“И по-звериному воет людье…”
Человек ли?.. Этим вопросом задается читатель, открывающий первые страницы повести и будто окунающийся в кошмарный, беспросветный и бесконечный сон. Все интересы заключенного Щ-восемьсот пятьдесят четыре, кажется, вращаются вокруг простейших животных потребностей организма: как “закосить” лишнюю порцию баланды, как при минус двадцати семи не запустить под рубаху стужу на этапном шмоне, как сберечь последние крохи энергии в ослабленном хроническим голодом и изнуряющей работой теле – словом,
И это неплохо удается сноровистому и смекалистому русскому крестьянину Ивану Денисовичу Шухову. Подводя итог пережитому дню, главный герой радуется достигнутым удачам: за лишние секунды утреннего дрема его не посадили в карцер, бригадир хорошо закрыл процентовку – бригада получит лишние граммы пайка, сам Шухов купил табачку на два припрятанных рубля, да и начавшуюся было утром болезнь удалось перемочь на кладке стены ТЭЦ.
Все события повести как будто убеждают читателя, что все человеческое осталось за колючей проволокой. Этап, отправляющийся на работу, представляет собой сплошную массу серых телогреек. Имена утеряны.
Единственное, что подтверждает индивидуальность, – лагерный номер. Человеческая жизнь обесценена. Рядовой заключенный подчинен всем – от состоящих на службе надзирателя и конвоира до повара и старшины барака, таких же узников, как и он.
Его могут лишить обеда, посадить в карцер, обеспечив на всю жизнь туберкулезом, а то и расстрелять.
И все же за всеми нечеловеческими реалиями лагерного быта выступают человеческие черты. Они проявляются в характере Ивана Денисовича, в монументальной фигуре бригадира Андрея Прокофьевича, в отчаянной непокорности кавторанга Буйновского, в неразлучности “братьев”-эстонцев, в эпизодическом образе старика-интеллигента, отбывающего третий срок и тем не менее не желающего отказываться от приличных человеческих манер.
Среди некоторой части нынешней читающей публики бытует мнение, что пора прекратить вспоминать давно отошедшие в прошлое ужасы сталинских репрессий, что мемуары очевидцев переполнили книжный рынок политической “чер-нухой”. Повесть Солженицына нельзя отнести к разряду конъюнктурных “однодневок”. Лауреат Нобелевской премии верен лучшим традициям русской литературы, заложенным Некрасовым, Толстым, Достоевским. В Иване Денисовиче и некоторых других персонажах автору удалось воплотить неунывающий, несломленный, жизнелюбивый русский дух.
Таковы крестьяне в поэме “Кому на Руси жить хорошо”. Все жалуются на свою судьбу: и поп, и помещик – а русский мужик сохраняет способность радоваться уже тому, что он жив.
Так и Иван Денисович. И смекалка ему присуща: везде он успевает первым, все добывает для бригады, не забывая, правда, при этом и себя. И уныние ему чуждо.
Радость доставляют Шухову маленькие бытовые удачи, когда его сноровка и сообразительность помогают обвести вокруг пальца жестоких притеснителей и победить суровые обстоятельства.
Нигде не пропадет “русский характер”. Может быть, он умен лишь практическим умом. Но душа его, которая, казалось бы, должна была ожесточиться, зачерстветь, не поддается “коррозии”. Заключенный Щ-восемьсот пятьдесят четыре не обезличивается, не обездушивается. Он способен сострадать и жалеть.
Переживает он за бригадира, заслоняющего собой бригаду от лагерного начальства. Сочувствует безотказному баптисту Алешке, не умеющему на своей безотказности заработать немного и для себя. Помогает слабым, но не унизившимся, не научившимся “шакалить”.
Даже ничтожного лагерного “придурка” Фетюкова иногда жалеет он, преодолевая здоровое презрение человека, умудрившегося сохранить достоинство в скотских условиях.
Иногда жалость Шухова достигает нереальных пределов: он часто замечает, что и конвоирам, и сторожам на вышках не позавидуешь, ведь они вынуждены стоять на морозе без движения, в то время как заключенный может согреться на кладке стены.
Любовь к труду также роднит Шухова с персонажами поэмы Некрасова. Он так же талантлив и счастлив в работе, как каменотес-олончанин, способный “гору сокрушить”. Иван Денисович не уникален. Это реальный, более того, типичный персонаж.
Способность замечать страдания отбывающих срок рядом с тобой роднит заключенных, превращает в семью. Неразрывная круговая порука связывает их. Предательство одного может стоить жизни многим.
Возникает парадоксальная ситуация. Лишенные свободы, загнанные за колючую проволоку, пересчитываемые подобно стаду овец заключенные образуют государство в государстве. Их мир
Имеет свои неколебимые законы. Они суровы, но справедливы. Заключенный в лагере не одинок. Честность и мужество всегда вознаграждаются.
Угощает назначенного в карцер Буйновского “по-сылочник” Цезарь, кладут кирпич за себя и неопытного Сеньку Шухов и Кильгас, грудью встает на защиту бригадира Павло. Да, несомненно, заключенные смогли сохранить человеческие законы существования. Их отношения, бесспорно, лишены сантиментов.
Но они честны и по-своему гуманны.
Их честному сообществу противостоит бездушный мир лагерного начальства. Оно обеспечило себе безбедное существование, обратив узников в своих личных рабов. Надзиратели с презрением относятся к заключенным, пребывая в полной уверенности, что сами живут по-человечески. Но именно этот мир имеет звериное обличье.
Таков надзиратель Волковский, способный забить плеткой человека за малейшую провинность. Таковы конвоиры, готовые расстрелять опоздавшего на перекличку “шпиона”-молдаванина, который заснул от усталости на рабочем месте. Таков отъевшийся повар и его приспешники, костылем отгоняющие заключенных от столовой.
Именно они, палачи, нарушили человеческие законы и тем самым исключили себя из человеческого сообщества.
Несмотря на страшные детали лагерной жизни, которые составляют бытийный фон, повесть Солженицына оптимистична по духу. Она доказывает, что и в последней степени унижения возможно сохранить в себе человека.
“И по-звериному воет людье…”