала за руку цивилизация, которая знать о нем не знала и рушилась”.

Джек раскрашивает себе лицо “для охоты, как на войне”, чтобы свиньи не замечали его среди деревьев. Его “маска завораживала и подчиняла”. Он уводит дежуривших у костра близнецов с собой на охоту под предлогом того, что ему нужна подмога.

Ральф считает Хрюшу занудой. “Его пузо и практические идеи надоели Ральфу, но ужасно весело было его дурачить, даже когда это выходило не нарочно. Старшие не сговариваясь сошлись на том, что Хрюша чужак, не только из-за акцента и ошибок, но из-за пуза, астмы, стекляшек и известного отвращенья к физическому труду”. Однако именно с Хрюшей Ральф общается чаще других, именно к его советам прислушивается охотнее, именно его идеи кажутся главному наиболее разумными.

Хрюша с Ральфом замечают дымок над горизонтом. Это корабль. Но их собственный костер погас, потому что Джек увел с собой на охоту Сэма и Эрика. Ральф бросается на гору, к потухшему костру. В бессильной злобе он замечает, как странная “процессия двигалась далеко внизу. Шли почти нагишом. Что-то пели, что-то насчет груза, который очень осторожно несли заблудшие близнецы.

Кровавая свиная туша свисала с жерди и грузно качалась, когда близнецы спотыкались на неровной дороге. Голова моталась под зияющим горлом и будто вынюхивала дорогу. Вот уже над черным палом забились обрывки песни: “Бей свинью! Глотку режь! Выпусти кровь!”

Охотники с добычей подходят к погасшему костру. Ральф упрекает Джека и близнецов за то, что они бросили костер, рассказывает, что мимо острова проходил корабль.

“Джек осекся от такой бестактности, но она не могла омрачить его счастья”. Он гордо сообщает, что наконец-то, с помощью товарищей, ему удалось перерезать свинье глотку. Притихшие охотники снова оживляются. Джек, хоть и чувствует свою вину, но не желает ее признавать. Он выпрямляется. С ножа капает кровь. Они с Ральфом стоят лицом к лицу. “Сверкающий мир охоты, следопытства, ловкости и злого буйства. И мир настойчивой тоски и недоумевающего рассудка”.

Поскольку оспаривать авторитет Ральфа Джек пока не смеет, он срывает свою злобу на Хрюше. Когда Хрюша принимается причитать по поводу того, что они упустили единственную возможность поехать домой, и кое-кто из охотников начинает всхлипывать, в синих глазах Джека сверкает ярость. Он “с облегчением размахнулся и ткнул Хрюшу в живот кулаком. Тот хрюкнул и сел. Джек съездил Хрюшу по голове. Очки упали, звякнули об камни. Хрюша заорал в ужасе. Одно стекло разбилось”.

Ральф заявляет Джеку, что тот совершил подлость. Джек решает, что благоразумнее будет извиниться и просит прощения – за то, что оставил костер без присмотра и сманил близнецов на охоту. Этим шагом он моментально возвращает себе уважение товарищей.

Джек заставляет всех разжигать костер заново. “Джек очень шумел. Отдавал приказы, пел, свистел, бросал фразы молчащему Ральфу, фразы, не требовавшие ответа и потому не приглашавшие к перепалке; а Ральф все молчал. Никто, далее Джек, не рискнул попросить, чтоб он сдвинулся, и в конце концов костер стали складывать на куда менее удобном месте. Так Ральф утвердил свое главенство. К тому времени, когда костер сложили, их разделял высокий барьер”.

Чтобы разжечь костер, Ральф подходит к Хрюше и отбирает у него очки. “Ральф и сам не заметил, как между ним и Джеком вновь закрепилась треснувшая было нить. Скоро все побежали за валежником, а Джек разделывал тушу.

У Ральфа текли слюнки. Он думал отказаться от мяса, но долгая диета из фруктов, орехов да кое-когда то рыбы, то краба сломила его выдержку. Он схватил кусок недожаренного мяса и накинулся на него, как волк.

У Хрюши тоже текли слюнки, и он попросил мяса. Джек собирался потомить его неизвестностью, чтоб показать свою власть; невыдержанный Хрюша сам нарывался на жестокость. Саймон сунул свой кусок Хрюше за камень, и тот его схватил. Близнецы фыркнули, а Саймон потупился от стыда.

Джек закружился в центре кружка ошарашенных мальчиков. Вся досада, все несчетные стыдные обиды вылились в первозданной пугающей вспышке. Скоро и остальные плясали, все визжали в подражание издыхающей свинье, кричали… Морис с визгом вбежал в центр круга, изображая свинью; охотники, продолжая кружить, изображали убийство. Они танцевали, они пели.

Ральф смотрел на них, ему было и завидно, и противно. Он выждал, пока они угомонились, пока замолкли последние отзвуки песни, и только тогда объявил, что созывает собрание”.

Ральф спускается на берег. “Бредя вдоль воды, он изумился. Он вдруг понял, как утомительна жизнь, когда приходится заново прокладывать каждую тропку. Итак, это собранье не для глупостей, с этим пора покончить, сейчас вообще не до выдумок. Надо думать…

“Только вот, – решил Ральф, – думать-то я не умею. Не то что Хрюша”.

Второй раз за вечер Ральф пересматривал ценности. Хрюша думать умеет”.

