Мастером сюжетной лирической повести на историческую тему показал себя Н. М. Карамзин в “Наталье, боярской дочери”, послужившей переходом от “Писем русского путешественника” и “Бедной Лизы” к “Истории Государства Российского”. В этой повести читателю показана любовная история, перенесенная во времена Алексея Михайловича, воспринимаемые условно как “царство теней”. Перед нами соединение готического романа с семейным преданием, основанным на любовном происшествии с неизбежным благополучным исходом – все совершается
Автор не жалеет развернутых сопоставлений, дабы показать миловидность героини, ее чарующее совершенство: “…никакая красавица не могла сравняться с Натальею. Наталья была всех прелестнее. Пусть читатель вообразит себе белизну итальянского мрамора и кавказского снега: он все еще не вообразит белизны лица ее – и, представляя себе цвет зефировой любовницы, все еще не будет иметь совершенного понятия об алости щек Натальиных”. Собственно, весь этот славянский пласт мог бы быть и в “Бедной Лизе”.
Рисуемые события отличались романтической остротой – внезапная любовь, тайное венчание, бегство, поиски, возвращение, счастливая жизнь до гробовой доски… Перед нами скорее романтическая поэма, но повести Карамзина вообще близки к стихам по ритму, действию, лексике. Однако в повести появилось и новое. Хотя исторические приметы довольно-таки условны, но они – знак национальной самобытности, являющейся залогом подлинности искусства. Карамзин сделал попытку воссоздать русский национальный характер, открывая историю как предмет художественного изображения. Действующий в повести боярин Матвей Андреев, богатый, умный, важный, великий хлебосол, судит-рядит, “кладя чистую руку на чистое сердце”. И его ключевая фраза звучит как самохарактеристика: “…сей прав по моей совести, …сей виновен по моей совести…” Таким образом, дело решалось без замедления, и “виновный бежал в густые леса, сокрыть стыд свой от человеков”. Литературный критик Скобичевский иронизировал по поводу повести: “…все герои ее наивны, повествование мало имеет точек соприкосновения с допетровской стариною”. Вся литература была заполнена, особенно при обращении к истории, “ходульными олицетворениями различных страстей”. Постижение времени – предметно определенного, вполне точного – было делом будущего.
Именно в этой повести Карамзин обратился к человеку русскому во всех отношениях. Произведение начинается обращением-вступлением: “Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу, т. е. говорили, как думали?”
Автор даже позволяет себе слегка подтрунивать над собственным и совсем недавним пламенным европеизмом – его героиня “имела все свойства благовоспитанной девушки”, хотя русские не читали тогда ни Дж. Локка “О воспитании”, ни Ж. Ж. Руссо “Эмиля”.
Собственно, “Наталья, боярская дочь” – прощание с молодостью, с ее несбыточными мечтами и заблуждениями. Карамзин разочаровался не в “древних камнях” Европы, а в том, что последовало за Великой французской революцией. Повесть была своеобразным карамзинским заявлением о том, что у нас – “особенная стать”. История в повести еще довольно условна и носит статичный характер. Скрыто-насмешливое упоминание кумира юности Руссо означало лишь, что искать мудрости следует не только в путях-хождениях за тридевять земель, но и у себя дома.
“Наталья, боярская дочь” – печать излюбленной мысли писателя о том, что прошлое только тогда не прошло, когда его любишь; таланту же русскому всего ближе прославлять русское, тем более что следует приучать сограждан к чувству собственного достоинства. Если подходить с сегодняшними мерками, то история в повести еще только панорама – декорации для действующих лиц, щеголяющих в пестрых кафтанах времен Алексея Михайловича. Но все же устами возлюбленных в “Наталье, боярской дочери” заговорила – впервые! – простодушная допетровская Русь, и автор почувствовал себя не подражателем Дж. Стерна, а художником.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)История в повести Н. М. Карамзина “Наталья, боярская дочь” – Н. М. Карамзин