“Мысль народная” в романе Льва Толстого “Война и мир”

Долгие годы среди многих исследователей романа прочно держалось мнение, что по первоначальному замыслу писателя “Война и мир” должна была явиться поэтической семейной хроникой двух старинных дворянских родов – Болконских и Ростовых, а исторические события должны были служить лишь фоном для хроники русской дворянской жизни первых десятилетий минувшего века. Поэтому они и оценивали первую законченную редакцию “Войны и мира” как “сословный дворянский роман с ярко выраженной дворянской идеологией”, полагая, что лишь на

самом последнем этапе работы над произведением Толстой изменил свой замысел и перенес центр внимания с “истории дворянских семейств на историю народа”.

Подобная легенда могла возникнуть только потому, что ее авторы не обращались к изучению рукописей романа и не посчитались с тем, что сам Толстой писал и говорил о замысле своего произведения. Л. Толстой по поводу “Войны и мира” заметил, что он любил “мысль народную вследствие войны 12-го года”. “Мысль народная” в романе приняла многообразные художественные формы, проступая в различных аспектах поэтического плана.

Обратившись к прошлому, изображая картины исторических событий и образы их действительных участников, писатель стремился быть как можно более точным. “…Когда я пишу историческое, – подчеркивал Толстой, – я люблю быть до малейших подробностей верным действительности”. Он изучил громадное количество материалов об эпохе Отечественной воины 1812 года – книг, исторических документов, воспоминаний, писем.

Главная цель Отечественной войны 1812 года, как пишет Толстой, достигалась действиями народной войны, уничтожившей французов. В ее основе лежало “общее желание” всего народа, состоявшее в “изгнании французов из России и истреблении их армии”.

Одним из первых в русской и мировой литературе Толстой создал картины народной партизанской войны и раскрыл ее истинный смысл и значение. В действиях партизанских отрядов 1812 года писатель увидел ту высшую форму единения народа и армии, которая коренным образом изменила самое представление о войне. “Со времени пожара Смоленска, – говорит Лев Николаевич, – началась война, не подходящая ни под какие прежние правила ведения войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений; удар Бородина и опять отступление, пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил”.

Впервые столкнувшись с подобными формами борьбы, Наполеон “не перестал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам”. Рассказав об этом, Толстой добавляет: “Как будто существуют какие-то правила для того, чтобы убивать людей”.

Смоленские сцены романа замечательны тем, что в них наглядно показано, как в русском народе родились чувства оскорбления и негодования, вызванные вражескими действиями, перешедшие вскоре в прямую ненависть к захватчикам. Во время обстрела Смоленска с дальних позиций его жители еще находились во власти мирных забот и дел. А когда началась бомбардировка города, многие из них с любопытством прислушивались к свисту гранат и ядер, не испытывая особого страха.

Но вот одно из ядер попало в толпу, и смертельно была ранена кухарка Ферапонтова – мужика, содержавшего в Смоленске постоялый двор.

“Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке. В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок, и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки”. С этого момента в чувствах и настроениях жителей Смоленска наступил перелом.

К вечеру, когда огонь пожаров, зажженных вражескими ядрами, вырос в пугающее зарево, они до конца поняли, что несет им враг.

Ферапонтов увидел, как свой же солдаты потащили из его лавки мешки с мукой. На какую-то минуту в его душе заговорил хозяин, и он хотел обругать и остановить солдат. Но тут же в нем заговорил другой голос – патриота, глубоко оскорбленного вражеским вторжением. “Тащи все, ребята! Не доставайся дьяволам, – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу…”.

Без колебаний поджигает он свой двор.

В эту же пору вблизи загорается другой двор. По улице потянуло запахом лепешек от сгоревшего хлеба. Его также поджег сам владелец, как и Ферапонтов, не допускавший мысли о том, чтобы его добро досталось врагам России.

Но вот французы стали приближаться к Москве, и “все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства”. Когда захватчики вошли в Москву, город был похож на покинутый пчелами улей. Москва была пуста. “По улицам никого дочти не было.

Ворота и лавки все были заперты. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов”. Так древняя столица встретила интервентов.

