Время на изломе, на рубеже. Начало XX века. Не календарная новизна, а сильное, всеобщее чувство: “Время вывихнуло сустав, и неужто мне предстоит вправить вывих”. Муки Гамлета теперь ощущаются всеми. В такие часы, “глухие и тайные часы истории”, когда жизнь нащупывает, отвергает и снова находит новые, невиданные сюжеты, нужны слова, которые будут услышаны всеми, станут родными.
Для одних это гимны или оды, для других – философские изыскания. Но XX век породил слова, нашедшие самое высокое признание у народа. Их повторяют, вспоминают,
Эта привычная формула может стать и определением, и высочайшей оценкой творчества Сергея Есенина.
Катастрофически недолгую, бурную, трагичную и нелепую жизнь прожил Есенин. Но, как сказал Маяковский, гений умирает вовремя, отдав не все, что мог, но все, что затребовала эпоха. Нет больше стихов, любимых так, как любят стихи Есенина. Это не просто слава, известность, стихи неведомым тайным светом озаряют душу каждого человека. Они воздействуют на человеческое сердце непостижимым образом.
Простота и лиризм достигли в них той степени, когда невозможно поверить, что стихи – плод долгой работы, поиска нужных слов, ошибок и исправлений. Есенинские строки не пишутся, а рождаются, растут, как трава, дерево.
Остались в прошлом, забылись, а новому поколению часто и неизвестны трагедии революционной России. Не все знают подробности биографии поэта. Поэзия Есенина связана и привязана к природе, замешана на тоске горожанина по сельской жизни, про низана вечной тягой к земле. Но любят их и те, кто ни разу не покидал города, кто отличает Растрелли от Росси лучше, чем ель от сосны.
Чем же покоряет нас лирика Есенина? Музыкой, тишиной, обаянием странной, светлой и мучительной личности поэта. Даже глубоко несчастный человек, каким ощущал себя Есенин, должен верить в свет, стремиться к нему.
Слово участия, избавления спасает отдельного человека, спасет и мир. Поэтому, что бы ни происходило,
Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
В черные часы, когда Есенина преследовал “черный человек”, когда родная природа оборачивалась глумливой, смертной стороной, Есенин выживал, потому что выкрикивал боль и тоску в пронзительных стихах:
На сухой и холодный суглинок,
Головой размозжась о плетень,
Облилась кровью ягод рябина…
И снова искал спасения в родстве с живым:
В переулке каждая собака
Знает мою легкую походку.
Его брат поэт – ветер, срастается с природой, не отделяет себя от нее, не считает выше или лучше:
Ах, увял головы моей куст,
Засосал меня песенный плен.
Осужден я на каторге чувств
Вертеть жернова поэм.
Но не бойся, безумный ветр,
Плюй спокойно листвой по лугам.
Не сотрет меня кличка “поэт”,
Я и в песнях, как ты, хулиган.
Веселое и бесшабашное презрение к условностям городской жизни так близко молодым, так понятно незлое озорство поэта:
Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!
Где-то на поляне клен танцует пьяный.
Мы к нему подъедем, спросим – что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.
Буйство Есенина не жестокое, в стихах выливается и боль, и тоска, и страх. Они поются, просят мелодии. Исследователи много писали о преемственности лирики Есенина, о том, что сближает ее со стихами Никитина, Кольцова, Некрасова.
Но Есенин дал совершенно новые ценности, новую личность в поэзии. Потрясающие строки о счастье:
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве…
Это общее место, так мог сказать поэт вообще. Но дальше идут слова, переворачивающие представление о том, что может человек счесть за счастье. Такой доброты и глубины нет ни у кого:
…и зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
И здесь главное слово не “меньшие”, а “братья”. Душа поэта полна нежности, она проста, как и его лирика. Нет умных и глупых, нет больших и малых. Клен – брат, березка – “чужая жена”.
Есенин чувствует за них, и это не метафора, а живое и сильное ощущение родства. Он мог бы сказать, что все живое на Земле состоит в родстве, все рождено из одной первичной клетки. Поэтому дерево не просто живое, оно так же живо и способно ощущать, как человек:
Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
Стихи Сергея Есенина настолько близки нам, что кажутся своими, потому что он не учит, не считает себя умнее или важнее читателя. Все мы в молодости любим насмерть, страдаем невыносимо, тоскуем от одиночества, когда нет никого, с кем можно поговорить, и рады рассказать свое горе хоть соседской собаке:
Дай, Джим, на счастье лапу мне.
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду…
Собака Качалова действительно существовала. Только, как вспоминает Алексей Толстой, это был страшный черный зверюга. Когда он приходил и ложился под стол, присутствующие гости не смели пошевелиться, не то что “дай лапу”… Но в стихах этот зверь становится нежным и понимающим другом.
Такова преображающая сила искусства и личности поэта.
Время не властно над поэзией Есенина. Многое уже забыто, многие слова требуют комментариев и разъяснений. Но пока жива молодость, любовь, связь с родной землей, мы будем читать его стихи, петь их, даже забывая имя автора.
Они – народные.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)Исповедь романтической души