“ФАТАЛИСТ” И ПРОБЛЕМА ВОСТОКА И ЗАПАДА В ТВОРЧЕСТВЕ ЛЕРМОНТОВА.
Повесть “Фаталист” рассматривается обычно как монологическое изложение воззрений самого автора – его реплика в философской дискуссии тех лет. Результатом такого подхода является стремление отождествить мысль Лермонтова с теми или иными изолированными высказываниями в тексте главы. Правильнее, кажется, считать, что о мысли Лермонтова можно судить по всей архитектонике главы, по соотношению высказываемых в ней мыслей, причем главной задачей главы является
Повесть начинается с философского спора. Сторонником фатализма выступает Вулич. Защищаемая им точка зрения характеризуется как “мусульманское поверье”, и сам Вулич представлен человеком, связанным с Востоком. Ввести в повесть русского офицера-магометанина (хотя в принципе такая ситуация была возможна) означало бы создать нарочито искусственную коллизию. Но и то, что Вулич серб, выходец из земли, находившейся под властью турок, наделенный ясно выраженной восточной внешностью – уже в этом достаточно характерно.
Лермонтов подчеркивает, что и вера в Рок, и романтический волюнтаризм в равной мере не исключают личной храбрости, активности и энергии. Неподвижность и бессилие свойственны не какой-либо из этих идей, а их современному, вырожденному
Состоянию, когда слабость духа сделалась господствующей в равной мере и на Западе, и на Востоке. Однако природа этих двух видов храбрости различна: одна покоится на сильно развитом чувстве личности, эгоцентризме и рационалистическом критицизме, другая – на влитости человека в воинственную архаическую традицию, верности преданию и обычаю и отказу от лично-критического начала сознания. Именно на этой почве и происходит пари между Вуличем и Печориным, который выступает в этом споре как носитель критического мышления Запада. Печорин сразу же задает коренной вопрос: “… если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля, рассудок?”
Печорин, который о себе говорит: “Я люблю сомневаться во всем”, выступает как истинный сын западной цивилизации.
Поразительно, что в тот самый момент, когда Печорин заявляет: “Утверждаю, что нет предопределения”, – он предсказывает Вуличу близкую смерть, основываясь на том, что “на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы”. Западное “нет предопределения” и восточное “неизбежная судьба* почти сталкиваются на его языке. И если слова: “… видно было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь” – звучат пародийно, то совсем серьезный смысл имеет утверждение Печорина, что он сам не знает, что в нем берет верх – критицизм западного человека или фатализм восточного: “… не знаю наверно, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил”.
И показательно, что именно здесь Печорин – единственный случай в романе! – не противопоставляется “простому человеку”, а в чем-то с ним сближается.
Проблема типологии культур вбирала в себя целый комплекс идей и представлений, волновавших Лермонтова на протяжении всего его творчества: проблемы личности и ее свободы, безграничной воли и власти традиции, власти рока и презрения к этой власти, активности и пассивности так или иначе оказывались включенными в конфликт западной и восточной культур. Но для воплощения общей идеологической проблематики в художественном произведении необходима определенная сюжетная коллизия, которая позволяла бы столкнуть характеры и обнажить в этом столкновении типологию культур. Такую возможность давала традиция литературного путешествия. Сопоставление “своего” и “чужого” позволяло одновременно охарактеризовать и мир, в который попадает путешественник, и его самого.
1988
(2 votes, average: 4.00 out of 5)Лотман Ю. М. “ФАТАЛИСТ” И ПРОБЛЕМА ВОСТОКА И ЗАПАДА В ТВОРЧЕСТВЕ ЛЕРМОНТОВА