Неотвратимость возмездия. Пожалуй, это главное в блоковском восприятии революции. Слишком долго в стране царили унижение, и “грязь, и мрак, и нищета”. Слишком долго правили “сытые”.
Капитализм воспринимался Блоком как нечто чуждое, дьявольское, демоническое. Бесправные, замученные непосильным трудом работяги, согнутые спины – это жизнь. Но желтые, как глаза ночного зверя, окна, этот “недвижный кто-то, черный кто-то”, который то считает народ, то нехорошо смеется – кто он? Это описание фабрики в одноименном стихотворении.
…Недвижный
Людей считает в тишине.
Я слышу все с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули,
И в желтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
И на фоне нищеты крестьян и рабочих – убогость существования тех, кому по воле судьбы досталась более благополучная жизнь. И что же – “они скучали, и не жили”, эта благополучная жизнь была абсолютно пуста и никчемна, чинные обеды, какие-то старухи. И – возмущение оттого, что “встревожен их прогнивший хлев”. “Шипят пергаментные речи, с трудом шевелятся мозги”… На пороге революция 1905 года. И жгут им слух мольбы о хлебе и красный смех чужих знамен! Старый мир доживает последние дни. Бог с ним, пусть доживает, но “чистым детям неприлично их старой скуке подражать”.
Революция – первая, провальная – оказывается трагической и кровавой. Гибнут невинные люди.
Шли на приступ. Прямо в грудь Штык наточенный направлен. Кто-то крикнул: “Будь прославлен!” Кто-то шепчет: “Не забудь!”
Рядом пал, всплеснув руками,
И над ним сомкнулась рать.
Кто-то бьется под ногами,
Кто – не время вспоминать.
Только в памяти веселой
Где-то вспыхнула свеча.
И прошли, толпой тяжелой
Тело теплое топча…
Но тогда все заслоняет романтика:
Что же! Громче будет скрежет,
Слаще боль и ярче смерть!
Не жаль такой жизни – полной бессмысленной, отупляющей работы. Не жаль и такого прошлого с его мертвящей скукой и пошлостью, с его удушающей несправедливостью. Хочется перемен, о революции грезится, как о грозе – что грянет, очистит, освежит. Да и сколько народу терпеть?
В голодной и больной неволе
И день не в день, и год не в год.
Когда же заколосится поле,
Вздохнет обиженный народ?
Неотвратимость революции понимали практически все. Но вот – грянула. И что же? Террор, разруха, первобытная дикость.
Блок так объяснял происходящее в стране: “Почему дырявят древний собор? – Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа”.
Он писал о том, что к революции примазались “сотни жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки”. Он еще не знал, как много будет этих примазавшихся, и сколько власти они приберут к рукам…
Пока интеллигенция оплакивает утерянную Россию, Блок пишет “Двенадцать”. И старый мир в поэме, “поджавший хвост”, – это глупая старушка-курица, буржуй, “как пес голодный”, писатель, витийствующий о гибели, брюхастый поп, барынька в каракуле… И – все. Нет, он не идеализирует пришедших на смену. Все эти петьки и андрюхи с их “грустной злобой”, кипящей в груди, с бессмысленным убийством, в поисках “незримого врага”, “ко всему готовы, ничего не жаль” – все это далеко от совершенства. Но с ними – Иисус Христос. Ибо с кем и быть Ему, если не с униженными, лишенными любви, тепла, – не с сильными же мира сего!
Когда-то Блок потерял горячо любимую жену – потому что не видел, не замечал живого человека за придуманным образом. Теперь он так же идеализирует революцию, не в силах поверить в неправильность выбранного Россией пути.
Он умер очень рано, в 1921 году. Это, возможно, спасло его от более горькой судьбы – погибнуть от рук тех, кого славил, во имя идеи пренебрегая такими “мелкими” трагедиями, как искалеченные судьбы, казни…
(2 votes, average: 4.50 out of 5)“ЧЕРНАЯ ЗЛОБА, СВЯТАЯ ЗЛОБА” (А. Блок и революция)