В пьесе Горького, написанной в 1902 году, зрители впервые увидели незнакомый им мир отверженных. Такой суровой, беспощадной правды о жизни социальных низов, об их беспросветной участи мировая драматургия еще не знала. Конечно, тема униженных и оскорбленных не нова в русской литературе. Это прежде всего герои Достоевского, которым тоже “уже некуда больше идти”. У героев Достоевского и Горького в самом деле много сходных черт: это тот же мир пьяниц и воров, мир нищеты и жестокости.
Но Горьким он показан, пожалуй, еще более страшно и реалистично.
Под
Люди, живущие в этом подвале, похожем на пещеру, трагические жертвы уродливых и жестоких порядков, при которых человек перестает быть человеком и обречен влачить жалкое существование.
Прошлое героев пьесы неизвестно, но те немногие черты, которые мелькают, прекрасно раскрывают замысел автора. В немногих словах рисуется трагизм судьбы Анны. “Не помню, когда я сыта была, – говорит она. – Над каждым куском хлеба тряслась… Всю жизнь мою дрожала… Мучилась… как бы больше другого не съесть… Всю жизнь в отрепьях ходила… всю мою несчастную жизнь…” Рабочий Клещ говорит о безысходной своей доле: “Работы нет… силы нет…
Вот – правда! Пристанища, пристанища нету! Издыхать надо… Вот правда!”
Обитатели “дна” выброшены из жизни в силу условий, царящих в обществе. Человек предоставлен самому себе. Если он споткнулся, выбился из колеи, ему грозит “дно”, неминуемая нравственная, а нередко и физическая гибель.
Погибает Анна, кончает с собой Актер, да и остальные измотаны, изуродованы жизнью до последней степени.
И даже здесь, в этом страшном мире отверженных, продолжают действовать волчьи законы. Вызывает отвращение фигура содержателя ночлежки Костылева, одного из “хозяев жизни”, который готов даже из своих несчастных и обездоленных постояльцев выжать последнюю копейку. Столь же отвратительна своей безнравственностью и его жена Василиса.
Страшная участь обитателей ночлежки становится особенно очевидной, если сопоставить ее с тем, к чему призван человек. Под темными и угрюмыми сводами ночлежного дома, среди жалких и искалеченных, несчастных и бездомных бродяг звучат торжественным гимном слова о человеке, о его призвании, о его силе и его красоте: “Человек – вот правда! Все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Человек!
Это великолепно! Это звучит гордо!”
Сам писатель чувствовал этот диссонанс и объяснял его тем, что в пьесе должен быть резонер – но героев, которых изобразил Горький, трудно назвать выразителями чьих-либо идей вообще. Поэтому и вкладывает свои мысли Горький в уста Сатина, самого свободолюбивого персонажа.
Гордые слова о том, каким должен быть и каким может быть человек, еще резче оттеняют ту картину действительного положения человека, которую рисует писатель. И этот контраст приобретает особый смысл… Пламенный монолог Сатина о человеке звучит несколько неестественно в атмосфере непроглядной тьмы, особенно после того, как ушел Лука, повесился Актер, посажен в тюрьму Васька Пепел.
В самом названии пьесы уже заложен огромный смысл. Долгое время она была меняла названия – Горький все не мог подобрать точного, наиболее полно отображающего ее суть. Первоначально она называлась “Ночлежка”, затем “Без солнца” и, наконец, было найдено окончательное – “На дне”.
Вот она, горькая мысль, рефреном идущая сквозь все действие – люди, которые попали на дно, уже никогда не поднимутся к свету, к новой жизни.
“Есть – люди, а есть – иные – человеки…”