Во время собрания Ральф устанавливает несколько простейших правил – приносить в лагерь воду в кокосовых скорлупках, в уборную ходить подальше от лагеря и во что бы то ни стало поддерживать костер – и категорически требует неукоснительно их выполнять.

“И – последнее. Не получается у нас как-то. Так хорошо начинали. Весело было. И вот все начали бояться. Надо поговорить насчет этого страха, ведь бояться-то нечего”.

Джек берет рог. Он обвиняет беспомощных малышей в нелепом страхе, ругает их за то, что они не строят, не охотятся, толку от них нет, называет их “мамочкиными сыночками, неженками”. Единственным разумным доводом в обличительной речи Джека служит его свидетельство о том, что он лично прочесал весь остров в поисках свиней, и никакого зверя не обнаружил.

Хрюша взывает к разуму собравшихся. “Неужели ж вы думаете, так и можно все время неизвестно чего бояться? В жизни, – сказал убежденно Хрюша, – в жизни – все научно, вот. Года через два, как кончится война, можно будет летать на Марс, туда и сюда. Я знаю – нету тут никакого зверя, ну, с когтями и вообще – но я и про страх тоже знаю, что нету его. Если только друг дружку не пугать”.

В центр выталкивают малыша Персиваля, чтобы он рассказал о том, какие кошмары мучают его по ночам. “Ральфу представилось, как точно так же стоял другой карапуз, и он поскорей отогнал эту картинку. Он старался больше ее не видеть, вытравил ее, загнал далеко, глубоко… Малышей так и не созывали на перекличку, отчасти потому, что по крайней мере на один из вопросов, которые задавал тогда на горе Хрюша, Ральф знал ответ твердо. Были вокруг малыши светлые, темные, были веснушчатые, и все до единого грязные, но на всех лицах – и тут никуда уж не денешься – была кожа как кожа. Никто никогда больше не видел той багровой отметины”.

Персиваль, очутившись перед многочисленным собранием, говорит, что зверь по ночам выходит из моря. Мальчик горько плачет. “И других малышей проняло. Каждый вспомнил о своем горе; а возможно, они осознали свое соучастие в горе вселенском. Они расплакались.

Ральф, не вставая с места, смотрел, и ему казалось, что все с ума посходили. Плетут про зверя, про страх, а того не могут взять в толк, что важней всего – костер. А как только станешь им объяснять, начинают спорить и до разных ужасов добалтываются”.

Необходимость толкает выступить Саймона, но стоять и говорить перед собранием для него пытка. По его мнению, зверь существует, он гнездится внутри самих ребят. Но “Саймон растерял все слова в попытках определить главную немощь рода человеческого. Мир – удобопонятный и упорядоченный – ускользал куда-то”. Пристыженный общим смехом, Саймон садится на свое место, так ничего и не сказав.

Хрюша в отчаянии пытается достучаться до товарищей.

“- Кто мы? Люди? Или зверье? Или дикари? Что про нас взрослые скажут? Разбегаемся, свиней убиваем, костер бросаем…

На него надвинулась грозная тень.

– А ну, заткнись, слизняк жирный!

Завязалась мгновенная стычка. Ральф вскочил. На него наплывало лицо Джека. Джек уже орал ему в лицо:

– Катись ты со своими правилами! Мы сильные! Мы охотники! Если зверь этот есть, мы его выследим! Зажмем в кольцо и будем бить, бить, бить!

И с диким воем выбежал на бледный берег. Тотчас площадка наполнилась беготней, сутолокой, воплями, хохотом. Собрание кончилось. Все кинулись врассыпную, к воде, по берегу, во тьму”.

На берегу остаются только Ральф и Хрюша. Трубить в рог уже нет никакого смысла. Никто не придет на собрание. Мальчики не желают подчиняться правилам. Они сами становятся похожими на зверей. Хрюша в ужасе говорит, что если Джек будет главным, “будет одна охота и никакой не костер. И все перемрут”. Хрюша отмечает, что Джек ненавидит не только его самого, но и Ральфа.

Толстяк говорит Ральфу, что “болел много, лежал в постели и думал”. Он научился разбираться в людях. Он чувствует, что вряд ли Джек пальцем тронет самого Ральфа, но если тот “ему мешать больше не будет, он на того, кто рядом, накинется”, т. е. на Хрюшу.

Из темноты появляется Саймон. Трое мальчиков стоят во тьме, “безуспешно пытаясь определить признаки великолепия взрослой жизни”. Впервые они понимают, что ограничения, которые налагала на них цивилизация, вели только к порядку и процветанию.

Ночью над островом сбрасывают парашютиста – “взрослые все же послали детям сигнал, хотя те уже спали и его не заметили”. Однако он приземляется неудачно и гибнет. Утром на горе, где горел костер, просыпаются Сэм и Эрик. Они пытаются раздуть огонь, погасший ночью, когда они спали (вопреки распоряжению Ральфа спать по очереди). Близнецы замечают совсем близко хлопающую ткань парашюта и опрометью бросаются бежать в лагерь. На собрании они объявляют о том, где и при каких обстоятельствах они воочию видели зверя.

Узнав о местонахождении зверя, Джек объявляет на него охоту. Ральф пытается убедить его, что у них фактически нет оружия, вместо копий – деревянные палки. Джек называет Ральфа трусом. Задетый за живое Ральф оставляет малышей на берегу на попечении Хрюши (который все равно никакой помощи с одним глазом не окажет на охоте), а сам решает отправиться на охоту вместе с Джеком.

