“ДУБРОВСКИЙ”

А. С. ПУШКИН

ДУБРОВСКИЙ

Том первый

Глава I

“Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русской барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань; дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения.

Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей, он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе. В одном из флигелей его дома жили 16 горничных, занимаясь рукоделиями, свойственными их полу. Окна во флигеле были загорожены деревянною решеткою; двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирила Петровича. Молодые затворницы в положенные часы сходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирила Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место. С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно; но они тщеславились богатством и славою своего господина и в свою очередь позволяли себе многое в отношении к их соседям, надеясь на его сильное покровительство”.

Ближайшим соседом Троекурова был отставной поручик гвардии Андрей Гаврилович Дубровский. В его владении было семьдесят душ. Троекуров уважал Дубровского, несмотря на его смиренное состояние.

Когда-то были они товарищами по службе. И теперь виделись каждый день. Характеры друзей были похожи, ведь родились они в один год, в одном сословии, воспитывались одинаково. Даже судьбы похожи: оба женились по любви, оба скоро овдовели, у обоих оставалось по ребенку. Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича росла при отце.

Троекуров даже подумывал выдать Машу за Владимира. Если тот, конечно, будет подавать надежды.

Но Андрей Гаврилович отвечал, что бедному дворянину лучше жениться на бедной дворяночке, чтобы оставаться главою в доме.

Все окружение удивлялось отношениям надменного Троекурова и бедного его соседа. Ведь Дубровский мог высказать при нем свое мнение, не заботясь о том, понравится ли это Кирилу Петровичу.

Одному завидовал Дубровский – псарне своего соседа. Ведь Андрей Гаврилович был горячим охотником. А состояние его позволяло ему держать только двух гончих и одну свору борзых.

Как-то снова засобирались товарищи на охоту. Но из-за неудачной шутки смотрителя за собаками Дубровский уехал домой, никому ничего не сказав. А шутка была в том, что некоторым помещикам можно было бы поменять свои дома на конурки собак – и то бы сытнее жилось. Андрей Гаврилович принял это на свой счет и обиделся. Кирила Петрович послал вернуть друга. Но Дубровский отказался. “Кирила Петрович, по обыкновению своему разгоряченный наливками, осердился и вторично послал того же слугу сказать Андрею Гавриловичу, что если он тотчас же не приедет ночевать в Покровское, то он, Троекуров, с ним навеки рассорится. Слуга снова поскакал, Кирила Петрович, встав из-за стола, отпустил гостей и отправился спать.

На другой день первый вопрос его был: здесь ли Андрей Гаврилович? Вместо ответа ему подали письмо, сложенное треугольником; Кирила Петрович приказал своему писарю читать его вслух и услышал следующее:

“Государь мой премилостивый,

Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете Вы мне псаря Парамошку с повинною; а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от Ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин. За сим остаюсь покорным ко услугам

Андрей Дубровский”.

Кирила Петрович пришел в бешенство. Он скучал по другу, но “досада его громко изливалась в самых оскорбительных выражениях, которые, благодаря усердию тамошних дворян, доходили до Дубровского исправленные и дополненные”.

А тут еще Дубровский заметил людей Троекурова, которые повадились воровать у него лес. Андрей Гаврилович схватил их, проучил прутьями и отобрал трех лошадей. Узнав об этом, Кирила Петрович хотел со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку и разорить ее дотла. Но немного поостыв, он изменил план.

Тут к Троекурову приехал заседатель Шабашкин. С ним-то и решил договориться Кирила Петрович отобрать имение у соседа “безо всякого права”. А придраться есть к чему: все бумаги по продаже сгорели во время пожара.

“Шабашкин поклонился почти до земли, вышел вон, с того же дни стал хлопотать по замышленному делу, и, благодаря его проворству, ровно через две недели Дубровский получил из города приглашение доставить немедленно надлежащие объяснения насчет его владения сельцом Кистеневкою”.

Андрей Гаврилович очень удивился и написал грубое письмо, в котором утверждал, что имеет все права на владение.

Заседатель Шабашкин из этого письма понял, что Дубровский мало знает толку в делах и слишком горячий и неосмотрительный. А такого не трудно будет поставить в самое невыгодное положение.

