Чуковский К. И

МАСТЕРСТВО НЕКРАСОВА

Выше было сказано о группе исследователей, которые утверждали, будто Некрасов пользовался каждой возможностью, чтобы противопоставлять свое творчество пушкинскому. Эго у них называлось “полемикой Некрасова с Пушкиным”, причем в своих статьях они обильно цитировали такие произведения Некрасова, которые на поверхностный взгляд можно было и в самом деле считать антипушкинскими. Но только на поверхностный взгляд. Стоит внимательно

Вглядеться в каждый из этих якобы “антипушкинских” текстов Некрасова,

и станет ясно, что все они вместе и каждый в отдельности еще сильнее подчеркивают его связь со своим великим предшественником и в то же время свидетельствуют о его самобытности.

Впервые эта полемика наметилась с достаточной ясностью в некрасовском стихотворении “Муза” (1851 г.)- <“.>

Второй случай полемики с Пушкиным в знаменитом диалоге Некрасова “Поэт и Гражданин”, где многие строки явно перекликаются с пушкинским стихотворением “Поэт и толпа” (“Чернь”).

Диалог был написан в 1855-1856 годах, во время самых шумных кривотолков, вызванных новым изданием Пушкина, и появился в виде предисловия к стихам, вошедшим в первую книгу Некрасова.

Хотя целью “Поэта и гражданина” является опровержение реакционных лозунгов эстетической критики, ценившей в Пушкине превыше всего “сладкозвучие”, Некрасов с самого начала подчеркивает, что оба спорящих, и гражданин и поэт, равно восхищаются красотой и музыкальностью поэзии Пушкина, ее непревзойденными звуками. Поэт восклицает с восторгом:

Неподражаемые звуки!..

И Гражданин вполне соглашается с ним:

Да, звуки чудные… ура!

И я восторг твой разделяю.

Главным козырем реакционных эстетов в их борьбе с демократическим пониманием Пушкина были строки из стихотворения “Поэт и толпа”:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Все статьи либеральных и консервативных журналистов, вызванные анненковским изданием 1855 г., ставили эти стихи в основу своего истолкования Пушкина, сводя к ним сущность его многообразного гения.

Некрасов понимал, что творческим подвигом всей своей жизни сам Пушкин опроверг декларацию о мнимой отрешенности людей искусства от “житейского волнения” и “битв”.

Некрасов восстает против тех, кто пытается использовать стихотворение Пушкина для оправдания антиобщественной и безыдейной поэзии. Он напоминает что наступила грозовая эпоха:

Гроза шумит…

… гром ударил; буря стонет

И снасти рвет, –

И что в такую эпоху “сладкие звуки”, выдвигаемые в качестве самоцели, являются сугубым преступлением. Слагатели “сладких звуков” вызывают в нем такое же чувство, как воры, казнокрады и взяточники. В гневе он ставит современных ему “сладких певцов” на одну доску с мошенниками:

Одни – стяжатели и воры,

Другие – сладкие певцы.

В противовес пушкинской строфе о назначении поэта Некрасов от лица демократии выдвигает призыв:

Будь гражданин! служа искусству,

Для блага ближнего живи,

Свой гений подчиняя чувству

Всеобнимающей Любви.

Показательно, что, обличая ненавистных ему адептов “чистой” поэзии, Некрасов к самому Пушкину относится с неизменным восторгом и трижды в этих стихах именует его солнцем поэзии.

Присущее Некрасову живое чувство исторических эпох сказалось и в “Поэте и гражданине”. Стихи Пушкина, бесспорно, прекрасны, говорит он в этом диалоге, но нынче другая эпоха:

Ты знаешь сам,

Какое время наступило, –

Время ураганов и гроз: “не время песни распевать” Было бы противоестественно, если бы новая грозная эпоха не потребовала качественно новой поэзии. Пусть эта новая поэзия, по сравнению с пушкинской, будет “чужда красоте”. Гражданин (то есть типичный человек шестидесятых годов) все же, по утверждению Некрасова, принимает ее к сердцу ближе, чем чьи бы то ни было другие стихи:

Но, признаюсь, твои стихи

Живее к сердцу принимаю.

Здесь опять-таки не столько полемика с Пушкиным, сколько противопоставление дворянской эпохи разночинским шестидесятым годам.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (2 votes, average: 3.50 out of 5)

Чуковский К. И