Роман “Отцы и дети”, по определению русского писателя Владимира Набокова, – это “не только лучший роман Тургенева, но и одно из самых блистательных произведений XIX века”. Центральное место здесь занимают долгие споры молодого разночинца нигилиста Евгения Базарова и стареющего аристократа Павла Петровича Кирсанова.
Эти герои отличаются друг от друга всем: возрастом, социальным положением, убеждениями, внешностью. Вот портрет Базарова: “высокого роста в длинном балахоне с кистями”, лицо “длинное и худое с широким лбом,
На вид ему было лет сорок пять; его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик… изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов”.
Павел Петрович лет на двадцать старше Базарова, но, пожалуй, даже в большей степени, чем он, сохраняет в своем облике приметы молодости. Старший Кирсанов – человек, чрезвычайно заботящийся о своей внешности, чтобы выглядеть как можно моложе своих лет. Так и подобает светскому льву, старому сердцееду.
Базаров, напротив, о внешнем виде нисколько не заботится. В портрете Павла Петровича писатель выделяет правильные черты и строгий порядок, изысканность костюма и устремленность к легким, неземным материям. Этот герой и будет отстаивать в споре порядок против базаровского преобразовательского пафоса. И все в его облике свидетельствует о приверженности норме. Даже рост у Павла Петровича средний, так сказать, нормальный, тогда как высокий рост Базарова символизирует его превосходство над окружающими.
И черты лица у Евгения подчеркнуто неправильные, волосы неухоженные, вместо дорогого английского костюма Павла Петровича у него какой-то странный балахон, рука красная, грубая, тогда как у Кирсанова – красивая рука “с длинными розовыми ногтями”. Зато широкий лоб и выпуклый череп Базарова выдают в нем ум и уверенность в себе. А у Павла Петровича лицо желчное, и повышенное внимание к туалету выдает в нем, тщательно скрываемую неуверенность в собственных силах.
Можно сказать, что это постаревший лет на двадцать пушкинский Онегин, живущий в другую эпоху, в которой этому типу людей скоро уже не будет места.
Какую же позицию отстаивает в споре Базаров? Он утверждает, что “природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”. Евгений глубоко убежден, что достижения современного естествознания в перспективе позволят решить и все проблемы общественной жизни. Прекрасное – искусство, поэзию – он отрицает, в любви видит только физиологическое, но не видит духовного начала. Базаров “ко всему относится с критической точки зрения”, “не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип”.
Павел Петрович же провозглашает, что “аристократизм – принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди”. Однако впечатление от вдохновенной оды принципам заметно ослабляется тем обстоятельством, что оппонент Базарова на первое место ставит наиболее близкий себе “принсип” аристократизма. Павел Петрович, воспитанный в обстановке безбедного усадебного существования и привыкший к петербургскому светскому обществу, не случайно на первое место ставит поэзию, музыку, любовь. Он никогда в своей жизни не занимался никакой практической деятельностью, исключая короткую и необременительную службу в гвардейском полку, никогда не интересовался естественными науками и мало что в
Них смыслил. Базаров же, сын небогатого военного врача, с детства приученный к труду, а не к праздности, кончивший университет, увлекающийся естественными науками, опытным знанием, очень мало в своей короткой жизни имел дело с поэзией или музыкой, может быть, и Пушкина-то толком не читал. Отсюда и резкое и несправедливое суждение Евгения Васильевича о великом русском поэте: “…Он, должно быть, в военной службе служил… у него на каждой странице: На бой, на бой! за честь России!”, кстати говоря, почти дословно повторяющее мнение о Пушкине, высказанное в беседе с Тургеневым писателем-разночинцем Н. В. Успенским.
Базаров не имеет и такого опыта в любви, как Павел Петрович, потому и склонен слишком упрощенно относиться к этому чувству. Старшему Кирсанову уже довелось изведать любовные страдания, именно неудачный роман с княгиней Р. побудил его на долгие годы осесть в деревне у брата, а смерть возлюбленной еще сильнее усугубила его душевное состояние. У Базарова любовные муки – столь же неудачный роман с Анной Сергеевной Одинцовой еще впереди.
