Семен Яковлевич Надсон родился в Петербурге 26 декабря 1862 года в семье надворного советника еврейского происхождения Якова Семеновича Надсона и Антонины Степановны Мамонтовой (Мамантовой), происходившей из русской дворянской семьи Мамонтовых. Год спустя семья переехала в Киев.
Детство Надсона, по его собственным словам – “история грустная и темная”. Отец Надсона, по рассказам знавших его, весьма даровитый человек и хороший музыкант, умер от психического расстройства в приюте для душевнобольных, когда Надсону было 2 года. А. С. Мамонтова
Вскоре, будучи уже больной чахоткой, А. С. Мамонтова вышла замуж за Николая Гавриловича Фомина, управляющего Киевским отделением Российского общества страхования и транспортирования кладей, и уехала с ним в Киев. Брак был несчастливым. После одной из многочисленных семейных сцен Фомин в припадке умопомешательства повесился. Оставшись без средств к существованию, А. С. Мамонтова испытала весь ужас нужды, пока другой ее брат Илья Степанович Мамонтов не вызвал ее снова в Петербург. В 1872 году Надсона отдают пансионером во 2-ю военную гимназию, а его сестру – в Николаевский институт. Весной 1873 года мать Надсона умерла от чахотки в возрасте 31 года. Надсона взял под свое попечение И. С. Мамонтов, а его сестру – Д. С. Мамонтов. Таким образом, брат и сестра росли врознь и виделись весьма редко.
Отношения с родственниками складывались у впечатлительного и легко ранимого Надсона не слишком благополучно, то же самое можно сказать и об его отношениях с товарищами по военной гимназии. “С одной стороны, меня не любили в корпусе, так как я чувствовал себя развитее товарищей, чего не мог им не показать из болезненно-развитого самолюбия, с другой – мне тоже жилось неважно и у дяди, хотя он и тетка по-своему меня очень любили и только из врожденной сдержанности не хотели обнаруживать своих чувств, а я привык ко всеобщему поклонению”, – писал Надсон в своей автобиографии. Впрочем, постепенно товарищи оценили искренность и детски-рыцарское великодушие Надсона, оказывавшего им немалые услуги – например, то, что он писал большинству из них сочинения, – и научились любить его. Первое время пребывания в гимназии Надсон учился очень хорошо и был вторым учеником; но в последних классах он, по собственному признанию, стал ужаснейшим лентяем: целые дни сидел за стихами, а уроки готовил только для “больших оказий”. “Жить одними гимназическими интересами – для меня немыслимо, они слишком вялы, скучны и однообразны, чтобы могли удовлетворить всем потребностям моей натуры”, – записал Надсон в своем дневнике в 1877 году. Единственным ярким впечатлением в гимназический период жизни Надсона была его горячая любовь к Наталье Михайловне Дешевовой, сестре товарища по гимназии. Внезапная смерть Дешевовой в марте 1879 года стала еще одним тяжким ударом для юноши. Память о Дешевовой Надсон сохранил до конца своей жизни, ей он посвятил многие свои стихотворения. “Да, это было все” , “Два горя” , “За что?” .
В гимназические годы проявился и литературный дар Надсона. В первом классе он уже мечтал о писательстве и писал прозой рассказы, героем которых был некий благородный Ваня. Стихи он начал писать во втором классе гимназии – в подражание стихам старшего двоюродного брата, Ф. Медникова. В пятом классе решился в первый раз показать свое стихотворение учителю. Рецензия учителя на “Сон Иоанна Грозного” юного поэта была таковой: “Язык образный, есть вымысел и мысль, только некоторые стихи неудобны в стилистическом отношении”. В 1878 году Надсон отнес свое стихотворение “На заре” в журнал Н. П. Вагнера “Свет”, и оно было принято.
На следующий год в “Санкт-Петербургских ведомостях” появилась первая рецензия на творчество Надсона, в которой хвалили в частности стихотворение “Христианка” . В следующем, 1879 году, Надсон испытал первое литературное торжество, читая на концерте в гимназии свое стихотворение “Иуда” . Стихотворение имело большой успех и его впоследствии напечатали в “Мысли” Оболенского. Затем Надсон стал печататься в “Слове”.