Андрей Гаврилович был уверен в своей правоте, поэтому почти не беспокоился. В свою очередь Троекуров был уверен в своей победе, ведь за него хлопотал Шабашкин, подкупая судей.

Вскоре Дубровскому пришло приглашение на выслушивание решения по делу.

Глава II

Когда Андрей Гаврилович явился в присутствие уездного суда, никто не обратил на него внимания. Когда же приехал Кирила Петрович, ему придвинули кресло. Андрей Гаврилович стоя прислонился к стенке.

В уездном суде было определено:

“Как из дела сего видно, что генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у гвардии поручика Андрея Гаврилова сына Дубровского, состоящее в сельце Кистеневке, по нынешней… ревизии всего мужеска пола ** душ, с землею и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному отцу его, провинциальному секретарю, который потом был коллежским асессором, в 17… году из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх сего сей покупщик, Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и за него отказано, и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца его, Дубровского, но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается. Но чтоб сверх сего действительно была по оной доверенности совершена где и когда на означенное спорное имение купчая, со стороны Дубровского никаких ясных доказательств к делу с начала производства, то есть с 18… года, и по сие время не представлено. А потому сей суд и полагает: означенное имение, ** душ, с землею и угодьями, в каком

Ныне положении тое окажется, утвердить по представленной на оное купчей за генерал-аншефа Троекурова; о удалении от распоряжения оным гвардии поручика Дубровского и о надлежащем вводе во владение за него, г. Троекурова, и об отказе за него, как дошедшего ему по наследству, предписать ** земскому суду. А хотя сверх сего генерал-аншеф Троекуров и просит о взыскании с гвардии поручика Дубровского за неправое владение наследственным его имением воспользовавшихся с оного доходов. Но как оное имение, по показанию старожилых людей, было у гг. Дубровских несколько лет в бесспорном владении, и из дела сего не видно, чтоб со стороны г.

Троекурова были какие-либо до сего времени прошения о таковом неправильном владении Дубровскими оного имения, к тому по уложению велено, ежели кто чужую землю засеет или усадьбу загородит, и на того о неправильном завладении станут бити челом, и про то сыщется допрямо, тогда правому отдавать тую землю и с посеянным хлебом, и городьбою, и строением, а посему генерал-аншефу Троекурову в изъявленном на гвардии поручика Дубровского иске отказать, ибо принадлежащее ему имение возвращается в его владение, не изъемля из оного ничего. А что при вводе за него оказаться может все без остатка, предоставя между тем генерал-аншефу Троекурову, буде он имеет о таковой своей претензии какие-либо ясные и законные доказательства, может просить где следует особо.

Каковое решение напред объявить как истцу, равно и ответчику, на законном основании, апелляционным порядком, коих и вызвать в сей суд для выслушания сего решения и подписки удовольствия или неудовольствия чрез полицию”.

Троекурова торжествующе подписал бумагу. А Дубровский “топнул ногою, оттолкнул секретаря с такою силою, что тот упал, и, схватив чернильницу, пустил ею в заседателя”. Это произвело на Кирила Петровича сильное впечатление, он в тот же день отправился в Покровское. Дубровскому стало легче только к вечеру.

Глава III

“Прошло несколько времени, а здоровье бедного Дубровского все еще было плохо”. Он жил в поместье, которое ему почти не принадлежало. “Он забывал свои прежние занятия, редко выходил из своей комнаты и задумывался по целым суткам”.

Нянька Егоровна уведомила обо всем молодого Дубровского, служившего в одном из гвардейских пехотных полков и находящегося в то время в Петербурге.

“Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию; отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости”.

Владимир Андреевич, прочитав письмо, решился ехать к отцу и даже выйти в отставку, если болезненное состояние отца потребует его присутствия.

От кучера Антона Владимир Андреевич узнал о ссоре отца с Троекуровым, о том, что этот барин делает здесь что хочет и намеревается полностью отобрать имение Дубровских…

Проезжая мимо Покровского, Дубровский вспомнил, что именно здесь играл он с маленькой Машей Троекуровой, которая была двумя годами его моложе и тогда уже обещала быть красавицей.

Встретились сын с отцом. “Радость произвела в больном слишком сильное потрясение, он ослабел, ноги под ним подкосились, и он бы упал, если бы сын не поддержал его”.

