Божественный глагол: Пушкин, прочитанный в России и во Франции

Последняя, вышедшая при жизни автора книга, стала плодом его исследований за последние сорок лет.

В течение десятилетий в советском литературоведении не было популярным исследование европейских литературных влияний на творчество Пушкина. В исследовании проблематики “Французская поэзия в творчестве Пушкина” Е. Г. Эткинд считает себя последователем Г. А. Гуковского. По признанию автора, его интересовала тема “Языковой оптимизм Пушкина”, в чем он также мыслил себя продолжателем Г. А. Гуковского, в частности его книги “Пушкин

и его романтики” . Поэтика стиха чрезвычайно привлекала автора, в его интерпретации стих тесно связан с поэтикой композиции.

В этом автор продолжает исследования В. М. Жирмунского.

Книга состоит из девяти разделов. В первом разделе “Слово, стих, строфа” рассматривается проблематика языкового оптимизма. Пушкин отличался от своих учителей и последователей в понимании возможностей поэтического языка. “Первым учителем Пушкина был Жуковский, первым учеником – Лермонтов, первым современником во Франции – Ламартин. Каждый из них утверждал бессилие слова для выражения душевных состояний” . Позиция Пушкина совершенно иная.

Эткинд пишет: “В том, что слова способны выразить все, что поэт захочет, у Пушкина сомнений не бывает никогда” . В этом суть языкового оптимизма поэта.

Автор исследует особенности русского стихосложения и соотносит пушкинскую строфику с архитектурой Петербурга. Петербург, любимый поэтический объект Пушкина, “увиден с разных сторон; он многообразен и многолик: прекрасен и дурен, человеколюбив и бесчеловечен, естествен и фальшив” . В описании северной столицы Пушкин переходит от общего плана целого города к “сверхкрупному плану” . Описание Петербурга весьма разнообразное по метрико-синтаксической композиции и в содержательном плане объединено пушкинским пониманием стройности.

Второй раздел “Французская поэзия в творчестве Пушкина” посвящен нескольким, важным для творчества поэта именам: Парни, А. Шенье, Ламартину.

Эварист Парни во многом опередил свой век. Он – “первый поэт XVIII века, стихи которого были не абстрактно-обобщенным безличным набором традиционно-элегических формул, но непосредственно-лирическим выражением чувств единственной в своих переживаниях человеческой личности” .

Известно, что трагическая судьба Андре Шенье, гильотинированного в 1794 г., не оставила Пушкина равнодушным, как и его стихи, изданные только в 1819 г. Однако Пушкин знал некоторые его стихотворения и раньше и увлекался его творчеством еще в Лицее, а по утверждению Б. В. Томашевского, к 1825 г. Шенье – его любимый поэт. Элегия “Андрей Шенье” отразила пушкинское понимание революции и “ее превращение из режима Свободы и Братства в кровавую тиранию” . Среди пушкинских переводов из Шенье – “Ты вянешь и молчишь…”, “Близ мест, где царствует Венеция златая… “, “Покров, упитанный язвительною кровью… “.

Общепринятое мнение видит в Ламартине пушкинского антипода. Его поэзия Пушкина не привлекала, а личность даже раздражала. Между тем плодом этого отталкивания явился ряд пушкинских стихотворений: “Надеждой сладостной младенчески дыша” , “К морю” , “Осень” .

Название третьего раздела – “Из наблюдений стиховеда и популяризатора”. В этом разделе анализируются содержательность метрики, функционирование поэтического слова и особенности пушкинской рифмы.

Четвертый, самый большой раздел монографии, “Композиционное искусство”, посвящен анализу конкретных стихотворений, среди которых, в частности, “Демон”, “К морю”, “Сожженное письмо”, К***, “Бесы”, “Пора, мой друг, пора.. . “.

Отталкиваясь от пушкинских слов “Соразмерность, соответственность свойственна уму человеческому”, Эткинд анализирует композиционные приемы Пушкина, в которых симметрии принадлежит главное организующее начало. “Симметризм Пушкина” являет его приверженность эстетическим принципам классицизма. Опираясь на понятие симметрии, Эткинд обосновывает метод анализа композиции стихотворения: “в основе симметрических структур лежит соотношение элементов, которые постоянно меняются, не распадаясь на форму и содержание” . Доминанта композиции может меняться и быть образно-семантической, идейно-лексической или иной. Поддаются описанию также нарушения симметрических композиций.

В пятом разделе “Свобода и Закон” автор интерпретирует пушкинское понимание основополагающих для русской поэзии XIX века концептов, раздел посвящен важным вопросам мировоззрения Пушкина. Автор анализирует пушкинских героев: Бориса, Лжедмитрия и Пугачева.

Шестой раздел “Мне бой знаком” отдан автором, в частности, пушкинской эпиграмме.

В седьмом разделе “Рецепция Пушкина” рассмотрены поэма “Медный всадник” и история интерпретаций романа “Евгений Онегин”.

“В течение семи десятилетий понимание Пушкина пережило несколько существенных трансформаций – в зависимости от того, какой исследовательский метод господствовал в тот или иной момент” . В 20-е гг. доминировало прямолинейно-социологическое толкование, в 30-егг. – диалектико-исторический метод. В 40-е гг. творчество Пушкина было привлечено для “патриотической, примитивно-националистической пропаганды” , которая в военное время приобрела почти плакатный характер. Естественно, что перипетии отечественной истории, в особенности борьба с космополитизмом в послевоенный период, отразились на изучении Пушкина.

Одним из благотворных последствий 20 съезда КПСС стала публикация книги Г. А. Гуковского “Пушкин и проблемы реалистического стиля”. Кризис диалектического историзма привел к смене исследовательских парадигм. Работы исследователей 70-х гг. “часто идут мимо истории” . “В прямой или косвенной форме они изучают структуру произведения, намеренно игнорируя ее корни и эволюцию” . С одной стороны, это привело к увлечению синхронно-структуральными исследованиями, а с другой, к накоплению архивных материалов. Отход “от гегельянского историзма” привел к появлению “литературоведческих сочинений, проникнутых мистицизмом чаще всего христианского, православного толка” .

Раздел “В кругу европейцев” помещен в книге восьмым и посвящен пушкинским переводам из Парни, А. Шенье, “Песен Западных славян”, а также балладам “Русалка” и “Рыбак”, в исполнении великой поэтической триады Гете – Жуковского – Пушкина.

Наконец в последнем разделе монографии “Французский Пушкин” автор дает обзор переводов произведений Пушкина на французский язык. Часто поэтические переводы – это череда утрат. История переводов Пушкина открывается именем Эмиля Дюпре де Сен-Мора, переведшего и опубликовавшего в 1823 г. “Руслана и Людмилу”. Брат польского композитора Ж. – М. Шопен в 1824 г. обратился к “Бахчисарайскому фонтану”. Среди переводчиков Пушкина на французский язык были и русские поэты Каролина Павлова и Элим Мещерский.

П. Мериме перевел “Пиковую даму”, но, к сожалению, прозой перелагал пушкинские стихи. Одна из замечательных переводчиц пушкинских произведений на французский язык – М. Цветаева. Блестящим признают перевод Луи Арагона “Гимна в честь чумы”.

Систематизировав французский переводческий опыт, Е. Г. Эткинд выработал принципы перевода, которые были применены в изданном собрании сочинений Пушкина: переводить стихи стихами, воспроизводить строфу оригинала, находить ритмические аналоги по-французски, “уважать историческое и национальное своеобразие стилей и стилизованных форм” . Среди последних по времени очень хороших переводов Пушкина на французский язык Эткинд отмечает четыре: “Евгений Онегин” и “Маленькие трагедии” А. Марковича.