Джек постоянно перебивает Ральфа и намекает на то, что Ральф не умеет и не достоин распоряжаться. Ральф, взяв себя в руки, не поддается на провокации, старается убедить Джека, приводя разумные доводы. Накопившаяся злость “выручила его, подхлестнула, придала духу, он перешел в атаку”. Он еще и еще раз напоминает своим товарищам, что главное – костер.

От перенапряжения и страха у Хрюши начинается приступ астмы. “Он привалился к бревну, разевая рот, и к его губам подбирались синие тени. На него не обращали внимания”.

Уже на более спокойной ноте Ральф и Джек принимаются обсуждать план охоты на гипотетического зверя. Ральф ведет за собой старших мальчиков вдоль берега. Хрюшу оставляют валяться на площадке. Ральф предоставляет Джеку идти впереди, а сам, радуясь тому, что на время избавился от ответственности, замыкает шествие.

Саймон идет впереди Ральфа, и его одолевают сомнения – “страшный зверь, с когтями, сидит на вершине горы и не оставляет следов, а за близнецами не мог угнаться? Сколько бы Саймон ни думал про этого зверя, его воображенью явственно рисовался человек – героический и больной”.

Джек приводит процессию к “замку”. В этом месте узкая каменная коса, продолжая остров, уходит в море. Стена замка, отвесная скала футов в сто высотой, кажется ребятам розовым бастионом. Перед ним мальчики в испуге останавливаются. “И тогда что-то, очень изглубока, заставило Ральфа вымолвить:

– Я главный. Я сам пойду.

Он повернулся к остальным:

– А вы спрячьтесь. И ждите меня.

Он принудил свои непослушные ноги вынести его на перешеек. Он заметил, что ладони ему холодит застывающий пот; и с изумлением сообразил, что не рассчитывал, в общем-то, повстречаться со зверем и не знает, что ему делать, если зверь окажется тут.

Он обернулся на стук. Джек карабкался по уступу.

– Не мог же я тебя бросить.

Ральф молчал. Он пробрался по скалам, осмотрел пещерку, не обнаружил там ничего зловещего – всего несколько тухлых яиц”.

Ральф и Джек с радостной вестью об отсутствии зверя в замке возвращаются к товарищам. Поиски продолжаются. Разведка очень увлекает мальчиков. Ральф, развалившись на прибрежном песке, всматривается в море. Он накидывает на плечи рубашку и задумывается, “не пора ли ему наконец решиться ее выстирать. Жара показалась ему сегодня особенно несносной, редкая жара даже для этого острова. Было бы хорошо привести себя в порядок, сделать прическу ежиком. Хорошо бы вымыться, по-настоящему, поваляться бы в пенной ванне. И зубная щетка бы не помешала…

Остальные мальчики были грязны; одежки драные, задубели от пота; и кожа на теле шелушится от соли.

Вдруг он понял, что привык ко всему этому, притерпелся, и у него екнуло сердце.

Ральф следил за раскатами, волна за волной, соловея от далекости отрешенного моря. И вдруг смысл этой беспредельности вломился в его сознанье. Это же все, конец. Там, на другой стороне, за кисеем миражей, за надежным щитом лагуны, еще можно мечтать о спасении; но здесь, лицом к лицу с тупым безразличием вод, от всего на мили и мили вдали, ты отрезан, пропал, обречен…”

Ральф вспоминает, как “давно, когда еще они переехали вместе с папой из Чатема в Девонпорт, они жили в доме на краю вересковой пустоши. Из всех домов, где они жили, этот больше всего запомнился Ральфу, потому что сразу потом его отослали в школу. Тогда еще с ними была мама, и папа каждый день возвращался домой… Все было хорошо; все были добрые и его любили”.

Саймон неожиданно, чуть не над самым ухом Ральфа, говорит, что Ральф еще обязательно вернется домой, в нормальный мир. “Оба примолкли. И вдруг улыбнулись друг другу”.

Ральф в числе охотников Джека продолжает обыскивать остров в поисках зверя. Навстречу охотникам выскакивает свинья. “Ральф, как ни странно, холодно прикинул расстояние и прицелился. Кабан был уже всего в пяти ярдах, и тут он метнул свою дурацкую палку, и она попала прямо в огромное рыло и на секунду там застряла. Кабан взвизгнул и бросился в заросли. Ральфа распирала гордость, и страх, и предчувствия”.

Другие мальчики, одушевленные “запахом крови” принимаются исполнять ритуальный танец и изображать охоту. Джек руководит ими, команды его раз от разу становятся все более жестокими, словно он не понимает, что перед ним – живые дети, а не звери.

“Роберт зарычал. Ральф вступил в игру, и все захохотали. И вот уже все стали пинать Роберта, а тот комически уклонялся. Вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли. Он неудачно увернулся и получил тупым концом копья по спине. Его схватили за ноги, за руки. Ральф тоже совсем зашелся, выхватил у Эрика копье, стукнул Роберта. Роберт забился и взвыл, отчаянно, как безумный. Джек вцепился ему в волосы и занес над ним нож. Роджер теснил его сзади, пробивался к Роберту. И – как в последний миг танца или охоты – взмыл ритуальный напев:

– Бей свинью! Глотку режь! Бей свинью! Добивай!

Ральф тоже пробивался поближе – заполучить, ухватить, потрогать беззащитного, темного, он не мог совладать с желанием ударить, ранить.