“Старика отнесли в спальню. Он силился с ним разговаривать, но мысли мешались в его голове, и слова не имели никакой связи. Он замолчал и впал в усыпление. Владимир поражен был его состоянием. Он расположился в его спальне и просил оставить его наедине с отцом”.

Глава IV

“Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного”.

Апелляцию подать так и не успели. Кистеневка принадлежала Троекурову. Но он знал, в каком состоянии находился его противник, старый товарищ его молодости, и победа не радовала его сердце. Он решился помириться с старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив ему его достояние. Кирила Петрович отправился в Кистеневку.

“В это время больной сидел в спальной у окна. Он узнал Кирила Петровича, и ужасное смятение изобразилось на лице его: багровый румянец заступил место обыкновенной бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын его, сидевший тут же за хозяйственными книгами, поднял голову и поражен был его состоянием. Больной указывал пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он торопливо подбирал полы своего халата, собираясь встать с кресел, приподнялся… и вдруг упал. Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и без дыхания, паралич его ударил”.

Владимир просил передать Троекурову, чтобы тот убирался.

Старый Дубровский скончался.

Глава V

Строгого Дубровского похоронили. Долго думал Владимир Андреевич, сидя в роще. А когда вернулся, узнал, что приехал суд: отдают поместье Троекурову.

Люди готовы были стоять насмерть, лишь бы их не отдали новому хозяину. Толпа стала напирать на исполнителей. Бог знает, что бы могло произойти, да только молодой Дубровский вмешался и утихомирил народ. Шабашкин с униженными поклонами стал благодарить Владимира Андреевича за его милостивое заступление.

Глава VI

“Итак, все кончено, – сказал он сам себе; – еще утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты”. И глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил ее облокоченною на перила, в белом утреннем платье с алой розою в волосах. “И портрет этот достанется врагу моего семейства, – подумал Владимир, – он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его псарей, а в ее спальной, в комнате, где умер отец, поселится его приказчик, или поместится его гарем. Нет! нет! пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня”. Владимир стиснул зубы, страшные мысли рождались в уме его”.

Ночью нашел Владимир письма своей матери к отцу. Зачитался. Затем спустился вниз, велел людям подложить под дом сено, в котором оставались Шабашкин со своей шайкой…

“Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла трещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: “Горим, помогите, помогите”.

Глава VII

“На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околотку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты”.

“Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии, останавливали путешественников и почту, приезжали в села, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а не кто другой, предводительствовал отважными злодеями.

Удивлялись одному: поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая; не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях.

Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но наконец принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение…

Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо”.

Глава VIII

Дочери Троекурова было в ту пору 17 лет, и красота ее была в полном цвете. “Отец любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее суровым, а иногда и жестоким обращением. Уверенный в ее привязанности, никогда не мог он добиться ее доверенности. Она привыкла скрывать от него свои чувства и мысли, ибо никогда не могла знать наверно, каким образом будут они приняты. Она не имела подруг и выросла в уединении.

Жены и дочери соседей редко езжали к Кирилу Петровичу, коего обыкновенные разговоры и увеселения требовали товарищества мужчин, а не присутствия дам. Редко наша красавица являлась посреди гостей, пирующих у Кирила Петровича. Огромная библиотека, составленная большею частию из сочинений французских писателей XVIII века, была отдана в ее распоряжение. Отец ее, никогда не читавший ничего, кроме “Совершенной поварихи”, не мог руководствовать ее в выборе книг, и Маша, естественным образом, перерыв сочинения всякого рода, остановилась на романах.

Таким образом совершила она свое воспитание, начатое некогда под руководством мамзель Мими, которой Кирила Петрович оказывал большую доверенность и благосклонность и которую принужден он был наконец выслать тихонько в другое поместив, когда следствия его дружества оказались слишком явными. Мамзель Мими оставила по себе память довольно приятную. Она была добрая девушка, и никогда во зло не употребляла влияния, которое видимо имела над Кирилом Петровичем – в чем отличалась она от других наперсниц, поминутно им сменяемых.

