Гаврила Романович Державин вступил в литературу уже немолодым человеком со стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь монументальным восьмистишием, одой “На тленность”. Он написал оду за два дня до кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски. Многие современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не был, Державин не мог стать ручным стихотворцем хотя бы из-за своего горячего нрава. “В правде черт”, – говорил он сам о себе. Характер заставлял
А Державин говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне. В сознании своей правоты он обращался в стихах в Богу, к Высшему Судии. Находясь под судом после тамбовского губернаторства, в оде “Величество Божие” он создает гимн во славу Творца, но не может не воскликнуть: “Но грешных пламя и язык Да истребит десницы строга!”
Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму, “Милость и суд воспою Тебе, Господи”, и под гнетом мучающих его размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.
В переложении из псалма “Доказательство творческого бытия” поэт рисует величественную картину мира:
Небеса вещают Божью славу…
Нощи нощь приносит весть…
Охватывая в воображении как бы сразу все мироздание, бездны и выси, поэт словно стремится взлететь туда, где можно дышать полно, не боясь ледяного и разреженного воздуха. Но это удавалось ему далеко не всегда. А если удавалось, то оттого, что ногами он всегда крепко стоял на земле.
Его чеканное “я червь – я Бог” было и метафорой, рисующей образ самого поэта. Ведь о том же позднее говорит и А. С. Пушкин, являя поэта, погруженного в “заботы суетного света”, но с душой, готовой встрепенуться, как “пробудившийся орел”.
Державин искренне полагал, что поэт призван изобразить человеческую душу, словно художник-акварелист, не отрывающий от листа бумаги кисть, пока рисунок не закончен. Это удалось ему в оде “Бессмертие души”:
Как червь, оставя паутину
И в бабочке взяв новый вид,
В лазурну воздуха равнину
На крыльях блещущих летит,
В прекрасном веселясь убранстве,
С цветов садится на цветы:
Так и душа небес в пространстве
Не будешь ли бессмертна ты?
Определив в “Доказательстве Творческого бытия” гармонию мироздания как главный аргумент Божьего присутствия в мире, Державин живописует его картины с лирическим удивлением перед Творением, перед грозной и прекрасной его тайной, а не просто как созерцатель:
В тяжелой колеснице грома
Гроза, на тьме воздушных крыл,
Как страшная гора несома,
Жмет воздух под собой, – и пыль
И понт кипят, летят волнами,
Древа вверьх вержутся корнями,
Ревут брега и воет лес…
Одой “Бог” он начинает свое собрание сочинений. Державин всегда отмечал первостепенность для стихотворца религиозной поэзии.
У самого Державина Бог – это песнь, и восхищенное любование перед Создателем и созданием, и своеобразный лирический символ веры. Осмыслив изложенные моменты из творческого поэтического наследия Г. Р. Державина, можно утверждать, что назначение поэта он видел прежде всего в посредничестве его между Создателем и людьми. Державинские представления о поэзии и поэте воплотил в своем творчестве великий Пушкин, явление которого само по себе подчеркнуло правоту державинского гения.
В завершение хочу вновь вернуться к оде “На тленность”, которой Г. Р. Державин закончил свой творческий и жизненный путь. Ее текст на грифельной доске, написанный рукой поэта за два дня до смерти, постепенно тускнел и осыпался, подтверждая свойства “реки времени”. Но звуки его лиры еще слышны, вера в слово крепка, и по-прежнему величественно, красноречиво и прекрасно говорит нам о бессмертии души, об истине и Боге “старик Державин”.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)Державин о назначении поэта