Вот Джек опустил руку. Прокатился ликующий клич, и хор изобразил визг подыхающей свиньи. А потом все повалились на землю и, задыхаясь, слушали, как перепугано всхлипывает Роберт. Он утер лицо грязной рукой и попытался вновь обрести собственное достоинство”.

Темнеет. Ральф понимает, что им не успеть до ночи вернуться на берег – туда, где они оставили малышей под присмотром Хрюши. Ральф просит позволения обдумать ситуацию (он теперь уже не стесняется думать при всех, он разрабатывает решения, словно играет в шахматы). Ральф распоряжается, что кому-то надо пересечь остров и предупредить Хрюшу. Саймон вызывается это сделать и скрывается в сумерках.

Джек настаивает ка том, чтобы продолжать искать зверя. Ведет он себя по отношению к Ральфу вызывающе, держит копье так, будто хочет ударить Ральфа. Тот “безнадежно, вспомнив уроки Хрюши” спрашивает, за что Джек его ненавидит. Тот только злобно отвечает, что отправится на гору один. Ральф понимает, что идти в темноте за зверем – полная глупость, его трясет от обиды, но Джек называет его трусом и пускается в путь. Ральф и Роджер нагоняют его. На пол-пути к вершине горы Джек снова ссорится с Ральфом и, оставив его с Роджером позади, все же лезет вверх один.

Однако скоро Джек несется вниз бегом и таким дрожащим голосом, что ребята еле его узнают, хрипит, что видел наверху зверя.

“Ральф даже сам удивился – не столько своему голосу, голос был ровный, сколько смелости предложенья:

– Пошли – посмотрим?

Впервые с тех пор, как он познакомился с Джеком, Ральф почувствовал, что Джек растерялся.

Ральф услышал какой-то тихий стук – кажется, это у него у самого стучали зубы. Он взял себя в руки, весь свой ужас обратил в ненависть и встал. И сделал два натужных шага вперед.

Впереди кто-то, вроде огромной обезьяны, спал сидя, уткнув в колени голову. Потом ветер взвыл в лесу, всколыхнул тьму, и существо подняло голову и обратило к ним бывшее лицо.

Ноги сами понесли Ральфа по пеплу, сзади он услышал топот, крик и сломя голову, не разбирая дороги бросился вниз, в темноту; на вершине остались только три брошенные палки и то, что сидело и кланялось”. Ральф не успевает сообразить, что перед ним – труп парашютиста.

Внизу, на берегу, Ральф обсуждает ситуацию с Джеком и Хрюшей. Он в отчаянии, потому что зверь засел там, где они разводили костер, и теперь мальчики остались без всякой надежды на спасение. Ральф, заламывая руки, твердит о беспомощности охотников – мальчишек, вооруженных палками. Джек вскакивает на ноги и, весь красный, шагает прочь. Рядом с Ральфом остается только верный Хрюша.

Их разговор обрывают неумело извлекаемые звуки рога. Джек созвал собрание, на котором он провозглашает себя главным, публично называет Ральфа трусом, приспешником Хрюши, неспособным принимать решения и командовать. Джек заявляет, что сам он больше не слуга Ральфу и просит поднять руки тех, кто, как и он, больше не признает власти Ральфа.

“Длилось молчанье – тяжкое, стыдное, густое. Щеки Джека постепенно бледнели, потом, вдруг, в них снова ударила краска. Он облизнул губы и так повернул голову, чтоб ни с кем не встречаться взглядом”. Джек демонстративно уходит, пригласив желающих охотиться с ним присоединиться к нему и бросить Ральфа.

Хрюша спокойно уверяет Ральфа, что они смогут обойтись и без Джека Меридью. “У кого соображенья нету, те только всем жизнь отравляют”. Только у Хрюши хватает “дерзости ума на то, чтоб предложить новый костер – на берегу”.

Несмотря на то, что почти все старшие мальчики потихоньку скрываются и пускаются вслед за Джеком, “Хрюша так ликовал, так наслаждался освобожденьем от Джека, так гордился своим вкладом в общее дело, что даже помог таскать топливо. Близнецы сообразили, что костер теперь будет совсем рядышком и не так страшно будет ночью, й малыши пустились в пляс от этого открытия.

Впервые Хрюша сам снял очки, стал на коленки и лично собрал лучи в пучок. И вот под дымным навесом расцвел желтый куст пламени”.

Саймон потихоньку от всех тоже направляется к лесу. Забравшись в укрытие из лиан, он видит, как Джек собирает вокруг себя группу мальчиков. Теперь он спокойно и уверенно провозглашает себя главным. Джек распоряжается от каждой добычи оставлять часть зверю – тогда он их не тронет.

Охотники Джека вылеживают свиноматку. Их переполняет азарт охоты. “День шел к вечеру, мутный, страшный, набрякший сырым жаром; свинья, шатаясь, затравленно кровоточа, пробиралась сквозь заросли, и охотники гнались за ней, прикованные к ней страстью, задыхаясь от азарта, от запаха крови.

Все смешалось – пот, крик, страх, кровь. Роджер метался вокруг общей свалки, тыча копьем в мелькавшее то тут, то там свиное мясо. Джек оседлал свинью и добивал ее ножом. Роджер наконец нашел, куда воткнуть копье, и вдавливал, навалясь на него всем телом. Копье дюйм за дюймом входило все глубже, и перепуганный визг превратился в пронзительный вопль. Джек добрался до горла, и на руки ему брызнула горячая кровь. Свинья обмякла под ними, и они лежали на ней, тяжелые, удовлетворенные. А в центре лужайки все еще плясали ничего не заметившие бабочки”.