Сам Кирила Петрович, казалось, любил ее более прочих, и черноглазый мальчик, шалун лет девяти, напоминающий полуденные черты m-lle Мими, воспитывался при нем и признан был его сыном, несмотря на то, что множество босых ребятишек, как две капли воды похожих на Кирила Петровича, бегали перед его окнами и считались дворовыми. Кирила Петрович выписал из Москвы для своего маленького Саши француза-учителя, который и прибыл в Покровское во время происшествий, нами теперь описываемых.

Сей учитель понравился Кирилу Петровичу своей приятной наружностию и простым обращением”.

“Маша не обратила никакого внимания на молодого француза, воспитанная в аристократических предрассудках, учитель был для нее род слуги или мастерового, а слуга иль мастеровой не казался ей мужчиною. Она не заметила и впечатления, ею произведенного на m-r Дефоржа, ни его смущения, ни его трепета, ни изменившегося голоса”.

Жизнь потекла своим чередом. Возобновились любимые шутки Троекурова. “Прогладавшегося медведя запрут, бывало, в пустой комнате, привязав его веревкою за кольцо, ввинченное в стену. Веревка была длиною почти во всю комнату, так что один только противуположный угол мог быть безопасным от нападения страшного зверя. Приводили обыкновенно новичка к дверям этой комнаты, нечаянно вталкивали его к медведю, двери запирались, и несчастную жертву оставляли наедине с косматым пустынником.

Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к стене, и видеть, как разъяренный зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился на дыбы, рвался и силился до него дотянуться. Таковы были благородные увеселения русского барина!” Так решил хозяин подшутить и над молодым учителем. Но Дефорж не смутился, увидев разъяренное животное, он вынул из кармана маленькой пистолет, вложил его в ухо голодному зверю и выстрелил. Медведь повалился.

Этот случай произвел огромное впечатление на Марью Кириловну.

“Воображение ее было поражено: она видела мертвого медведя и Дефоржа, спокойно стоящего над ним и спокойно с нею разговаривающего. Она увидела, что храбрость и гордое самолюбие не исключительно принадлежат одному сословию, и с тех пор стала оказывать молодому учителю уважение, которое час от часу становилось внимательнее. Между ими основались некоторые сношения.

Маша имела прекрасный голос и большие музыкальные способности, Дефорж вызвался давать ей уроки. После того читателю уже не трудно догадаться, что Маша в него влюбилась, сама еще в том себе не признаваясь”.

Том второй

Глава IX

“Накануне праздника гости начали съезжаться, иные останавливались в господском доме и во флигелях, другие у приказчика, третьи у священника, четвертые у зажиточных крестьян”. Толпы народа потянулись к церкви. Но обедня не начиналась – ждали Кирила Петровича.

“Началась обедня, домашние певчие пели на крылосе, Кирила Петрович сам подтягивал, молился, не смотря ни направо, ни налево, и с гордым смирением поклонился в землю, когда дьякон громогласно упомянул и о зиждителе храма сего”.

После обедни отправились обедать к Троекурову. Приехал с опозданием и Антон Пафнутьич Спицын, толстый мужчина лет 50, с круглым и рябым лицом, украшенным тройным подбородком. Кирила Петрович заговорил с новым исправником о Дубровском, спрашивал, когда же его, наконец, поймают. Анна Савишна Глобова рассказала, что Дубровский недавно у нее обедал. А случилось вот как…

Она послала приказчика на почту с деньгами для сына Ванюши. Мать отправила ему 2000 рублей. Вечером приказчик вернулся оборванный и сообщил, что его ограбили. Пришлось Анне Савишне написать сыну письмо, объясняющее, почему он остается в этом месяце без гроша.

Через время приехал в ее двор какой-то генерал. Представился сослуживцем покойного мужа Ивана Андреевича. Она рассказала ему о Дубровском, о том, что тот хотел убить ее приказчика. Генерал нахмурился и заподозрил вранье. Послали за приказчиком. А он только увидел генерала, так и остолбенел. Сознался он в том, что солгал. Разбойники не взяли у него ни письма, ни денег. Анна Савишна, конечно, подумала, что перед ней вовсе не генерал, а Дубровский собственной персоной. Хотя она описала его, как человека лет 35. А настоящему Дубровскому должно быть около 23 лет…

Марья Кириловна слушала очень внимательно. Она была пылкой мечтательницей, поэтому видела в разбойнике героя романтичного.

