ФАНТАСТИКА КАК СРЕДСТВО САТИРЫ В ТВОРЧЕСТВЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

ФАНТАСТИКА КАК СРЕДСТВО САТИРЫ В ТВОРЧЕСТВЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Сатира – вид комического, наиболее беспощадно осмеивающий несовершенство мира, человеческие пороки. Ее воздействие на читателя мгновенно, а задача – благородна (по словам самого Салтыкова-Щедрина, – “провожать в царство теней все отживающее”).

Сатира издавна считалась наиболее трудным видом искусства. “Блажен незлобивый поэт”, – писал Н. А. Некрасов, но иную участь он пророчил сатирику:

Его преследуют хулы.

Он ловит звуки одобренья

Не

А в диких криках озлобленъя.

Судьба сатирика во все времена была тернистой. Внешние препятствия в лице вездесущей цензуры заставляли сатирика выражать мысли обиняками, с помощью разного рода иносказаний – эзоповским языком. Сатира часто вызывала недовольство и у читателей, не склонных сосредоточивать свое внимание на острых и болезненных явлениях жизни. Но главная трудность была в том, что искусство сатиры было драматично по своей внутренней природе. Сатирик имеет дело с общественным злом, которое постоянно испытывает душевные силы автора. Только очень стойкий человек может выдержать такое каждодневное испытание, не ожесточиться и не утратить веры в жизнь, в ее добро и красоту. Сатира появляется лишь на высоком взлете национальной литературы: требуется большая энергия жизнеутверждения, стойкая вера в идеал.

Всем этим обладал удивительный мастер сатиры Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, творчество которого открыло нам и всему миру вековые недуги России, явилось показателем русского национального здоровья, неистощимых творческих сил.

В своем творчестве Салтыков-Щедрин мастерски пользовался всем арсеналом писателя-сатирика. В его произведениях мы находим и проявления мрачной иронии, и незлобивый смех, и смех сквозь слезы, и элементы фантастики.

“Я люблю Россию до боли сердечной”, – говорил писатель, и всеми доступными ему средствами старался способствовать избавлению российского общества от пороков, мешающих его развитию, от жестокости, насилия, несправедливости, ограниченности правящего класса и забитости, покорности народа.

Так, в романе “История одного города” перед нами – мастерски выписанная карикатура на стандартный провинциальный российский городок. Действие разворачивается в потрясающем своей фантастичностью и одновременно реальностью городе Глупове, олицетворяющем нелепость и пародийность существующего уклада российской жизни. Этому способствует и необыкновенное разнообразие художественных форм, которые использует автор. Это горький юмор и острая сатира, сарказм и едкая ирония, яркая пародия и элементы фантастики.

Изображая глуповских градоначальников и градоначальниц, Салтыков-Щедрин пользуется приемами гротескного, фантастического искажения действительности. Характеризуя, например, градоначальника Брудастого (глава “Органчик”), автор говорит о том, что в голове у него установлен некий примитивный механизм, который воспроизводит только два слова: “Не потерплю!” и “Разорю!” Баклан Иван Матвеевич “кичится тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого” (известной в Москве колокольни), маркиз де Санглот летает “по воздуху и городскому саду”, а майор Прыщ обладает “фаршированной головой”.

Каждый из двадвати двух градоначальников города Глупова имеет свою фамилию-кличку, наделен нелепой запоминающейся внешностью и отмечен такими же нелепыми “деяниями”: Беневоленский сочиняет законы, наподобие “Устава о добропорядочном пирогов печении”, возбраняющем делать пироги из грязи, глины и других строительных материалов; василиск Бородавкин внедряет “противу клопов” горчицу, прованское масло и персидскую ромашку, ведет войны при помощи оловянных солдатиков и мечтает завоевать Византию, а Угрюм-Бурчеев устраивает в Глупове жизнь наподобие военного лагеря, разрушив перед тем старый город и построив на его месте новый. Деяния глуповских правителей смешны, нелепы, а по большей части и вредны. Потому и в мир иной они отправляются по причинам нелепым, курьезным или постыдным. Так, Дунька-толстопятая, например, была насмерть изъедена клопами на клоповном заводе, у Прыща его фаршированную голову отъел предводитель дворянства; один от обжорства скончался, другой – от натуги, с которой пытался сенатский указ одолеть, третий – от любострастия…

Сатирически изображенным градоначальникам, градоначальницам и глуповцам автор противопоставляет в романе символический образ реки, воплощающей стихию самой жизни, которую никому не дано ни упразднить, ни покорить. Она не только не покоряется дикому взгляду василиска Угрюм-Бурчеева, но и сносит плотину из мусора и навоза.

Жизнь города Глупова на протяжении многих веков была Жизнью, находящейся “под игом безумия”, поэтому автор изобразил ее в уродливокомическом виде: здесь все фантастично, невероятно преувеличено, все смешно и вместе с тем страшно. “Из Глупова в Умнов дорога лежит через Буянов, а не через манную кашу”, – писал Щедрин, намекая на то, что единственный выход из создавшегося положения он видит в революции. Потому-то завершается “История одного города” символической картиной гибели Угрюм – Бурчеева. Совершается то, чему должно свершиться. Когда Угрюм-Бурчеев – солдафон и деспот – пытается всецело подчинить себе ход истории, на Глупов обрушивается невиданное стихийное бедствие – приходит неведомое, а потому страшное Оно. “Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня… Наконец земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца. Оно пришло… История прекратила течение свое”. Картина, нарисованная Салтыковым-Щедриным, – фантастичная и пугающая. Но эта финальная сцена – лишь очередная насмешка сатирика. Оно, несущееся на Глупов с Севера, – это русский бунт, “бессмысленный и беспощадный”, а не сознательный революционный переворот.

Когда роман “История одного города” вышел в свет, автора стали упрекать в искажении жизни, в отступлении от реализма, во многом благодаря именно этому финалу, но все эти упреки были несостоятельны. Ведь такой финал служил подтверждением того, что сатирик чувствовал отрицательные моменты стихийного революционного движения в крестьянской стране и предостерегал от его разрушающих последствий. Сатирик намекает, что стихийное возмущение может повлечь за собой еще более реакционный и деспотический режим, способный уже остановить само “течение истории”. Угрюм-Бурчеев исчез в воздухе, не договорив известной нам фразы: “Придет некто за мной, который будет еще ужаснее меня”. Этот “некто”, судя по “Описи градоначальников”, – Перехват-Залихватский, майор, который “въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки”

Удивительная способность Салтыкова-Щедрина использовать фантастические приемы и образы проявилась, конечно, не только в “Истории одного города”, но и в других произведениях. Но фантастическая история города Глупова, его жителей и его правителей, представленная в романе, позволяет выявить главные свойства русского народа. Эта история никоим образом не уводит нас от реальной жизни, не извращает ее, а, наоборот, служит средством более глубокого ее познания и сатирического разоблачения ее отрицательных явлений.