Роджер впервые уважительно называет Джека Вождем. Вождь приказывает пригласить Ральфа и компанию на пир. Но у охотников нет огня, чтобы приготовить мясо, и Джек решает украсть горящую головню у костра Ральфа.

Джек отрезает свиную голову и насаживает ее на кол. Это – его дар зверю. Из укрытия Саймона прекрасно видно, как Джек втыкает кол в землю и уходит с заветной поляны.

Саймон жмурится, “но и тогда свиная голова все равно стояла перед ним. Прикрытые глаза были заволочены безмерным цинизмом взрослой жизни. Они убеждали Саймона, что все омерзительно.

Саймон поймал себя на том, что говорит вслух. Он поскорей открыл глаза, и свиная голова тут как тут усмехалась, довольная, облитая странным светом, не замечая бабочек, вынутых кишок, не замечая того, что она позорно торчит на палке.

Над черным комом кишок, как пила, жужжали мухи. Вот они обнаружили Саймона. Сытые, они обсели струйки пота у него на лице и стали пить. Черные, радужно-зеленые, несчетные; а прямо против Саймона ухмылялся насаженный на кол Повелитель мух.

Наконец Саймон не выдержал и посмотрел; увидел белые зубы, кровь, мутные глаза – и уже не смог отвести взгляда от этих издревле неотвратимо узнающих глаз. В правом виске у Саймона больно застучало. На горячем ветру заколотились сухие листы пальм.

– Глупый маленький мальчик, – говорил Повелитель мух, – глупый, глупый, и ничего-то ты не знаешь. – И что тебе одному тут делать? Неужели ты меня не боишься? Никто тебе не поможет. Только я. А я – Зверь.

Губы Саймона с трудом вытолкнули вслух:

– Свиная голова на палке.

– И вы вообразили, будто меня можно выследить, убить? – сказала голова. Несколько мгновений лес и все другие смутно угадываемые места в ответ сотрясались от мерзкого хохота. – Но ты же знал, правда? Что я – часть тебя самого? Неотделимая часть! Что это из-за меня ничего у вас не вышло? Что все получилось из-за меня?

Голова у Саймона качалась. Глаза прикрылись, словно в подражание этой пакости на палке. Он уже знал, что сейчас на него найдет. Повелитель мух взбухал, как воздушный шар.

– Просто смешно. Сам же прекрасно знаешь, что там, внизу, ты со мною встретишься, – так чего же ты?

Тело Саймона выгнулось и застыло.

– Мы тебя прикончим. Ясно? Джек, и Роджер, и Морис, и Роберт, и Билл, и Хрюша, и Ральф.

Прикончим тебя. Ясно? – говорил Повелитель мух.

Пасть поглотила Саймона. Он упал и потерял сознанье. Кровь носом принесла облегчение, припадок Саймона перешел в истомный сон.

Очнувшись, он пошел дальше с унылой сосредоточенностью, как старик. Вдруг Саймон увидел, как кто-то скорченный на вершине выпрямился и посмотрел на него. Синяя ткань парашюта опадала, сидящий вздыхал, тяжко кланялся, и мухи снова облепляли его голову.

Скоро Саймон все понял. Путаница веревок открыла ему механику зловещего действа; он увидел белую носовую кость, зубы, цвета тленья. Он увидел, как ремни и брезент держат без жалости бедное тело, не давая ему распасться. Потом снова подул ветер, и тело вскинулось, поклонилось, смрадно дохнуло на Саймона. Саймон снова упал на четвереньки, и его вырвало, вывернуло наизнанку. Потом он взял в руки стропы, высвободил из-под камней и избавил тело от надругательств ветра.

Зверь был безвреден и жуток; об этом надо было скорей сообщить всем. Саймон бросился вниз”.

Ральф и Хрюша на берегу обсуждают, как им теперь быть. Ральф с сожалением отмечает, что костер они не смогут поддерживать, а охотникам на это наплевать. И даже самому Ральфу иногда все равно. Но Хрюша спокойно отвечает, что “надо держаться, и точка. Взрослые бы держались”.

Ральф, начав облегчать душу, уже не может остановиться. Он спрашивает Хрюшу, за что все так ополчились против него. Он хотел, как лучше. Он старался навести порядок. “Хрюша долго тер очки и думал. Когда он понял всю степень доверия Ральфа, он вспыхнул от гордости”.

Пока Хрюша обдумывал ответ, “лес разразился ревом; бесноватые с красно-бело-зелеными лицами выскочили из кустов, голося так, что малыши с воплями разбежались. Краешком глаза Ральф увидел, как спасается Хрюша. Двое бросились к костру. Ральф приготовился защищаться, но они схватили полуобгоревшие ветки и помчались по берегу. Трое других остались, стояли и смотрели на Ральфа; и он понял, что самый высокий, весь голый, только краска да пояс, – Джек”. Он приглашает Ральфа на пир по поводу забитой свиньи.

Джек “умолк и огляделся. Маска спасала от стыда и неловкости. Он каждому заглянул в лицо. Дикари переглянулись, разом подняли копья и хором сказали:

– Вы слушали Вождя”.