Троекуров решил, что пора ему отправить своих людей, чтобы те прочесали рощу и нашли разбойников.

Глава X

“Около семи часов вечера некоторые гости хотели ехать, но хозяин, развеселенный пуншем, приказал запереть ворота и объявил, что до следующего утра никого со двора не выпустит. Скоро загремела музыка, двери в залу отворились, и бал завязался”. Только около двенадцати хозяин отправился спать.

“Отсутствие Кирила Петровича придало обществу более свободы и живости. Кавалеры осмелились занять место подле дам. Девицы смеялись и перешептывались со своими соседями; дамы громко разговаривали через стол. Мужчины пили, спорили и хохотали, – словом, ужин был чрезвычайно весел и оставил по себе много приятных воспоминаний”.

Только Антон Пафнутьич из-за разговоров о разбойниках очень взволновался. Он боялся оставаться ночевать в чужом доме, ведь на его груди висела кожаная сума со всеми сбережениями. Гость решил выбрать себе надежного товарища. Им стал Дефорж. Француз разрешил гостю переночевать в своем флигеле.

“Странное готовилось ему пробуждение. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то тихонько дергал его за ворот рубашки. Антон Пафнутьич открыл глаза и при бледном свете осеннего утра увидел перед собою Дефоржа: француз в одной руке держал карманный пистолет, а другою отстегивал заветную суму. Антон Пафнутьич обмер.

– Кесь ке се, мусье, кесь ке се, – произнес он трепещущим голосом.

– Тише, молчать, – отвечал учитель чистым русским языком, – молчать или вы пропали. Я Дубровский”.

Глава XI

“Теперь попросим у читателя позволения объяснить последние происшествия повести нашей предыдущими обстоятельствами, кои не успели мы еще рассказать.

На станции** в доме смотрителя, о коем мы уже упомянули, сидел в углу проезжий с видом смиренным и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, т. е. человека, не имеющего голоса на почтовом тракте. Бричка его стояла на дворе, ожидая подмазки. В ней лежал маленький чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния”.

Этот человек оказался французом, собиравшимся ехать к помещику в учителя. Проезжий офицер разговорился с ним и предложил ему “10000 чистыми деньгами с тем, чтоб сей же час отправились обратно в Париж”.

Француз протянул свои бумаги, паспорт и рекомендательное письмо молодому офицеру, взял деньги и уехал в Париж.

“Дубровский, овладев бумагами француза, смело явился, как мы уже видели, к Троекурову и поселился в его доме. Каковы ни были его тайные намерения (мы их узнаем после), но в его поведении не оказалось ничего предосудительного”.

“Все любили молодого учителя, Кирила Петрович – за его смелое проворство на охоте, Марья Кириловна – за неограниченное усердие и робкую внимательность, Саша – за снисходительность к его шалостям, домашние – за доброту и за щедрость, по-видимому несовместную с его состоянием. Сам он, казалось, привязан был ко всему семейству и почитал уже себя членом оного”.

Утром Антон Пафнутьич явился на завтрак очень бледным. Вскоре он отправился домой.

Глава XII

Прошло несколько дней, и не случилось ничего достопримечательного. Марья Кириловна начала себе признаваться в том, что неравнодушна к достоинствам молодого француза. Однажды во время музыкального урока Дубровский передал Марье Кириловне записку. Она пошла в свою комнату и прочла следующее:

“Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья. Мне необходимо с вами говорить”.

Она давно ожидала признания, но все же думала, каким образом примет она его от учителя, который по своему состоянию никогда не сможет быть ей мужем.

Когда стемнело, Марья Кириловна выскользнула в сад. Возле беседки ее уже ожидал Дефорж. Он сказал, что скоро уедет.

“Я не то, что вы предполагаете, – продолжал он, потупя голову, – я не француз Дефорж, я Дубровский”.

Марья Кириловна вскрикнула. А Владимир продолжал говорить о том, что девушка спасла своего отца, что только из-за нее он не учинил над ним “кровавый подвиг”, что он простил. Дубровский должен навсегда покинуть дом Троекурова.

