Обзор творчества А. А. Ахматовой
Поэма “Реквием”
История создания
1930-е годы стали для Ахматовой временем страшных испытаний. И до этого в глазах властей она была человеком крайне неблагонадежным: в 1921 году ее первый муж Н. Гумилев был расстрелян за “контрреволюционную деятельность”. В 30-е годы репрессии, коснувшиеся друзей и единомышленников, разрушили и ее семейный очаг: вначале был арестован и сослан сын, а затем и муж –
Н. Н. Пунин. Сама поэтесса жила все эти годы в постоянном ожидании ареста. Много часов она провела
Поэма “Реквием” считается самым большим творческим достижением Ахматовой. Историю ее создания поэтесса описала в первой части, которая называется
“Вместо предисловия”:
“В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то “опознал” меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
– А это вы можете описать?
И я сказала:
– Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом”.
Поэма создавалась в течение достаточно долгого времени: основная ее часть написана в 1935- 1943 годах, “Вместо предисловия” – в 1957, эпиграф – в 1961.
Жанр и композиция
Вопрос о жанровой природе “Реквиема” неоднозначен. Многие литературоведы задавались вопросом: что это – стихотворный цикл или поэма? “Реквием” написан от первого лица, от имени “я” – поэта и лирического героя одновременно. В нем сложно переплетены автобиографическое и художественное начало. Основа произведения – лирическое начало, которое соединяет отдельные фрагменты в единое целое. Все это позволяет отнести “Реквием” к жанру поэмы.
“Реквием” состоит из эпиграфа (строки для него взяты из стихотворения Ахматовой “Так не зря мы вместе бедовали…”), прозаического предисловия, названного Ахматовой “Вместо предисловия”, “Посвящения”, “Вступления”, десяти стихотворений и “Эпилога”, состоящего из двух частей.
Тематика и проблематика
“Реквием” посвящен годам “большого террора”: личной трагедии Анны Ахматовой и ее сына, незаконно репрессированного и приговоренного к смертной казни, и трагедиям всех жертв сталинских репрессий.
В небольшом “Вместо предисловия” зримо и выпукло вырисовывается страшная эпоха: лирическую героиню не узнали, а “опознали”, все говорилось шепотом и на ухо. “Посвящение” множит жуткие приметы того времени: “тюремные затворы”, “каторжные норы”, “смертельная тоска”. Сдержанно, без крика и надрыва, в эпически бесстрастной манере сказано о пережитом горе: “Перед этим горем гнутся горы”. Уже здесь лирическая героиня говорит не только от своего имени, а от имени многих:
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат –
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
В первых строках “Вступления” возникает образ “страшного мира” и Руси, корчащейся под “кровавыми” сапогами:
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
В первом стихотворении развивается основная тема – плач по сыну. В сценах прощания и ареста сына речь идет не только о личном горе лирической героини, а о драме всей “безвинной” Руси:
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Сопоставление со стрелецкими женами бесконечно расширяет художественное время и пространство стихотворения. Соединив прошлое и настоящее, Ахматова изображает кровавую историю своей страны.
Во втором стихотворении неожиданно и горестно возникает мелодия, отдаленно напоминающая колыбельную. Мотив колыбельной соединяется с полубредовым образом тихого Дона. Так появляется другой мотив, еще более страшный, мотив безумия, бреда и в итоге – полной готовности к смерти или самоубийству (“К смерти”):
Ты все равно придешь – зачем же не теперь?
Я жду тебя – мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
В десятом стихотворении (“Распятие”) появляются евангельские мотивы – мать и казнимый сын. Акцентирован образ матери: ее горе так велико, что даже “небеса… в огне” не так страшны:
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Евангельские образы расширили рамки “Реквиема” до огромного, всечеловеческого масштаба. С этой точки зрения эти строки можно считать поэтико-философским центром всего произведения.
Двухчастный “Эпилог” замыкает поэму. Сначала он возвращает к мелодии и общему смыслу “Предисловия” и “Посвящения”: здесь мы вновь видим образ тюремной очереди, но уже как бы обобщенный, символический, не столь конкретный, как в начале поэмы:
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх.
Как клинописи жесткие страницы
Страдания выводят на щеках…
Вторая часть эпилога развивает тему памятника, хорошо известную в русской литературе по стихотворениям Державина и Пушкина, но приобретающую под пером Ахматовой совершенно необычный – глубоко трагический – облик и смысл. Лирическая героиня хочет, чтобы памятник был поставлен “под красной ослепшею стеною”, где она стояла “триста часов”.
В этом контексте особенно поражают строки эпиграфа, в которых поэтесса признается, что неразрывно и кровно связана с родной землей и народом даже в самые страшные периоды его истории:
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, –
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Поэма “Реквием”