Когда дикари исчезают, Хрюша признается, что вначале подумал, что Джек пришел за рогом. Но тому не был нужен этот незатейливый символ порядка. Ральф снова, словно в бреду, повторяет одно и то же: “Костер – это главное. Без костра нас не могут спасти. Я и сам бы с удовольствием размалевался и стал дикарем. Но нам надо поддерживать костер”.

Близнецы предлагают идти ни пир и объяснить, что одним им с костром не справиться. Ральф решает последовать их совету.

В замке, который Вождь избрал своей резиденцией, идет пир. Туда “приволокли большое бревно, и Джек, размалеванный, в венке, теперь сидел на нем, как идол. Хрюша с Ральфом подошли к краю травянистой лужайки; замечая их, мальчики один за другим умолкали, пока не остался только тот, что стоял рядом с Джеком.

Тут мальчики, жарившие мясо, как раз отделили большой кусок и побежали к лужайке. Они наткнулись на Хрюшу, обожгли, и Хрюша взвыл и стал приплясывать. Тотчас Ральфа и всю толпу объединил взрыв веселья. Снова Хрюша сделался общим посмешищем, и, чувствуя себя нормальными, все радостно хохотали.

Джек встал и взмахнул копьем.

– Дать им мяса.

В тоне была угроза, гордость собственника. Те, кто держали вертел, дали Ральфу и Хрюше по сочному куску. Они приняли дар, истекая слюной.

Джек их не замечал и, склонившись маской к сидящим, ткнул в них копьем:

– Кто желает вступить в мое племя?”

Ральф пытается восстановить свои права, созвать собрание, но “в этой части острова рог не считается”. На небе сгущаются тучи, приближается гроза. Джек отдает команду начать ритуальный танец охотников.

“Между вспышками молний было темно и страшно; все, голося, побежали за Джеком. Роджер стал свиньей, хрюкнул, напал на Джека, тот увернулся. Небо нависало такой жутью, что Хрюше и Ральфу захотелось влиться в эту обезумевшую компанию.

– Зверя – бей! Глотку – режь! Выпусти – кровь!

Снова вызмеился наверху бело-голубой шрам и грянул желтый взрыв. Малыши визжа неслись

С опушки, один, не помня себя, проломил кольцо старших:

– Это он! Он!

Круг стал подковой. Из лесу ползло что-то неясное, темное. Впереди зверя катился надсадный вопль.

Зверь ввалился, почти упал в центр подковы.

– Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!

Голубой шрам уже не сходил с неба, грохот был

Непереносим. Саймон кричал что-то про мертвое тело на горе.

Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений – только рвущие когти и зубы.

Потом тучи разверзлись, и водопадом обрушился дождь. Вода неслась с вершины, срывала листья и ветки с деревьев, холодным душем стегала бьющуюся в песке груду. Потом груда распалась, и от нее отделились ковыляющие фигурки. Только зверь остался лежать – в нескольких ярдах от моря. Даже сквозь стену дождя стало видно, какой же он маленький, этот зверь; а на песке уже расплывались кровавые пятна.

Поднялся сильный ветер. На вершине горы парашют вздулся, стронулся с места; тот, кто сидел на горе, скользнул, поднялся на ноги, закружился, закачался в отсырелом просторе и, нелепо загребая мотающимися ногами по высоким верхушкам деревьев, двинулся вниз, вниз, вниз, и на берег, и мальчики, голося, разбежались во тьме. Парашют потащил тело и, вспахав воды лагуны, швырнул через риф, в открытое море.

Луна облила Саймона своим светом. Высеребрился овал лица, и мрамором статуи засверкало плечо. Потом тело мягко качнулось и сползло в воду. Мертвое тело Саймона поплыло в открытое море”.

Ральф с Хрюшей возвращаются на берег в свой шалаш. Ральф потрясен происшедшим. Он отчетливо понимает, что все вместе они совершили убийство.

“- Я не перепугался, – медленно выговорил Ральф. – Я… я даже не знаю, что со мной было. Я боюсь. Я нас самих боюсь. Я хочу домой.

– Это несчастный случай, – вдруг выпалил Хрюша. – Вот это что. Мы рядом стояли. Мы ничего не делали, мы ничего не видели”.

Появляются близнецы. Они с той же горячностью уверяют, что не участвовали в танце, что не видели, как убили Саймона. “От воспоминания о танце, при котором ни один из них не присутствовал, затрясло всех четверых”.

Наверху, в замке Вождь наслаждается своей властью – он “рассердился и приказал связать Уилфреда” и избить его. По поводу ночного убийства Джек объявляет, что ночью зверь “пришел под чужой личиной… Если он явится, мы опять… опять станцуем наш танец”.

Хрюша с Ральфом пытаются разжечь костер. Но после ночной грозы дрова отсырели. Ральф чувствует, что нормальные мысли ускользают у него из головы. Осталась только одна – во что бы то ни стало поддерживать костер, дым, ждать спасения извне. Хрюша шепчет, что если их не спасут в ближайшее время, то все они сойдут с ума.

Около шалаша хрустит сучок. Это зверь. Страшным шепотом зверь зовет Хрюшу. У Хрюши начинается приступ астмы. У входа слышится страшный рев. Какие-то люди врываются в темноте в шалаш. Начинается яростная драка. Ральф отчаянно сопротивляется. Шалаш разрушен. Это сделал Джек со своими охотниками. Ральф с горечью понимает, что они приходили не за рогом. Они украли у них возможность поддерживать костер.

Джек стал настоящим, всесильным вождем. В левой руке у него болтаются разбитые Хрюшины очки.