“Тут раздался легкий свист – и Дубровский умолк. Он схватил ее руку и прижал к пылающим устам. Свист повторился.

– Простите, – сказал Дубровский, – меня зовут, минута может погубить меня. – Он отошел, Марья Кириловна стояла неподвижно – Дубровский воротился и снова взял ее руку”.

Мария Кириловна плакала молча. Затем отправилась домой. Там уже все знали, что m-r Дефорж на самом деле Дубровский.

Глава XIII

“Прошло несколько времени без всякого замечательного случая. Но в начале следующего лета произошло много перемен в семейном быту Кирила Петровича”.

В свое поместье возвратился князь Верейский. Князю было около 50 лет, но он казался гораздо старее. Кирила Петрович и князь стали обедать вместе. Марья Кириловна пришлась по душе гостю. Во время прогулки Верейский спросил у Кирила Петровича про погорелое строение. Тот отвечал, что земля теперь его и что прежде принадлежала она Дубровскому. Верейский назвал его “славным разбойником”. А Троекуров рассказал о своем французе-учителе.

Два дня спустя после сего посещения Кирила Петрович отправился с дочерью в гости к князю Верейскому. Ах, как здесь все было красиво и богато! Сели обедать. Марья Кириловна не чувствовала ни малейшего замешательства или принуждения в беседе с человеком, которого видела она только во второй раз отроду.

Глава XIV

Когда Марья Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, кто-то подложил ей письмо и скрылся. В этот же момент ее позвали к отцу. Князь Верейский пришел свататься.

“Князь к ней подошел, взял ее руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша молчала”.

Кирила Петрович ответил за нее.

Маша убежала в слезах в свою комнату. Открыла письмо: “Вечером в 10 час. на прежнем месте”.

Глава XV

Дубровский сказал Маше, что все знает. Он предложил девушке избавить ее от ненавистного человека. Но она запретила. Сказала, что будет умолять отца, и если тот не сжалится, просила Дубровского забрать ее.

Глава XVI

“Сватовство князя Верейского не было уже тайною для соседства. Кирила Петрович принимал поздравления, свадьба готовилась. Маша день ото дня отлагала решительное объявление. Между тем обращение ее со старым женихом было холодно и принужденно. Князь о том не заботился. Он о любви не хлопотал, довольный ее безмолвным согласием”.

Маша написала письмо князю Верейскому. В нем девушка призналась, что не имеет к нему ни малейшей привязанности. Но князь только увидел необходимость ускорить свадьбу и для того счел нужным показать письмо будущему тестю.

“Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать Маше и виду, что он уведомлен о ее письме. Кирила Петрович согласился ей о том не говорить, но решился не тратить времени и назначил быть свадьбе на другой же день”.

Маша стала грозить отцу защитником. Назвала имя Владимира Дубровского. Кирила Петрович подумал, что она сошла с ума, и глядел на нее с изумлением. Затем он запер дочь на замок.

Главное для Маши было “избавиться от ненавистного брака; участь супруги разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготовленным. Она взглянула на кольцо, оставленное ей Дубровским. Пламенно желала она с ним увидеться наедине и еще раз перед решительной минутой долго посоветоваться. Предчувствие сказывало ей, что вечером найдет она Дубровского в саду, близ беседки; она решилась пойти ожидать его там, как только станет смеркаться”. Только выбраться из комнаты ей так и не удалось.

Глава XVII

Утром в окошко ее комнаты маленький Саша бросил камешек. Мальчик спрашивал, не может ли он что-нибудь сделать для сестры. Маша попросила тайно отнести колечко в дупло старого дуба. Саша все сделал. “Окончив дело благополучно, хотел он тот же час донести о том Марье Кириловне, как вдруг рыжий и косой оборванный мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к дубу и запустил руку в дупло.

Саша быстрее белки бросился к нему и зацепился за его обеими руками”.

Садовник Степан помог справиться с рыжим разбойником. Обо всем стало известно Кириле Петровичу. А рыжий мальчишка оказался дворовым человеком господ Дубровских. Кирила Петрович стал подумывать о том, что его дочь на самом деле позвала на помощь Дубровского.

Когда пожаловал исправник, Троекуров сообщил ему, что поймал одного из шайки Дубровского. Кирила Петрович надеялся, что мальчишка наведет на след главаря.

