Русская литература 2-й половины XIX века
“Без страстей и противоречий нет жизни…” (В. Г. Белинский). (По роману И. С. Тургенева “Отцы и дети”)
Факт противостояния в романе И. С. Тургенева “Отцы и дети” нигилиста Евгения Базарова аристократу Павлу Петровичу Кирсанову очевиден даже самому неискушенному читателю. Гораздо более сложным оказывается вопрос о том, на чьей стороне оказывается в этом противостоянии автор, чья позиция ему ближе.
Прямых указаний на это в тексте не слишком много, и тем не менее сложилось
Оказавшись во власти чувства и не имея возможности ему противостоять, Базаров и внешне подчиняется сложившемуся этикету. Надо полагать, что в этом столь незначительном в контексте романа эпизоде авторскую иронию вызывает тщетность стремления поставить разум выше чувства, стремления одним усилием воли противостоять игре страстей. Отцы и дети оценивают жизнь по-разному, но человеческая природа у них одна (не этим ли объясняется соединительный союз “и” в заглавии романа?).
Если наши размышления о торжестве человеческой природы, изменить которую вряд ли возможно, над идеологической попыткой “самовоспитания”, над почти героической и утопической попыткой сделать себя другим, нежели отцы и деды, верны, то в романе должны быть и другие указания на безуспешность этой попытки.
В разговоре с Аркадием Павел Петрович высказывает недоверие к стремлению “не принимать ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип”, о чем говорит ему племянник, характеризуя нигилистическое отношение к жизни. Стареющий аристократ абсолютно уверен, что “без принсипов, принятых… на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя”. Потому-то и задается риторическим вопросом, обращенным скорее к Базарову, чем к Аркадию: “Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве…”. Заметим, что и в этой оппозиции высвечивается противопоставление веры и безверия, которое Тургенев пытается разрешить в своем романе.
Далее мы видим, как по саду, “шагая через клумбы”, которые являются характерным признаком дворянской усадебной культуры, идет Базаров и несет в небольшом мешке лягушек, по его же словам, “для опытов”. Так, еще до первого столкновения между героями-антагонистами читателю становится ясно, что одним из пунктов разногласий будет определение критерия истинности: для Павла Петровича – это “принсип”, принятый на веру, для Базарова – это опыт. Неудачная попытка скомпрометировать своего идейного противника плоской шуткой – “В принсипы не верит, а в лягушек верит” – не вызывает сочувствия у Николая Петровича и Аркадия, и Павел Петрович переводит разговор на другую тему, чтобы скрыть свою неловкость и бестактность, что психологически оправдано. Вот именно на этой реплике хотелось бы остановиться поподробнее. Тургенев пишет: “Сам Павел Петрович почувствовал, что сострил неудачно, и заговорил о хозяйстве и о новом управляющем, который накануне приходил к нему жаловаться, что работник Фома “либоширничает” и от рук отбился. “Таков уж он Езоп, – сказал он между прочим, – всюду протестовал себя дурным человеком; поживет и с глупостью и отойдет””. По сути дела – это и не реплика Кирсанова, а всего лишь вольный и более или менее подробный пересказ слов безымянного управляющего о совсем неизвестном читателю работнике. Нельзя не заметить в этих словах некого намека, который подтверждает упоминание имени греческого баснописца Эзопа.
Имя Фома мгновенно вызывает ассоциацию “неверующий”, ассоциацию с одним из апостолов Иисуса Христа, который отказался признать его воскресшим до тех пор, пока не удостоверится в этом опытным путем, что и описано в евангелии от Иоанна. Этот евангельский эпизод поневоле связывается с Базаровым, во-первых, потому, что тот также поставил опыт выше веры, а во-вторых, потому, что упомянутый в романе Фома – работник, а работник – базаровское определение человека вообще и его роли в мире: “Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”.
Если принять во внимание эту соотнесенность евангельского Фомы и “неверующего Фомы” – Базарова, то в словах управляющего, процитированных Павлом Петровичем, можно усмотреть некую “программу судьбы” Базарова: он тоже “либоширничает” (просторечное “дебоширит”), ниспровергая казавшиеся незыблемыми истины и принципы. Он с самого начала “протестовал себя дурным человеком”, что видно уже по тому, как он не пожелал сразу протянуть руку Николаю Петровичу при знакомстве, как пренебрег правилами вежливости и не явился к утреннему чаю, как того требовали приличия, как, наконец, прошелся у всех на глазах по выше упомянутой клумбе. Отметим, что в комментарии к роману П. Г. Пустовойта слово “протестовал” трактуется, как “зарекомендовал”, хотя Тургенев сохраняет за ним и буквальный смысл – “бунтовать”. Из этого неизбежно следует, что Базаров обречен (“поживет и с глупостью отойдет”), его смерть предрешена его собственной жизненной и философской практикой.
Таким образом, можно отметить, что страсти в душе Базарова и его противоречивое отношение к миру составляют его жизнь, которая, конечно, несколько утрированно изображена автором, но передает смысл духовных метаний любого мыслящего человека с пытливым умом.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)“Без страстей и противоречий нет жизни…” (В. Г. Белинский). (По роману И. С. Тургенева “Отцы и дети”)