В 1879 году Надсон окончил курс и по настоянию своего опекуна И. С. Мамонтова поступил в Павловское военное училище. Вскоре он простудился на ученье, и врачи констатировали начало чахотки. Надсона на казенный счет отправили в Тифлис, где он провел год. За это время поэт написал довольно много стихотворений. Осенью 1880 года Надсон вернулся в училище. Пребывание в училище его тяготило. Запись в дневнике того же года гласит: “Военная служба противна, офицером хорошим я никогда не буду, моя горячность и неумение себя сдержать приведут меня под суд, заниматься хорошо я тоже не могу: стоит ли тратить время и силы на изучение науки убивать людей! А ведь эти силы и способности могли бы развиться и принести пользу! <...> Собственно, мечты мои – университет или консерватория. Способностей у меня хватит, в охоте тоже нет недостатка. Но в университет нужно готовиться, а на это опять-таки необходимы деньги, а в консерваторию я могу поступить и так. С удовольствием пошел бы даже на музыкальное отделение театрального училища, тем более, что туда можно попасть на казенный счет. Одним словом, куда угодно – но не в военную службу! Она мне невыносимо противна и идет совершенно в разлад с моим характером и способностями”.
1882 год ознаменовался самым важным событием в литературной судьбе Надсона – поэт А. Н. Плещеев пригласил его в лучший демократический журнал того времени “Отечественные записки”, где Надсон дебютировал “Тремя стихотворениями”. Плещеев помог молодому поэту своим участием, расположением и литературными советами. “Его я считаю своим литературным крестным отцом и бесконечно обязан его теплоте, вкусу и образованию, воспитавшим мою музу”, – писал Надсон в своей автобиографии. Стихи Надсона, напечатанные в “Отечественных записках” в январе 1882 года, привлекли к себе внимание любителей поэзии, имя молодого поэта приобретает известность, и лучшие журналы (“Дело”, “Устои”, “Русская мысль”) наперебой печатают его стихотворения.
В этом же году Надсон окончил училище и был выпущен подпоручиком в Каспийский полк, стоявший в Кронштадте. Один из приятелей Надсона описывает пребывание поэта в Кронштадте так: “Поэт жил с товарищем по полку в двух комнатах в Козельском переулке довольно бедно и разбросанно, жизнью богемы, причем вечно у него кто-нибудь сидел, шли шумные разговоры, споры, раздавались звон гитары и звуки скрипки. С. Я. одарен был замечательными музыкальными способностями. В Кронштадте, как и всюду, куда забрасывала С. Я. судьба, он сейчас же становился центром кружка, собирал начинающих поэтов, пробующих писателей, любителей драматического и всяких других искусств. И кронштадтские непризнанные таланты находили у С. Я. самый теплый привет, образовалось даже из местных элементов несколько юмористическое „Общество редьки“. Здесь, вокруг стола, установленного нехитрыми питиями и закусками, с редькой во главе, кронштадтская богема развлекалась поэзией и музыкой, горячими разговорами и просто шалостями, свойственными подпоручичьему возрасту”.
Летом 1883 года Надсон слег в постель: у него открылась на ноге туберкулезная фистула – явление, весьма часто и предшествующее и сопровождающее туберкулез легких. Все лето он пролежал в Петербурге, в маленькой комнатке, выходившей на пыльный и душный двор. Такие неблагоприятные условия, конечно, пагубно отразились на общем состоянии его здоровья. Зиму 1883-1884 года поэт еще провел в Кронштадте и по-прежнему наезжал в Петербург. Состояние его ухудшалось. В то же время Надсон продолжал печататься в журналах. В 1883-1884 годах в “Отечественных записках” появились его рецензии на поэтические сборники И. В. Федорова-Омулевского, К. К. Случевского, А. А. Голенищева-Кутузова. В январе 1884 года в “Еженедельном обозрении” была напечатана его статья “Поэты и критика”.
Всю зиму С. Я. добивался освобождения от военной службы. Он подыскивал себе подходящее занятие, которое дало бы ему возможность существовать. Решив стать народным учителем, он подготовился к экзамену и сдал его удовлетворительно. Но тут П. А. Тайдебуров предложил ему место секретаря в редакции “Недели”, и Надсон с радостью согласился, так как его заветною мечтою было – стать поближе к литературе и полностью посвятить себя литературной деятельности.