Исправник и Троекуров переговорили наедине, после чего мальчика было решено отпустить.

Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом не оглядываясь через поле в Кистеневку. Он “пробирался овинами и огородами в Кистеневскую рощу. Дошедши до двух сосен, стоящих передовыми стражами рощи, он остановился, оглянулся во все стороны, свистнул свистом пронзительным и отрывисто и стал слушать; легкий и продолжительный свист послышался ему в ответ, кто-то вышел из рощи и приблизился к нему”.

Глава XVIII

А в доме Троекуровых шли приготовления к свадьбе. Когда Марью Кириловну одели, она снова бросилась умолять отца. Но все было напрасно: Маша все же отправилась в церковь. “Там жених уж их ожидал. Он вышел на встречу невесты и был поражен ее бледностию и странным видом. Они вместе вошли в холодную, пустую церковь; за ними заперли двери. Священник вышел из алтаря и тотчас же начал. Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала, но когда священник обратился к ней с обычными вопросами, она содрогнулась и обмерла – но еще медлила, еще ожидала; священник, не дождавшись ее ответа, произнес невозвратимые слова.

Обряд был кончен. Она чувствовала холодный поцелуй немилого супруга, она слышала веселые поздравления присутствующих и все еще не могла поверить, что жизнь ее была навеки окована, что Дубровский не прилетел освободить ее”.

Молодые сели вместе в карету и поехали в Арбатово, туда уже отправился Кирила Петрович, дабы встретить там молодых. Вдруг раздались крики погони, карета остановилась, толпа вооруженных людей окружила ее, и человек в полумаске отворил дверцы.

Князь вынул пистолет и ранил Дубровского в плечо. Затем Верейского выволокли из кареты. Дубровский запретил трогать князя. Он сказал Маше, что она свободна. Но девушка ответила, что согласилась, дала клятву, что князь ее муж.

Дубровский упал на землю, разбойники посадили его верхом и увезли.

Глава XIX

“Посреди дремучего леса на узкой лужайке возвышалось маленькое земляное укрепление, состоящее из вала и рва, за коими находилось несколько шалашей и землянок.

На дворе множество людей, коих по разнообразию одежды и по общему вооружению можно было тотчас признать за разбойников, обедало, сидя без шапок, около братского котла. На валу подле маленькой пушки сидел караульный, поджав под себя ноги; он вставлял заплатку в некоторую часть своей одежды, владея иголкою с искусством, обличающим опытного портного, и поминутно посматривал во все стороны”.

Здесь, в шалаше, лежал раненый Дубровский. Тут Степка прокричал тревогу. Разбойники заняли каждый определенное место. Оказалось, что в лесу рыщут солдаты.

В этой схватке победила шайка Дубровского.

“Последние происшествия обратили уже не на шутку внимание правительства на дерзновенные разбои Дубровского. Собраны были сведения о его местопребывании. Отправлена была рота солдат, дабы взять его мертвого или живого”.

Но пойманные разбойники сказали, что их атаман ушел неизвестно куда. После этого “грозные посещения, пожары и грабежи прекратились. Дороги стали свободны. По другим известиям узнали, что Дубровский скрылся за границу”.

Комментарий. В романе “Дубровский” среди других проблем с большой остротой ставится проблема взаимоотношений крестьян и дворянства.

В основу сюжета произведения положен реальный эпизод из жизни одного белорусского дворянина, о котором рассказал Пушкину его друг П. Нащокин. Время действия романа относится, по-видимому, к началу XIX века.

А. С. Пушкин противопоставляет знатному, богатому и властному помещику-крепостнику Троекурову бедного, но гордого старика Дубровского.

Молодой Дубровский оказывается чужим в помещичьей среде; это бунтарь, но Пушкин не делает его единомышленником крестьян. На бунт Дубровского толкают личные мотивы.

Особенной остроты роман достигает в изображении настроений крестьян. Автор не идеализирует крестьянство. Он показывает, что в среде самих крепостных можно встретить людей, изменивших своему классу.

Феодальные нравы развращали некоторых дворовых, Становившихся холопами своих хозяев.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (2 votes, average: 2.50 out of 5)

“ДУБРОВСКИЙ”