Теперь Хрюша ничего не видит. Он настойчиво требует, чтобы Ральф принял какое-то волевое решение. Жить без очков Хрюша не сможет. Хрюша повторяет, что ситуация на острове вышла из-под контроля – уже есть, как минимум, двое убитых. Он просит помочь ему дойти до замка. У него не осталось другого выхода, кроме как требовать от Джека справедливости.

“Я скажу ему – так, мол, и так, скажу, ты, конечно, сильней меня, у тебя нету астмы. И ты видишь прекрасно, скажу, ты обоими глазами видишь. Но я у тебя не прошу мои очки, я у тебя их не клянчу. И я не стану тебя упрашивать, мол, будь человеком. Потому что неважно, сильный ты или нет, а честность есть честность! Так что отдавай мне мои очки, скажу, ты обязан отдать!”

Близнецы предлагают отправляться в замок всем вместе и раскрасить лица по примеру Джека. “Они хорошо понимали, какое чувство дикости и свободы дарила защитная краска”. Но Ральф отвергает это предложение, потому что не причисляет себя и товарищей к дикарям.

“Тесная группка двигалась по песку, четыре сплющенные тени плясали и путались у них под ногами. Ральф поднес рог к губам и стал трубить. Дикари, раскрашенные до неузнаваемости, спускались по выступу на перешеек. В руках у них были копья, и они изготовлялись защищать подступы к бастиону”.

Ральф объявляет, что созывает собрание. Охраняющие перешеек дикари перешептываются, но не трогаются с места. Роджер с вершины скалы бросает камнем в близнецов, целясь мимо. “В теле Роджера уже бил темный источник силы”.

Ральф объясняет, что пришел в замок из-за Хрюшиных очков. “Группка перед ним сомкнулась, и над ней задрожал смех, легкий, радостный смех”. Джек прогоняет Ральфа, потому что тот вторгся на его территорию, в его племя. Ральф бросает ему в лицо обвинение в воровстве.

Хрюша в ужасе напоминает Ральфу, ради чего они пришли. Если что-то случится с Ральфом, Хрюше конец.

Джек приказывает схватить Эрика и Сэма. “Раскрашенные суетливо, неловко окружили близнецов. Снова задрожал серебряный смех. Сама цивилизация взывала возмущенными голосами Эрика и Сэма… Раскрашенные уже чувствовали, что Эрик и Сэм не то что они сами, они уже чувствовали силу в своих руках. Неуклюже и рьяно они повалили близнецов…

Ральф с Джеком сшиблись, отлетели в разные стороны. Джек наотмашь ударил Ральфа кулаком в ухо, Ральф стукнул его в живот, Джек охнул. Они снова стояли лицом к лицу, яростно задыхаясь. Каждого обескураживала ярость противника”.

Роджер продолжает бросать камушки. Ральф замечает, что он может, орудуя большим рычагом, выпустить из своей катапульты и достаточно крупные глыбы.

Хрюша в последний раз пытается воззвать к разуму своих товарищей. Он называет их малыми детьми, спрашивает, “что лучше – быть бандой раскрашенных черномазых или же быть разумными людьми, как Ральф? Что лучше – жить по правилам и дружно, или же охотиться и убивать? Что лучше – закон и чтоб нас спасли или охотиться и погубить всех?

Они стояли грозной стеной, ощетинясь копьями. Они решались, готовились. Еще немного – и они бросятся очищать перешеек. Ральф стоял перед ними, посреди перешейка, чуть ближе к краю, копье наготове. Рядом стоял Хрюша, все еще поднимая талисман – хрупкую, сверкающую красавицу раковину.

Высоко наверху Роджер в исступленном забытьи всей тяжестью налегал на рычаг. Ральф услышал огромный камень гораздо раньше, чем его увидел. Что-то красное, страшное запрыгало по перешейку, он бросился плашмя, дикари завизжали. Камень прошелся по Хрюше с головы до колен; рог разлетелся на тысячу белых осколков и перестал существовать. Хрюша без слова, без звука полетел боком с обрыва, переворачиваясь, на лету. Камень дважды подпрыгнул и скрылся в лесу. Хрюша пролетел сорок футов и упал спиной на глыбу в море. Голова раскроилась, и содержимое вывалилось и стало красным. Руки и ноги Хрюши немного подергались, как у свиньи, когда ее только убьют. Потом море снова медленно, тяжко вздохнуло, вскипело над глыбой белой розовой пеной; а когда оно снова отхлынуло, Хрюши уже не было”.

В наступившей мертвой тишине Джек кричит, что следующим будет Ральф, у которого больше нет ни племени, ни рога. Старательно целясь, он запускает в Ральфа копьем. Острие до мяса прорывает кожу у Ральфа на боку. “Другое копье просвистело у самой его головы, и еще одно упало с высоты, где стоял Роджер. Смерть смотрела из его глаз. Близнецы лежали, скрытые за толпой, и безликие бесы запрудили перешеек. Ральф повернулся и побежал. По инстинкту, которого он сам в себе не знал, Ральф петлял на открытом пространстве, и копья летели мимо…

Ральф затаился в зарослях и обдумывал, как ему быть со своими ранами. Одного из раскрашенных он даже увидел близко и узнал Билла. Да нет, тут же подумал Ральф, какой же он Билл. Образ этого дикаря никак не хотел сливаться с прежним портретом мальчика в рубашке и шортах…

Он старался уговорить себя, что его оставят в покое. Но никуда не мог деться от нерассуждающей, страшной уверенности.