Первую половину лета 1884 года он провел в Сиверской на даче в семье А. Н. Плещеева. Здоровье его, однако, только ухудшалось. Тем не менее, в июле он переехал в Петербург и стал работать в редакции “Недели”. Но через несколько месяцев болезнь груди приняла такой оборот, что по совету докторов друзья Надсона решили отправить его за границу, сначала в Висбаден, а потом в Ниццу. Литературный фонд дал для этой цели 500 рублей (возвращенные поэтом Фонду летом 1885 года пожертвованием всей чистой прибыли с первого издания его стихотворений). Переводчица и историк литературы Мария Валентиновна Ватсон, вызвавшаяся сопровождать Надсона, вспоминала: “Несколько недель перед его отъездом за границу комнатка больного буквально осаждалась многочисленными посетителями, желавшими выразить ему свое участие и симпатию. Кроме литературной молодежи и дам, здесь можно было встретить и самых почтенных деятелей печати”.
В Ницце Надсону была сделана операция, оказавшаяся не особенно удачной, так что недели через две пришлось повторить ее. В Ницце Надсон пролежал два месяца в постели и был так плох, что лечившие его доктора считали, что зиму он не переживет. Однако в конце января 1885 года, Надсон пошел на поправку, и этот промежуток времени до весны был самым цветущим периодом его пребывания за границей. Он воспользовался первой появившейся возможностью, чтобы приняться за работу. К этому времени и относится большинство стихотворений, написанных им за границей.
В марте 1885 года вышел первый и единственный прижизненный сборник стихотворений поэта, принесший ему шумную славу. По поводу этого важного для него события Надсон писал в Петербург: “С одной стороны, то обстоятельство, что выкинут „Герострат“, с другой – масса невозможно слабых вещей, которые пришлось включить, ужасно меня огорчают. Не сомневаюсь, что выход моей книжки разочарует моих друзей и обрадует тех, кто окончательно не признает за мной дарования… Страшно боюсь, что мои друзья не захотят мне высылать рецензий о моей книге или если вышлют, то одни положительные, буде таковые будут. А для меня это так важно! Да и вообще лично для меня книга, несомненно, оказалась полезной: сведя в одно все свои вирши, я ясно увидел, чего мне не хватает. Удастся ли наверстать все это – не знаю… Мне бывает очень тяжело, когда говорят, что я подаю надежды. А вдруг я их не оправдаю? Точно дал слово и не сдержал его!”
Весной здоровье Надсона вновь стало хуже. В июне 1885 года поэт приехал в Берн. Ни теплый климат, ни две мучительные операции туберкулезной фистулы ноги, которые ему сделали в Берне, ни к чему не привели, и летом 1885 года друзья решили отвезти его назад в Россию.
На родине Надсон проживал сначала в Петербурге, затем в деревне в Подольской губернии.
В апреле 1886 года, как только открылся проезд из деревни, Надсон поехал в Киев, имея при этом две цели: обратиться за работой к издателю “Зари” М. И. Кулишеру и устроить вечер в пользу Литературного Фонда, чтобы вернуть взятые им оттуда летом 1885 года 600 рублей. М. И. Кулишер с радостью принял его в свою газету, где поэт стал писать критические фельетоны по поводу текущей литературы и журналистики, в которых неизменно отстаивал произведения с ярко выраженной социальной направленностью, обличал безыдейную и реакционную беллетристику и публицистику. Литературно-критические работы Надсона вместе с оставшимися в рукописи “Заметками по теории поэзии” составили книгу “Литературные очерки. 1883-1886”, вышедшую в 1887 году уже после его смерти, дающую довольно полное представление об общественно-литературных взглядах писателя. Вторая цель также была достигнута. Вечер в пользу Фонда имел небывалый успех. Надсон сам читал несколько своих стихотворений. Рукоплесканиям не было конца. Молодежь устроила своему кумиру овацию и с триумфом вынесла его на руках на эстраду.
Поездка в Киев еще более подорвала здоровье Надсона. Некоторое время Надсон снова провел в деревне. Болезнь продолжала развиваться. Созванный консилиум решил, что ему следует ехать в Грис (Южный Тироль; ныне – квартал города Больцано). Но Надсон объявил близким ему лицам, что ни за что не поедет за границу, потому что умереть хочет в России. Тогда остановились на Ялте.