Народ позаботился о том, чтобы захватчики чувствовали себя в Москве, как в пороховом погребе, чтобы под ними горела земля.

Мужики Карп и Влас и “все бесчисленное количество таких мужиков” не только не везли сена в Москву за большие деньги, которые им были обещаны, а жгли его. Такие мужики предавали огню все, что оставляло население, уходившее с насиженных мест, когда приближался неприятель.

Могучую помощь своей армии народ оказал созданием партизанских отрядов. Толстой рассказывает о самых различных отрядах, группах и “партиях” партизан, действовавших в 1812 году. Их тогда были сотни – пешие и конные, крупные и мелкие, с артиллерией и рогатинами. “Был начальником партии дьячок, взявший в месяц несколько сот пленных, была старостиха Василиса, побившая сотни французов”.

Сколько ни жаловались Наполеон и его маршалы на то, что русские ведут войну “не по правилам”, как ни стеснялись при дворе императора Александра говорить о партизанах, “дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил… поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие

Подобно Кутузову, одобрявшему действия партизанских отрядов, видевшему в них ближайших помощников регулярных войск, Толстой славит “дубину народной войны”, славит народ, поднявший ее на врага, “…Благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью”.

Эта война, пишет Лев Николаевич, имела “дорогое русскому сердцу народное значение”.

Народ нашел способы и формы вести малую войну против захватчиков. Он же продиктовал свою волю вести ее до конца, до полного разгрома иноземного нашествия. В ответ на предложение о мире, которое передал по поручению Наполеона его посланник Лористон, Кутузов “отвечал, что мира не может быть потому, что такова воля народа”.

Народ выступает в “Войне и мире” как могучая сила, решившая исход войны с Наполеоном, и как тот верховный судья, который может дать и дает самую верную, самую справедливую оценку деятельности любого из героев романа, как о них говорит писатель, лиц “вымышленных и полувымышленных”, в особенности исторических лиц.

Есть глубокий смысл в противопоставлении мужика-партизана Тихона Щербатого, оказавшегося “самым нужным человеком” в отряде Денисова, солдату Платону Каратаеву. Тихон – яркий образ народного мстителя. Каратаев олицетворяет собой и мудрость, и ограниченность людей русской патриархальной деревни, их доброту и долготерпение.

Попав в плен, “давнишний солдат” Каратаев в сущности перестает быть солдатом. Он учит Пьера Безухова терпеливости, всепрощению, самоотречению. Ослабевшего и больного Платона Каратаева французские конвоиры безжалостно расстреляли по дороге. Горький его конец заставляет задуматься.

Самому неискушенному читателю становится очевидным, что спасли нашу родину в 1812 году не безвольные Платоны Каратаевы, а люди, чьим мужеством восхищается автор “Войны и мира”. Это яростные артиллеристы батареи скромного и тихого с виду капитана Тушина; это мужественные солдаты роты Тимохина, бестрепетно глядевшие в глаза смерти на Бородинском поле; это смелые и неуловимые партизаны Василия Денисова…

Но в то же время Толстой изображает русских людей самыми миролюбивыми людьми на свете. Носителем подлинного миролюбия русских людей выступает в книге не только юный Петя Ростов, проявляющий трогательную заботу о французском барабанщике – “жалком мальчишке” Винсенте, но и другие солдаты, которые, увидев сдавшихся в плен французов, голодных и намученных, говорят, что их “теперь и пожалеть можно”.

В оценках “Войны и мира” справедливо подчеркивается ее героико-патриотический характер. В книге Толстого на века прославлен подвиг русского народа в справедливой, освободительной войне. Она и впредь будет воодушевлять народы, борющиеся против иноземных поработителей.

Однако в романе-эпопее Толстого есть еще одна грань, делающая ее удивительно созвучной нашему времени, когда одним из самых жгучих вопросов, волнующих всех людей доброй воли, стал вопрос о сохранении мира на земле.

Автор “Войны и мира” был убежденным и страстным поборником мира. Он хорошо знал, что такое война, близко видел ее своими глазами. Главные герои романа – князь Андрей Болконский и Пьер Безухов – решительно и безоговорочно осуждают войну, как осуждает ее автор романа, видящий в ней “противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие”.