Гибель рога, смерть Хрюши и Саймона нависли над островом, как туман. Раскрашенные дикари ни перед чем не остановятся. И еще эта странная ниточка между ним и Джеком. Джек не уймется никогда, он не оставит его в покое”.

Бродя по лесу, подальше от Джека и его дикарей, Ральф натыкается на свиную голову, торчащую на палке. “Череп смотрел на Ральфа с таким видом, будто знает ответы на все вопросы, только не хочет сказать. Тошный страх и бешенство накатили на Ральфа, он ударил эту пакость, а она качнулась, вернулась на место, как игрушка, и не переставала ухмыляться ему в лицо…

Ральф снова пошел к зарослям перед замком. Ральф стоял на коленках среди теней, и сердце у него сжималось от одиночества. Ну, да, они дикари, и пусть, но как-никак они – люди. Он хотел смело пойти прямо в крепость, сказать: “Чур, не трогать меня!” – засмеяться как ни в чем не бывало и заснуть рядом со всеми. Притвориться, будто они все еще мальчики. Он лежал во тьме и знал, что он отщепенец”.

Ральф понимает, что он – отверженный, потому, что “еще хоть что-то соображает”.

Ночью Ральф пробирается к посту часового и видит Эрика и Сэма. Оба они советуют ему уходить подальше. Близнецы делятся с Ральфом мясом и рассказывают, что на следующий день Джек объявил на него облаву. Мальчики советуют Ральфу не обижаться на Джека и не искать “тут смысла. Этого ничего уже нет”. И Джек и Роджер люто ненавидят Ральфа. Роджер, по словам близнецов, еще более жуткий человек, чем Вождь.

Ральф решает спрятаться рядом с замком, полагая, что как раз там его вряд ли будут искать. Он отсидится, и облава пройдет мимо, “прочешут весь остров, пробегут, прокричат, а он останется на свободе”.

Утром Ральф просыпается от улюлюканья дикарей. Джек и Роджер допросили близнецов, избили их и заставили рассказать, что ночью приходил Ральф и что он решил спрятаться неподалеку от замка.

По команде Джека дикари принимаются сбрасывать сверху при помощи рычага огромные камни. Если такая глыба попадет на Ральфа, его постигнет участь Хрюши. Дикари проверяют заросли, в которых прячется Ральф, тыча копьями. Ральф в ужасе тоже выбрасывает вперед свою палку, и ранит одного из дикарей.

Тогда подручные Джека разводят огонь, чтобы выкурить Ральфа из зарослей. Начинается лесной пожар. Густой дым вьется вокруг, столбом поднимаясь к небу.

Ральф бросается вон из своего убежища. Затаившись, он обдумывает, что ему предпринять – прорваться и убежать, залезть на дерево или спрятаться так, чтоб его не заметили и прошли мимо. Наконец он выбирает последний вариант и находит подходящее место.

Сидя в укрытии, Ральф не перестает удивляться идиотизму дикарей. Они подпалили остров, чтобы насладиться нелепой и бессмысленной местью Джека Ральфу, даже не подумав о реальной опасности, которая теперь угрожает всем. Огонь распространяется быстро. Если фруктовые деревья сгорят, то завтра им нечего будет есть.

Полосатый дикарь подходит к его укрытию. Он вглядывается во тьму. В голове у Ральфа пульсирует одна мысль – не крикнуть. Перед его глазами, как живое, возникает лицо Саймона. Ральф вспоминает его слова о том, что он непременно еще вернется домой.

Дикарь проверяет укрытие Ральфа заостренной палкой. Ральф вскрикивает – от страха, отчаянья, злости. “Он метнулся вперед, в чащобу, вылетел на прогалину, он кричал, он рычал, а кровь капала. Он ударил колом, дикарь покатился; но на него уже неслись другие, орали. Он увернулся от летящего копья, дальше побежал уже молча. Ральф забыл раны, голод, жажду, он весь обратился в страх.

Страх на летящих ногах мчался лесом к открытому берегу. Он споткнулся о корень, настигающий крик взвился еще выше. Потом он встал, качаясь, весь натянулся, приготовился к новому ужасу, поднял глаза и увидел огромную фуражку”.

Перед Ральфом стоит морской офицер и настороженно, удивленно разглядывает мальчика. На берегу виден катер, в катере матрос держит в руках автомат.

Крик охотников обрывается.

Офицер рассказывает, что на их корабле увидели дым над островом и отправились на разведку. Он спрашивает, сколько трупов принесла детям их война, до чего они “доигрались”. Выслушав ответ, офицер, кажется, не верит своим ушам.

Он с недоумением стыдит размалеванных детей, интересуется, почему они, англичане, не могли выглядеть попристойнее. Запнувшись, Ральф объясняет, что пока они были все вместе, все было пристойно, а потом умерли Саймон и Хрюша.

Ральф заходится в рыданиях. “Он дал себе волю, спазмы горя, отчаянные, неудержимые, казалось, сейчас вывернут его наизнанку. Голос поднялся под черным дымом, застлавшим гибнущий остров. Заразившись от него, другие дети тоже зашлись от плача. Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша.

Офицер был тронут и немного смущен. Он отвернулся, давая им время овладеть собой, и ждал, отдыхая взглядом на четком силуэте крейсера в отдаленье”.