Находясь в Ялте, Надсон получил радостное известие – его книга удостоилась Пушкинской премии Академии наук. Большинство рецензентов обратило внимание на то, что Надсон не всегда владеет формой стиха, но искупает этот недостаток страстной и глубокой искренностью. “В небольшом сборнике его стихотворений, затронувших много жгучих мыслей, волнующих современников, – писал А. И. Введенский, – отразились рельефно многие чаяния времени”. Вскоре после присуждения Пушкинской премии Надсон стал предметом издевательских нападок со стороны реакционного критика В. П. Буренина, сотрудника газеты “Новое время”. Буренин мстил Надсону за то, что тот задел его в одном из критических фельетонов в “Заре”. В ряде своих фельетонов Буренин, не называя Надсона по имени, но уже слишком прозрачно намекая, всячески глумился над больным поэтом и главным образом над его посвящением книги своей Н. М. Д. (Наталье Михайловне Дешевовой). Буренин дошел до того, что обвинил мучительно умиравшего поэта в том, что он “паразит, представляющийся больным, калекой, умирающим, чтобы жить на счет частной благотворительности”. Умирающий поэт, глубоко пораженный этой клеветой, собирался ехать в Петербург и устроить суд чести, но друзья не позволили ему это сделать. “Того, что проделал Буренин над умирающим Надсоном, не было ни разу во всей русской печати. Никто, в свое время читавший эти статьи, не может ни забыть, ни простить их”, – писал впоследствии В. Г. Короленко в одном из своих писем.
31 января 1887 года Надсон умер. Тело его было перевезено из Ялты в Петербург. В Одессу гроб прибыл на пароходе “Пушкин” и был встречен толпою молодежи; тут были также и сотрудники газет. В Петербурге, на вокзале, толпа состояла также преимущественно из молодежи, но здесь было много и литераторов. На следующий день молодежь несла гроб Надсона на руках до Волкова кладбища. Могила Надсона – в нескольких шагах от могил Добролюбова и Белинского.
Творчество Надсона относится к так называемой эпохе “безвременья” конца 19-го века. Современники поэта, а также и позднейшие исследователи его творчества отмечали, что лирика Надсона испытала заметное влияние М. Ю. Лермонтова и Н. А. Некрасова. Этих поэтов сам Надсон очень ценил. “Что ни говорите, а лучше Лермонтова нет у нас поэта на Руси. Впрочем, я, может быть, думаю и говорю так оттого, что сам сочувствую ему всей душой, что сам переживаю то, что он пережил и великими стихами передал в своих творениях”, – записал Надсон в своем дневнике в 1878 году. С Лермонтовым Надсона роднит мотив романтического страдания личности, которая пришлась не ко времени и чужда обществу. С Некрасовым – гражданское направление, лишенное, однако, признаков какой-либо конкретной доктрины и слишком отвлеченное. В своих стихах Надсон скорее оправдывал разочарованность и унылое бессилие современников. По словам В. В. Чуйко, “он просто „воспевал“ себя и свое поколение”. Это отчетливо проявилось в стихотворениях “Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней…” (1883), “С тех пор, как я прозрел, разбуженный грозою…”(1883), “Наше поколение юности не знает…” (1884), “В ответ” (1886). Некрасовские традиции, ощутимые уже в ранней лирике Надсона, особенно чувствуются в стихотворениях “Похороны” (1879), “Старая сказка” (1881), “Святитель” (1882), “Как каторжник влачит оковы за собой…” (1884) и др.
Характерной чертой поэзии Надсона была интонация личного, дружеского, приятельского обращения к современнику. Свои взаимоотношения с читателем поэт строил на полном доверии. Жизнь Надсона была известна из его же исповедальных и преимущественно автобиографических стихов. Реально-исторический читатель для Надсона был тесно связан с воображаемым читателем-другом. Уже в первых стихотворениях Надсон обращается к тому, “в чьем сердце живы желанья лучших, светлых дней” (“Во мгле”, 1878). Не случайны частые обращения к читателю: “о, милый брат”, “дорогие друзья”, “братья”, “милый друг” и т. п. В конце жизни поэт пишет строки (стихотворение осталось незавершенным), в которых очень четко выразил свое отношение к читателю: “Он мне не брат – он больше брата: / Всю силу, всю любовь мою. / Все, чем душа моя богата. / Ему я пылко отдаю”. Критик К. К. Арсеньев подчеркивал, что в поэзии Надсона “чувствуется „тоска желаний“, многим знакомых, слышится крик душевной пытки, многими пережитой <...>. В одних он пробуждал полузабытые чувства, другие узнавали в нем самих себя, третьих он ставил лицом к лицу с вопросами, существование которых они до тех пор только смутно подозревали”.
Первостепенной в творчестве Надсона является тема назначения поэта и поэзии. В стихотворениях “Не презирай толпы: пускай она порою…” (1881), “В толпе” (1881), “Певец”(1881), “Милый друг, я знаю, я глубоко знаю…” (1882), “Из дневника” (1882), “Грезы” (1883), “Певец, восстань!.. мы ждем тебя, восстань…” (1884), “Я рос тебе чужим, отверженный народ…”(1885) и ряде других выражена идея гражданского долга поэта перед отечеством и народом. Нередки в произведениях Надсона мотивы борьбы и протеста против существующего строя: “Ни звука в угрюмой тиши каземата…” (1882), “По смутным признакам, доступным для немногих…”(1885), “Не хотел он идти, затерявшись в толпе…” (1885), “На могиле А. И. Герцена” (1886) и др. Но одно из ключевых слов в поэтическом лексиконе Надсона, “борьба”, находится в одном ряду с “сомнением”, “тоской”, “мглой”, оно неизменно и красноречиво сопровождается определениями: “тяжкая”, “напрасная”, “трудная”, “роковая”, “жестокая”, “неравная”, “безумная”, “непосильная”, “долгая”, “суровая”. Борьба для Надсона тесно связана со страданием. “Мой стих я посвятил страданью и борьбе”, – писал поэт (“С тех пор как я прозрел, разбуженный грозою…”). Отсюда – мятежное, святое, чистое, прекрасное страданье; это и “страдальческий образ отчизны далекой”, и мотив сострадания к ближнему.
Появившийся в печати в 1885 году сборник стихотворений принес Надсону огромный успех. При жизни поэта книга выдержала 5 изданий, а до 1917 года ее успели переиздать 29 раз. После смерти Надсона его творчество получило еще большую известность. О Надсоне появляется обильная критическая литература (Н. К. Михайловский, А. М. Скабичевский, Л. Е. Оболенский, М. А. Протопопов и др.), публикуются различные мемуарные свидетельства. Многие поэты посвящают его памяти стихотворения ( Я. П. Полонский, Л. И. Пальмин, К. М. Фофанов). А с публикацией посмертных произведений Надсона слава его достигает своего апогея. Молодежь заучивала его стихотворения наизусть. Произведения Надсона постоянно включались в альбомы и рукописные журналы учащихся, долгие годы их часто декламировали со сцены, почетное место отводилось им в различных хрестоматиях и сборниках. Под влиянием Н. начинался творческий путь Д. С. Мережковского и В. Я. Брюсова, но впоследствии именно поэты-символисты в наибольшей степени способствовали дискредитации Надсона как лирика.
В начале 20 века отношение к творчеству Надсона стало неоднозначным. В Надсоне видели типичного “нытика”. Критики все более обращали внимание на мотивы “разочарования”, на пессимистические настроения его поэзии. “Невыработанный и пестрый язык, шаблонные эпитеты, скудный выбор образов, вялость и растянутость речи – вот характерные черты надсоновской поэзии, делающие ее безнадежно отжившей”,- заявлял в 1908 г. Брюсов. Игорь Северянин в своей “Поэзе вне абонемента” писал:
Я сам себе боюсь признаться,
Что я живу в такой стране,
Где четверть века центрит Надсон,
А я и Мирра – в стороне.
У Маяковского можно найти такие строки:
Чересчур страна моя поэтами нища.
Между нами – вот беда – позатесался Надсон
Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!
Свыше 100 стихотворений Надсона положено на музыку. И хотя шедевров вокальной лирики на слова Надсона не создано, примечательно, что к его произведениям обращались такие выдающиеся композиторы, как Ц. А. Кюи, А. Г. Рубинштейн, С. В. Рахманинов, Э. Ф. Направник.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Надсон Семен Яковлевич