ОБРАЗ “ТУРГЕНЕВСКОЙ ДЕВУШКИ” В РОМАНЕ “ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО”
В лирико-философских повестях И. С. Тургенева 50-х годов созревает мысль о спасительности “цепей долга”, мысль о самоотречении как наиболее надежной нравственной позиции перед лицом не подвластных человеку сил и законов бытия. В романе “Дворянское гнездо” писатель вводит героев нового типа – прямодушных, честных, свободных от эгоизма, амбиций. Эти люди живо и непосредственно связаны с коренными стихиями народной жизни: опытом и традициями народного сознания
Воспитание является неотъемлемой частью формирования каждой личности. Родители Лизы не обременяли себя воспитанием дочери. Отец много работал, мало спал, изредка играл в карты, но терпеть не мог “нянчиться с писклятами”. Отцовская забота сводилась только к материальной стороне вопроса: “желчный, резкий, нетерпеливый, он не скупясь давал деньги на учителей, гувернеров, на одежду и прочие нужды детей”. Мать занималась Лизой не больше мужа, хотя и твердила постоянно, что воспитывала своих детей сама: “ленивую барыню утомляла всякая постоянная забота”. Однако чтобы не прослыть перед соседями нерадивой матерью, Марья Дмитриевна одевала дочку как куколку, при гостях гладила по головке и называла в глаза умницей и душкой.
Формирование жизненных ценностей Лизы происходило под влиянием няни, Агафьи Власьевны. Эта женщина крестьянского происхождения имела удивительный характер и, как следствие, необычную судьбу. Ее красоту, ум, смелость по достоинству оценил барин, страстно полюбил и, будучи женатым человеком, привел в свой дом. Агафья довольно быстро освоилась со своим новым положением. Даже смерть покровителя мало что изменила: вдова покойного была покорена кротким нравом соперницы, хотя и поспешила выдать Агафью замуж за скотника. Новый муж стал источником очередных неприятностей: украв господские серебряные ложки, он спрятал их в сундук жены. На Агафью наложили опалу, велели носить на голове не чепец, а платок. В этот раз в душе женщины произошли резкие перемены, удар судьбы она приняла со смирением: “она стала очень молчалива и богомольна, не пропускала ни одной заутрени, ни одной обедни, раздарила все свои хорошие платья”.
В чем-то даже они были похожи, эта покаявшаяся грешница, с серьезным и строгим лицом, и серьезная девочка, с глазами, в которых светилось тихое внимание и доброта, что редко в детях вообще. Лиза боялась отца, Матери не боялась, но и не ласкалась к ней, но Агафью любила. Любила слушать жития отшельников, святых мучеников, рассказываемые няней в тиши мерным и ровным голосом. Слушая высокие и святые слова, начинала понимать, что “образ вездесущего, всезнающего Бога с какой-то сладкой силой втеснялся в ее душу, наполнял ее чистым, благоговейным страхом, а Христос становился ей чем-то близким, знакомым, чуть не родным”. Лиза любила молиться (молитвам ее также научила няня); любила рано на заре просыпаться и ходить тайком к заутрене: “холод и полусвет утра, свежесть и пустота церкви, самая таинственность этих неожиданных отлучек, осторожное возвращение в дом, в постельку, – вся эта смесь запрещенного, странного, святого потрясала девочку, проникала в самую глубь ее существа”.
Вскоре няня отправилась на богомолье и не вернулась. Но след, оставленный ею в душе Лизы, не изгладился. Девушка молилась с наслаждением, продолжала посещать церковь. Однако ее рвение не очень одобрялось близкими людьми. Например, тетка не позволяла Лизе класть лишние земные поклоны: “не дворянская, мол, это замашка”. В девятнадцать лет Лиза была очень мила, в каждом ее движении выказывалась “невольная, несколько неловкая грация”. Радость и удовольствие вызывали привлекательную улыбку, а в глазах возникал глубокий блеск и “какая – то тайная ласковость”. Между тем в свои годы Лиза была оторвана от окружающего мира: “вся проникнутая чувством долга, боязнью оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного Бога восторженно, робко, нежно”.
Первым нарушил душевную гармонию, тихую внутреннюю жизнь девушки Лаврецкий. Уверенностью, сдержанностью, рассудительностью он выгодно отличался от сватавшегося к ней Паншина. Но Лаврецкий был женат: в понимании Лизы это было основной преградой на пути к счастью. Она долго боролась сама с собой, со своими убеждениями. Она знала, что любит Лаврецкого, привязалась к нему крепко, на всю жизнь. Ей казалось, что никакие воздействия извне, никакое насилие не способно расторгнуть эту связь. Внезапное возвращение жены возлюбленного рушит все планы. Лиза еще сопротивляется обстоятельствам, но боится. Боится постоянно, что потеряет власть над собою. Боится, что новые неизведанные чувства уничтожат ее представление о нравственном идеале. Недаром в ее словах, обращенных к Лаврецкому, звучит призыв вспомнить о долге: “Нам обоим остается исполнить наш долг. Вы, Федор Иванович, должны примириться с вашей женой”. При этом Лиза четко осознает и свой долг – отречение от земных страстей. Объяснить свое решение она не может: говорит о невозможном для нее счастье, вспоминает о грехах отца, который нажил богатство нечестным путем. В ее представлении окружающий мир – временное пристанище, в котором ее душа не находит покоя: “чувствую я, что мне не житье здесь; я уже со всем простилась, всему в доме поклонилась в последний раз; отзывает меня что-то; тошно мне, хочется запереться навек”.
С одной стороны, вызывает восхищение сила духа девушки, способной в девятнадцать лет отречься от радостей жизни, любимого человека, прекрасного будущего. С другой стороны, тревожит вопрос, какие причины побудили ее к этому поступку. Действительно ли тонкое чувство правды, справедливости, ответственности не позволило Лизе строить собственное счастье на осколках счастья других? Христианские заповеди четко определяют поведение человека в этом мире, и поведение Лизы вполне им соответствует. Не всем людям дано осознание жизненной цели в столь раннем возрасте. Многие проходят трудные испытания на пути духовного совершенствования, признания, что все в этом мире суета сует. Вспомним слова тетки, обращенные к Лизе: “Это все Агашины следы… Да ведь она начала с того, что пожила, и в свое удовольствие пожила; поживи и ты”. Впрочем, по словам автора, “есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо”.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)ОБРАЗ “ТУРГЕНЕВСКОЙ ДЕВУШКИ” В РОМАНЕ “ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО”