Михаил Булгаков писал свою главную книгу “Мастер и Маргарита” в общей сложности более 10 лет. Одновременно с написанием романа шла работа над пьесами, инсценировками, либретто, но этот роман был книгой, с которой он не в силах был расстаться, – роман-судьба, роман-завещание.
Роман вобрал в себя почти весь опыт Булгакова, накопленный в процессе творчества. В него вошли мотивы, знакомые по прежним произведениям. Это и московский быт, запечатленный в очерках “Накануне”, и сатирическая мистика, опробованная в повестях 20-х годов, и
О романе Булгакова исследователями разных стран написано очень много и еще, наверное, немало будет написано. Среди трактовавших книгу есть и такие, что склонны были читать ее как зашифрованный политический трактат: в фигуре Воланда пытались угадать Сталина и даже его свиту расписывали по конкретным политическим ролям – в Азазелло, Коровьеве пытались угадать Троцкого, Зиновьева и т. п.
Трудно представить себе что-либо более плоское, одномерное, далекое от природы искусства, чем такая трактовка булгаковского романа.
Другие истолкователи романа увидели в нем апологию дьявола, любование мрачной силой, какое-то особое, едва ли не болезненное пристрастие автора к темным стихиям бытия. При этом они досадовали на его нетвердость в догматах православия, позволившую ему сочинить сомнительное “Евангелие от Воланда”.
Критики, вполне атеистически настроенные, упрекали писателя в “черной романтике” поражения, капитуляции перед миром зла. В самом деле, Булгаков называл себя “мистическим писателем”, но мистика эта не помрачает рассудок и не запугивает читателя.
Воланд и его свита совершают в романе небезобидные и часто мстительные чудеса,
Как сказочные волшебники. Они, в сущности, обладают шапкой-невидимкой, ковром-самолетом и мечом-кладенцом, мечом карающим. Одной из главных мишеней очистительной работы Воланда становится самодовольство рассудка, в особенности рассудка атеистического, сметающего с пути заодно с верой в Бога всю область загадочного и таинственного.
Отдаваясь вольной фантазии, с наслаждением расписывая фокусы, шутки и перелеты Азазелло, Коровьева и кота, любуясь мрачным могуществом Воланда, автор посмеивается над уверенностью, что все формы жизни можно вычислить и спланировать, а устроить процветание и счастье людей ничего не стоит – довольно только захотеть.
Сохраняя доверие к идее Великой Эволюции, Булгаков сомневается в возможности штурмом обеспечить равномерный и однонаправленный прогресс. Его мистика обнажает трещину в рационализме. Он осмеивает самодовольную крикливость рассудка, уверенного в том, что, освободившись от суеверий, он создаст точный чертеж будущего, рациональное устройство всех человеческих отношений и гармонию в душе самого человека.
Здравомыслящие литературные сановники вроде Берлиоза, давно расставшись с верой в Бога, не верят даже в то, что им способен помешать, поставить подножку его величество случай. Несчастный Берлиоз, точно знавший, что будет делать вечером на заседании МАССОЛИТа, всего через несколько минут гибнет под колесами трамвая.
Так и Понтий Пилат в “евангельских главах” романа кажется себе и людям человеком могущественным. Но проницательность Иешуа поражает прокуратора не меньше, чем собеседников Воланда странные речи иностранца на скамейке у Патриарших прудов.
Самодовольство римского наместника, его земное право распоряжаться жизнью и смертью других людей, впервые поставлено под сомнение. Пилат решает судьбу Иешуа. Но по существу Иешуа – свободен, а он, Пилат, отныне пленник, заложник собственной совести. И этот двухтысячелетний плен – наказание временному и мнимому могуществу.
В противоположность калейдоскопу мистики и чудес сцена действия – как современная Москва, так и древний Ершалаим – абсолютно реалистична. В утреннем и предвечернем освещении очертания людей и предметов точны и четки, будто смотришь на них сквозь идеально прозрачное стекло.
Поощряемый недоверием собеседников на скамейке, Воланд начинает рассказ, как очевидец того, что случилось две тысячи лет назад в Ершалаиме. Кому, как не ему, знать все: это он незримо стоял за плечом Пилата, когда тот решал судьбу Иешуа. Но рассказ Воланда продолжается уже как сновидение Ивана Бездомного на больничной койке. А дальше эстафета передается Маргарите, читающей по спасенным тетрадям фрагменты романа Мастера о смерти Иуды и погребении.
Три точки зрения, а картина одна, хоть и запечатленная разными повествователями, но именно оттого трехмерная по объему. В этом как бы залог неоспоримой достоверности случившегося.
Один из ярких парадоксов романа заключается в том, что, изрядно набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа как бы тем самым утверждению нравственных тысячелетних заповедей.
Булгаковская Маргарита в зеркально перевернутом виде варьирует историю Фауста. Фауст продавал душу дьяволу ради страсти к познанию и предавал любовь Маргариты. В романе Маргарита готова на сделку с Во-ландом и становится ведьмой из любви к Мастеру.
Мысль о преображении, перевоплощении всегда волновала Булгакова. На низшей ступени – это преображение внешнее. Но способность к смене облика на более высоком уровне замысла перерастает в идею внутреннего преображения.
В романе путь душевного обновления проходит Иван Бездомный и в результате заодно с прошлой биографией теряет свое искусственное и временное имя. Только недавно в споре с сомнительным иностранцем Бездомный, вторя Берлиозу, осмеивал возможность существования Христа, и вот уже он, в бесплодной погоне за воландовой шайкой, оказывается на берегу Москвы-реки и как бы совершает крещение в ее купели. С бумажной иконкой, приколотой на груди, и в нижнем белье является он в ресторан МАССОЛИТа, подобие вавилонского вертепа с буйством плоти, игрой тщеславия и яростным весельем.
В новом облике Иван выглядит сумасшедшим, но в действительности это путь к выздоровлению, потому что, лишь попав в клинику Стравинского, герой понимает, что писать скверные антирелигиозные агитки – грех перед истиной и поэзией.
Берлиоз за его неверие в чудеса лишился головы, а Иван, повредившись головой, потеряв рассудок, как бы прозревает духовно.
Притягивает к себе загадка слов, определивших посмертную судьбу Мастера: “Он не заслужил света, он заслужил покой”. Выбирая посмертную судьбу Мастеру, Булгаков выбирал судьбу себе. За недоступностью для Мастера райского “света” (“не заслужил”), решение его загробных дел поручено Воланду.
Но сатана распоряжается адом, а там, как известно, покоя не жди. О бессмертии, как о долговечной сохранности души, “убегающей тленья”, в творении искусства, как о перенесении себя в чью-то душу с возможностью стать ее частицей, думал Булгаков, сочиняя свою главную книгу.
БОРЬБА ДОБРА И ЗЛА (по роману М. Булгакова “Мастер и Маргарита”)