Потому-то в начале романа он столь уверенно сводит любовь к известным физиологическим отношениям, а духовное в любви называет “романтической чепухой”.
Базаров – реалист, а Павел Петрович – романтик, ориентированный на культурные ценности романтизма первой трети XIX века, на культ прекрасного. И его, конечно, коробит от базаровских высказываний насчет того, что “порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта” или что “Рафаэль гроша медного не стоит”. Здесь Тургенев с базаровской точкой зрения, безусловно, не согласен.
Однако он не дает победы в этом пункте спора и Павлу Петровичу. Беда в том, что рафинированный аристократ-англоман не обладает не то что способностями Рафаэля, но вообще никакими творческими способностями. Его рассуждения об искусстве и поэзии, так же как и об обществе, – пустые и тривиальные, часто комичные. Достойным противником Базарову Павел Петрович никак не может быть. И когда они расстаются, старший из братьев Кирсановых “был мертвец”, конечно, в переносном смысле.
Споры с нигилистом хоть как-то оправдывали смысл его существования, вносили некое “бродильное начало”, будили мысли. Теперь же Павел Петрович обречен на застойное существование. Таким мы его и видим за границей в финале романа.
Тургеневскому замыслу вполне отвечала победа Базарова над аристократом Кирсановым. В 1862 г. в одном из писем по поводу “Отцов и детей” Иван Сергеевич особо подчеркивал, что “вся моя повесть направлена против дворянства, как передового класса… Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?.. если читатель не полюбит Базарова со всею его грубостью, бессердечностью, безжалостной сухостью и резкостью – если он не полюбит, повторяю я, – я виноват и не достиг своей цели.
Но “рассыропиться”, говоря его словами, я не хотел, хотя через это я бы, вероятно, тотчас имел молодых людей на моей стороне. Я не хотел накупаться на популярность такого рода уступками. Лучше проиграть сражение…, чем выиграть его уловкой. Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная и все-таки, обреченная на гибель, – потому что она все-таки стоит в преддверии будущего…” Сам Тургенев был представителем того же поколения, что и Павел Петрович, но из героев своего романа наибольшие симпатии испытывал к молодому нигилисту Базарову.
В 1869 г. в специальной статье, посвященной “Отцам и детям”, писатель прямо указывал: “Я честно, и не только без предубежденья, но даже с сочувствием отнесся к выведенному мной типу… Рисуя фигуру Базарова, я исключил из круга его симпатий все художественное, я придал ему резкость и бесцеремонность тона – не из нелепого желания оскорбить молодое поколение. .. “Эта жизнь так складывалась”, – опять говорил мне опыт, – может быть, ошибочный, но, повторяю, добросовестный… Личные мои наклонности тут ничего не значат; но, вероятно, многие из моих читателей удивятся, если я скажу им, что, за исключением воззрений Базарова на художества, – я разделяю почти все его убеждения. А меня уверяют, что я на стороне “Отцов”… я, который в фигуре Павла Кирсанова даже погрешил против художественной правды и пересолил, довел до карикатуры его недостатки, сделал его смешным!” Тургенев был честен как художник в той же мере, в какой был честен как человек, созданный его воображением персонаж. Писатель не хотел идеализировать Базарова и наделил своего героя всеми теми недостатками, которыми в избытке обладали его прототипы из радикальной разночинной молодежи.
Однако Тургенев не лишил Евгения и русских корней, подчеркнув, что наполовину герой вырастает из русской почвы, коренных условий русской жизни, а наполовину формируется под влиянием привнесенных из Европы новых идей. И в споре с Павлом Петровичем Базаров, по убеждению писателя, да и любого вдумчивого читателя, прав в основных своих позициях: в необходимости подвергать сомнению сложившиеся догмы, неустанно трудиться на благо общества, критически относиться к окружающей действительности. Там же, где Базаров не прав, в утилитарных взглядах на природу прекрасного, на литературу, на искусство, победа все равно не остается на стороне Павла Петровича.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)Кто прав?